Великие романы - Борис Бурда

Перикл, сын Ксантиппа, из того самого рокового рода Алкмеонидов, уже в силу того, что делал политическую карьеру в условиях демократии, в бытовых вопросах не выпендривался и ходил, как все, по камушкам. С нашей точки зрения, демократия в Афинах была во многом весьма условная и до невозможности суверенная. Если бы на афинские выборы на машине времени прилетели наблюдатели, что из ОБСЕ, что из СНГ, то замечаний избирательному процессу накидали бы уйму. Как же это так – иностранцы, метеки, которых в Афинах существенно больше, чем граждан, не голосуют (это как раз прибалты, может быть, и одобрили бы)! Женщины не голосуют, более того, они такие забитые, что даже и не рвутся к избирательным урнам. А о рабах вообще не поднимают вопроса и удивленно спрашивают, а как насчет мелкого рогатого скота, клопов и тараканов – их участие в голосовании считается столь же необходимым. Но тысяч двадцать полноправного электората, аккуратно сующего свой нос куда получится, в Афинах имелось, и зря его раздражать было непонятно кому нужно. Поэтому Перикл женился на такой же клуше, как и вся афинская верхушка, она родила ему двух сыновей и сидела дома тихо-тихо, что уже было не худшим вариантом. Иногда лучший способ помочь – это не мешать.

И тут как раз прибыла в Грецию из города Милета, это в нынешней Турции, необычайной красоты барышня с красивым именем Аспазия. Говорят, что у нее была феерическая биография: в детстве ее похитили людокрады – этот бизнес в Греции был практически легальным – и продали учиться на гетеру, а она оказалась такой круглой отличницей, что некий богатый афинянин за успехи в боевой и политической подготовке выкупил ее из рабства. В Афины она прикатила вместе с коллегами из Коринфа якобы основывать школу риторики – ну, что это была за риторика, сами понимаете… Но без риторики не обходилось тоже, приходить послушать речи приезжих чаровниц, а особенно хозяйки заведения, приходили даже женщины, которым основная деятельность этой интеллектуальной компании была совершенно не нужной и даже в каком-то смысле конкурентной. Чему же учила Аспазия? Да невероятным для того времени вещам: что при заключении брака с мнением женщины тоже следует считаться, что муж должен разрешать жене свободно высказывать свои мысли, что у женщины тоже есть права (в этом и сейчас не все уверены). В общем, молодой афинский философ Сократ, сын Софрониска, который всегда подозревал, что его супругу Ксантиппу, которая беспрерывно ела его поедом, надо было воспитывать как-то иначе, пришел от ее слов в такой восторг, что уговорил и Перикла послушать.

Перикл, как законодатель Афин, вовсе не запрещал упомянутый сервис – он помнил слова великого законодателя Солона о том, что гетеры нужны, чтоб афиняне не начали от скуки жен друг у друга отбивать. Более того, предпочел сам ознакомиться – довольны ли клиенты, нет ли злоупотреблений?.. Результаты превзошли все его ожидания. Хозяйка салона была умна, красива, весела, необыкновенно обаятельна, а то, что она была лет на двадцать младше Перикла, это ведь тоже только плюс. В общем, стратегу понравились не только речи, но и особа, их произносящая. И это несмотря на то, что любой древнегреческий кадровик, увидев личный листок по учету кадров Аспазии, за голову бы схватился: гражданство милетское (это как для современного москвича, скажем, туркменское), была рабыней, содержит плохо замаскированный притон… Да политику лучше на персиянке жениться!

