Пианистка - Татьяна Александровна Бочарова

Она красилась с особой тщательностью, будто хотела изменить свое лицо до неузнаваемости: долго рисовала контурную линию вокруг глаз, клала тон на скулы и подбородок, орудовала тенями, помадой. Это занятие слегка расслабило ее, отвлекло от мрачных мыслей, непонятного страха перед грядущим концертом.

В двадцать минут Карина не уложилась, спустилась в половине шестого. Олег был тут как тут. Взгляд скользнул по Карине, на секунду задержался на ее лице, но лишь на секунду.

– Я опоздала, – мягко проговорила она, – прости.

– Ничего, успеем.

До филармонии было рукой подать. Чем ближе они подходили к концертному залу, тем тревожней становилось у Карины на душе. Наконец она не выдержала и остановилась.

– Ты чего? – Олег замедлил шаг, вопросительно поднял брови.

– Я… боюсь.

– С какой радости? – Он небрежно пожал плечами.

– Не знаю. Утром все было так отвратительно…

– Сама виновата, – жестко произнес он. – Хочешь страдать, страдай на здоровье, только публика в чем виновата? Они платили деньги, чтобы услышать нормальную, профессиональную игру, им плевать, что исполнительница утром встретилась с какой-то гадалкой и повредила себе крышу. – Олег резко развернулся и зашагал вперед, давая понять, что все сказал.

Странно, несмотря на его откровенно грубый тон и обидные слова, Карине вдруг стало немного легче. Она догнала Олега, и они вместе вошли в здание филармонии.

Переодевшись в уютной артистической, Карина и вовсе успокоилась. Руки стали теплыми, голова заработала четко и ясно.

Она даже разыгрываться не стала. Стояла за кулисами и слушала выступление оркестра. Когда он закончил, дождалась, пока объявят их с Олегом номер, и вышла на сцену.

Все получилось не хуже, чем обычно. Шуберт звучал ярко и наполненно, зал благодарно аплодировал, и Карина с облегчением поняла, что ее внутреннее состояние никак не отразилось на игре. Программа была настолько крепко сделана и отточена, что сработало мастерство, заменив утраченное вдохновение. Покинув сцену, Карина почувствовала бешеную усталость. Ей хотелось одного – спать. Огромное нервное напряжение прошедшего дня сказывалось ломотой в каждом суставе и головокружением.

Она с трудом оделась, не дожидаясь Олега, вышла на улицу, остановила какую-то машину, и та за двадцатку довезла ее до самых дверей гостиницы.

34

Эту ночь Карина провела одна в своем номере. Едва добравшись до постели, она провалилась в тяжелый свинцовый сон без сновидений.

Разбудил ее ранний рассвет – окна номера выходили на восток. Карина открыла глаза, и первой ее мыслью стало, что Олег вчера так и не пришел.

Она рывком вскочила с постели. Теперь, когда концерт и связанные с ним волнения были позади, ею овладела смертельная обида на Олега за весь вчерашний день, за его черствость, равнодушие, эгоизм.

Он же не мог не видеть, в каком она состоянии, и ему ничего не стоило быть помягче, поучастливее!

Карина оделась, умылась и поглядела на себя в зеркало. Вид был еще хуже вчерашнего: в лице ни кровинки, веки припухли, губы пересохли и потрескались. Она взялась было за косметичку, но передумала и махнула рукой: пусть все остается как есть. Раз Олегу наплевать на нее, то нечего перед ним марафет наводить, перебьется.

День отъезда был полностью свободным. Концерты закончились, и музыканты были предоставлены сами себе до самого вечера, когда уходил поезд на Москву.

Карина спустилась в буфет, позавтракала, как и накануне, безо всякого аппетита, заглянула от нечего делать в номер к певицам, поболтала с ними о всякой ерунде.

Олег сидел в холле и играл в шахматы с фаготистом, Васей Ильиным. Карина несколько раз прошла мимо него, но ни разу не задержалась, только кивнула. Он ответил ей тем же.

Если бы ее спросили, в чем причина их ссоры, она не смогла бы дать мало-мальски вразумительный ответ. И ссоры-то как таковой не было, просто Карина рассказала Олегу про Русудан, он попытался успокоить ее, и почему-то наступило странное отчуждение в их отношениях, грозившее перерасти в полный разрыв.

Карина не могла заставить себя сделать первый шаг к примирению. Со вчерашнего дня она невольно стала смотреть на Олега глазами Русудан и видеть таким, как та его описала: жестоким, самонадеянным и самовлюбленным.

Осознавать это было больно и горько.

День тянулся нестерпимо долго. Карина хотела было снова побродить по городу, но почувствовала себя совершенно обессиленной, выжатой, как лимон, и осталась в гостинице.

Часам к четырем пришла Саша, уже попрощавшаяся с родными. Ее присутствие Карину слегка взбодрило: вместе они вышли в близлежащий магазинчик, закупили кое-какие продукты в дорогу, заглянули на рынок по соседству, где она давно присмотрела красивую кружевную шаль в подарок Леле.

Когда они вернулись в гостиницу, Олега в холле уже не было – очевидно, он ушел в свой номер.

Карина увидела его лишь мельком, когда капелла рассаживалась по автобусам, и позже, на перроне. Он стоял у своего вагона и о чем-то оживленно беседовал с Соней. Оба курили, улыбались, щеки у той раскраснелись, глаза весело блестели, она кокетливо постукивала одним сапожком о другой, чтобы не замерзли ноги.

Карина бросила на них быстрый взгляд и скрылась в своем вагоне.

…Поезд прибыл в Москву ранним утром. За неделю с небольшим морозы слегка поутихли, и на вокзал прибежала Леля.

Карина заметила ее, едва за окнами поплыл перрон. В светлой песцовой шубке, до предела натянутой на животе, Леля походила на пушистый колобок. Лицо ее горело от холода и возбуждения, она внимательно вглядывалась в окна подъезжающего поезда.

При виде нее, улыбающейся, счастливой, на душе у Карины стало совсем скверно.

Поезд остановился, проводники открыли двери. В коридоре сразу стало тесно и шумно.

– Ладно, девочки, – вздохнув, проговорила Соня и встала, – вот и прибыли на постоянное место жительства. Тоска! – Она растянула губы в резиновой улыбке и помахала в окошко рукой. – А вот и мой благоверный. Встречать пришел, не поленился ни свет ни заря вскочить.

За окном действительно маячила плотная, коренастая мужская фигура с букетом цветов, заботливо укутанных в газету.

Галина глянула через Сонино плечо и с облегчением вздохнула:

– А моего, слава тебе господи, нет. Сонька, хватит колупаться, хватай шмотки, и пошли, а то цветочки замерзнут.

Соня еще раз вздохнула, отчаянно завела глаза, подхватила две туго набитые спортивные сумки и вышла вслед за Галиной.

– Ты идешь? – спросила Саша, ставшая после Суздаля еще более безмолвной и тихой, чем прежде.

– Попозже, – сказала Карина.

Она нарочно медлила – пусть Олег появится на перроне первым, и его встреча с Лелей произойдет не на