Завещание чудака - Верн Жюль Габриэль

После полудня ветер, окончательно принявший западное направление, проявил себя резкими продолжительными порывами с короткими передышками. Оказалось необходимым спустить верхние паруса и шхуна понеслась по морю, казавшемуся жестким и изрытым глубокими впадинами, как перышко, несомое бушующими волнами.

Ночь была плохая в том смысле, что пришлось еще убрать паруса.

Теперь Чиколу толкало к берегу Флориды более энергично, чем это требовалось. Если и не было времени искать там убежища, все равно нужно было продолжать двигаться в юго-восточном направлении, туда, где находился назначенный пункт.

Хозяин шхуны правил ею, как опытный моряк. Тюрк, держа руку на румпеле, удерживал, насколько был в силах, маленькое судно от боковой качки.

Командор помог матросам взять рифы на фоке и гроте, оставив только малый фок. Было неимоверно трудно противодействовать одновременно и ветру и течению, которые толкали шхуну к земле.

И действительно, утром 23 мая из-под лохматых клочьев тумака, скрывавших горизонт, неожиданно появилась плоская береговая полоса.

Хьюлкар и матросы, не сразу ее узнавшие, сказали:

— Бухта Уайтуотер.

Эта бухта, глубоко врезающаяся в побережье, отделена от Флоридского пролива только узкой и длинной полосой земли, защищаемой фортом Пойнсэт, находящимся на оконечности мыса Сэйбл.

Еще какие-нибудь десять миль в этом направлении, и маленькая шхуна будет на траверсе этого мыса.

— Боюсь, что мы окажемся вынужденными зайти в этот порт, — сказал Хьюлкар.

— Зайти туда, для того чтобы не быть в состоянии оттуда выбраться при этом ветре?! — вскричал Тюрк.

Годж Уррикан не произносил ни слова.

— Если мы этого не сделаем, — продолжал хозяин шхуны, — то течение, когда мы будем на одной параллели с мысом Сэйбл, отбросит нас в пролив, и мы очутимся не в Ки-Уэсте, а среди Багамских островов в водах Атлантики.

Командор продолжал молчать, и возможно, — так вздуто было его горло и так крепко сжаты губы, — что он не в состоянии был произнести ни единого слова.

В свою очередь, хозяин шхуны прекрасно понимал, что если бы они стали искать убежища в бухте Уайтуотер, то Чикола оказалась бы заблокированной там на много дней. А было уже 23 мая, и явиться в Ки-Уэст нужно было через сорок восемь часов.

Матросы, соперничая друг с другом, проявляли чудеса смелости и ловкости, желая защитить маленькое судно от бурных порывов ветра, которые налетали из открытого моря; они рисковали поломать мачты и даже перевернуть судно вверх дном.

Попробовали держаться по ветру с малым фоком и с фок-стеньгой марселя позади. Шхуна «потеряла» еще три или четыре мили в течение этого дня и следующей ночи. Если ветер не переменит направления и не начнет дуть с севера или с юга, то она уже не в состоянии будет сопротивляться, и на следующий день ее прибьет к берегу.

И в этом не осталось больше сомнений, когда на заре 24 мая полоса земли, вся точно всклокоченная от множества покрывавших ее отрогов скал, опоясанная рифами, выставила на расстоянии пяти приблизительно миль страшные острия мыса Сэйбл. Еще несколько часов, и Чикола будет увлечена течением во Флоридский пролив.

Тем не менее соединенными усилиями всех находившихся на шхуне, пользуясь начинавшимся приливом, может быть и возможно было бы еще добраться до бухты Уайтуотер.

— Это нужно, — заявил Хьюлкар.

— Нет, — ответил Уррикан.

— Но я не хочу рисковать потерять свою шхуну и самому погибнуть вместе с ней, продолжая упрямо стремиться к открытому морю…

— Я у тебя ее покупаю, твою шхуну…

— Она не продается.

— Судно всегда продается, когда за него дают больше того, что оно стоит!

— Сколько же вы за нее даете?

— Две тысячи пиастров.

— Согласен, — ответил Хьюлкар, восхищенный такой выгодной сделкой.

— Это вдвое больше того, что она стоит, — сказал командор Уррикан.