С мужским сердцем – как с маслом на сковородке: загорелось – жди беды! Познакомился с гетерой, ну и живи себе счастливо, зачем семье страдать? А Перикл решил сделать то, чего ни один грек не делал! Во-первых, развестись – ну, это легко было, мужчина у греков был все, а женщина ничто, развелся без труда. Даже не развелся, а спросил супругу, он ведь был человек вежливый: «Дорогая моя, не хочешь ли выйти за другого, я вот тебе вполне приличную кандидатуру подыскал!» Это совершенно не было диковинкой, муж жене хозяин, моя вещь, захочу – вообще в зеленый цвет покрашу! Но во-вторых, он захотел жениться на Аспазии – а вот это был уже сущий кошмар! И даже не в том дело, что она гетера – у греков это была нормальная работа, не хуже других, еще не каждую возьмут… Хуже то, что Аспазия ведь не афинянка, она из Милета, а эпигамии между Милетом и Афинами нет, жениться в принципе нельзя – считается не совсем законным. Более того, сам же Перикл настоял на принятии закона, чтоб афинским гражданином считался только сын афинянина и афинянки, – хотел народу угодить, ведь всем полноправным гражданам город выдавал содержание, меньше граждан – больше получает каждый. Принятие такого драконовского закона, как и положено, сопровождалось целой кучей репрессий и доносов, четыре тысячи пятьсот человек за его нарушение просто продали в рабство – четверть афинских граждан, вот такая демократия. Так что дети Перикла и Аспазии по афинскому закону вообще никто и гражданами-то не считаются. Ничего не помогло, женился, если не по бумагам, так фактически – любовь зла что в Европе, что в Азии, полюбишь и козла, и тем паче Аспазию. А любил он ее так, как в старой советской песне поется, помните – «Я ее целовал, уходя на работу»? Он первый начал это делать, жену перед уходом из дому целовать, и это так удивило афинян, что даже в историю попало.

Брак Перикла и Аспазии был своего рода героизмом. Враги бьют в слабое место. А у Перикла, стратега Афин, да еще во времена тяжелой войны со Спартой, врагов было – ешь не хочу. Они, чтоб ему досадить, против Аспазии процесс в суде начали: ремесло у нее сами знаете какое было, а к ней в гости наши жены ходят – значит, она их развращает, а с ней мужья – значит, и их, а они к нам – значит, и всех нас. И вообще дочек именем муз назвала – святотатство, хотя все так делали. И все на таком же уровне. Вплоть до обвинения в том, что когда она стала чуть постарше, то, чтоб Перикл не очень скучал, специально нанимала (в те времена скорее покупала) в дом красивых служанок. Ну конечно надо было специально подбирать уродин, а то под суд! Казалось бы, от такой чуши легко защититься: развращала, говорите, – а доказательства где? Но в том-то и дело, что в Афинах женщине в суде вообще выступать было нельзя! За Аспа-зию заступился сам Перикл и еле добился прекращения обвинения. Говорят, даже плакал прямо на суде, и судьи не выдержали – Перикла в Афинах уважали. А врагам радость, сами понимаете. Перикла через его друзей они и доставали, к нему самому придраться кишка была тонка.

Кстати, именно Перикл построил великий Парфенон, и не все были с ним согласны – идет война, деньги на оружие нужны, причем ведь это не только Афин деньги, но и их союзников… «Хорошо, – сказал Перикл, – я сам за все заплачу и на свои все дострою, хоть разорюсь, но на всех зданиях так и будет написано, что я это построил, а не Афины». «Ни за что!» – закричали все, потому что понимали, что Акрополь будет славой мира на века. Что же касается союзников, то Перикл объявил, что Афины не собираются отчитываться перед ними, на что они тратят общую казну их военного союза. Защитить защитим а куда деньги потратим – наше дело. Вот такая демократия. Не говоря уже о том, что Перикл все равно в Афинах что хотел, то и делал – в частности, потому что был прекрасным оратором и мог убедить народ в чем угодно. Его политический противник, вождь аристократов Фукидид, оставивший нам прекрасную историю тех времен, ставшую классической, писал об Афинах времен Перикла: «На словах это была демократия, на деле – правление одного человека». Только ли Перикла? Все сходятся на том, что Аспазия помогала ему писать его лучшие речи.