— Из этих денег одна тысяча — за нее, а другая — за тебя и за твоих трех матросов.

— А когда платеж?

— Я дам тебе чек, по которому ты получишь деньги в Ки-Уэсте.

— Ладно. Решено, командор!

— А теперь, Хьюлкар, живей в открытое море!

Весь день Чикола мужественно боролась; временами ее совершенно заливало волнами, и ее защитные заслоны были уже наполовину под водой. Но Тюрк правил ее твердой рукой, а маленькая команда работала храбро и с исключительным иcкусством.

В конце концов шхуне удалось отделиться от берега благодаря легкому изменению направления ветра к северу. Но с наступлением ночи ветер начал слабеть и все расстилавшееся перед глазами пространство заполнилось густым туманом.

Трудность положения дошла теперь до предела. В течение дня невозможно было мало-мальски точно определить, где именно находилась шхуна: на одной ли параллели с Ки-Уэстом, или она уже миновала гряду подводных камней, простирающихся от оконечности полуострова по направлению к Mapкезас и Тортугас.

По мнению Хьюлкара, Чикола должна была быть теперь очень близко от целой группы островков, позади которых катятся вместе с водами Флоридского пролива теплые воды Гольфстрима.

— Мы теперь, конечно, уже видели бы маяк Ки-Уэста, не будь этого тумана, — сказал Хьюлкар. — И надо быть очень осторожным, чтобы не наткнуться на прибрежные скалы. Я считаю, что было бы лучше подождать рассвета и, если туман рассеется…

— Я не буду ждать, — ответил командор.

Он действительно не мог больше ждать, так как ему надо было быть в Ки-Уэсте на другой же день в полдень.

Чикола продолжала двигаться по направлению к югу по совершенно почти успокоившемуся морю, среди густого тумана. Как вдруг около пяти часов утра все, кто на ней находился, почувствовали сильный толчок, а за ним другой…

Маленькая шхуна натолкнулась на подводный камень. Приподнятая в третий раз ударом высокой волны, уже наполовину приведенная в негодность, шхуна с переломленной передней частью корпуса легла на левый бок и опрокинулась. В эту минуту раздался чей-то крик. Тюрк узнал голос своего командора. Он стал громко звать его, но не получил никакого ответа. Облака тумана были так густы, что совершенно скрывали скалы, окружавшие шхуну.

Ее хозяину и трем матросам удалось наконец укрепиться на одном из подводных камней. К ним присоединился и Тюрк. В полном отчаянии он все искал и звал командора… Тщетные призывы, тщетные поиски… Но, может быть, облака тумана рассеются и Тюрк найдет своего командора еще живым? Он перестал на это надеяться. Крупные слезы катились по его щекам.

Около семи часов туман начал понемногу рассеиваться, и местами стало видно море.

Чикола разбилась, ударившись о гряду беловатых скалистых отрогов. Раздавленная при столкновении шлюпка больше уже ни на что не была годна. На западе и на востоке на протяжении четверти мили эта гряда скалистых отрогов тянулась уже в виде целого ряда подводных камней.

Снова возобновились поиски, и один из матросов нашел наконец командора Уррикана, лежавшего между двумя подводными камнями.

Тюрк кинулся к нему, схватил его в объятия и приподнял, засыпая вопросами. Никакого ответа.

Едва заметное дыхание вырывалось, однако, из раскрытых губ Годжа Уррикана, и сердце его хотя и слабо, но все же билось.

— Он жив… он жив!.. — закричал Тюрк.

Годж Уррикан находился в очень плачевном состоянии, так как при падении голова его ударилась об острый край скалы. Но кровь почти уже не текла. Рану, которая закрылась сама собой, перевязали куском полотна, обмыв ее предварительно небольшим количеством пресной воды, которая нашлась на шхуне. Потом командор, остававшийся все еще без сознания, был перенесен на выступающий берег маленького островка, где морской прилив не мог его настигнуть.

В это время небо совершенно очистилось от завесы тумана, и можно было видеть на несколько миль вперед.

Было двадцать минут десятого, когда Хьюлкар, протягивая руку по направлению к западу, воскликнул:

— Маяк Ки-Уэста!

Действительно, Ки-Уэст находился теперь на расстоянии не более четырех миль в том же направлении.