Восхитительная - Шерри Томас

Лондонский туман всегда был нежелательным гостем. От него пахло нечистотами, и его влажные пальцы похотливого пьянчуги забирались в укромные уголки под одеждой, куда, казалось бы, обычной непогоде никак не забраться.

За годы жизни в Лондоне Верити видела немало туманов, но то, что творилось сейчас на улицах, не поддавалось никакому описанию. Когда Верити готовила обед, кебы и пешеходы двигались по улице над ее головой, словно в подводном царстве – плывущие и скользящие темные силуэты то появлялись, то исчезали в полупрозрачной, как суп, среде. Когда наступил вечер, видимость еще сильнее ухудшилась. Лампа ближайшего уличного фонаря казалась сейчас оранжевым ореолом, освещающим самое себя. Верити едва могла разглядеть собственную вытянутую вперед руку.

Она тревожилась. Ему следовало давным-давно быть дома. Неужели Уоллес безнадежно заблудился? Густотой и цветом туман напоминал сырное суфле; странное явление атмосферы, сбивающее с толку пешеходов, которые в такие дни запросто могли шагнуть прямо в Темзу. Очень легко потерять ориентацию и пропустить нужный поворот.

Туман касался ее щек ледяными губами. Верити плотнее запахнула шаль и зажгла сигарету. Уж лучше кислый запах табака, чем вкрадчиво-удушливая вонь туманных испарений.

Верити не услышала шагов Стюарта, пока он не очутился почти над ней. Полы его пальто терялись в клубах густого желтого тумана. Разумеется, он не мог ее видеть – не мог знать, что она стоит здесь, – но сердце Верити забилось, как будто он снова застал ее голой, ласкающей себя между ног.

Целый день ее точило волнение, перебиваемое время от времени приступами жестокой тревоги. Теперь Верити боялась не того, что он вызовет ее к себе. Вдруг не позовет вообще? После их встречи – несколько своеобразной, – после того, как она вслух призналась ему в своих чувствах, будет невыносимо, если он не выразит к ней никакого интереса!

Зазвенели ключи. Потом стало тихо. Вдруг что-то крошечное и металлическое – пуговица его пальто? – звякнуло о каменную ограду, идущую по обе стороны от парадной лестницы.

– Кто здесь? – крикнул Стюарт по-французски. Страх пригвоздил Верити к месту. Потом она поняла, что ее присутствие выдал огонек сигареты, отчетливо видимый на фоне ее черной шали.

– Добрый вечер, месье, – ответила она также по-французски. Верити не узнавала собственный голос, когда говорила на прованском французском месье Давида – царапающим ухо языке, скорее выразительном и энергичном, нежели утонченном.

Ключи звякнули снова, на сей раз поверх низкой каменной ограды.

– Мадам Дюран, – вежливо отозвался мистер Сомерсет, – вы получили мою записку?

– Да, сэр.

Собрание, которое было назначено на сегодняшний вечер, пришлось отложить из-за тумана. Вместо того чтобы перенести его в «Клуб реформаторов», Стюарт пригласил шестерых министров и членов парламента к себе домой на следующий день, чтобы устроить совещание за завтраком.

– Я все приготовлю.

– Смотрите же.

Ключи снова звякнули. Разговор подошел к концу. Сейчас Стюарт войдет в дом.

Но Верити не могла допустить, чтобы он ушел так быстро. Их встреча потрясла ее, более того, разбудила в ней насущную потребность быть ближе к нему – она страшно по нему тосковала. И сколько бы раз ни приходилось ей напоминать самой себе, что он вот-вот женится на другой, в глубине души Верити чувствовала: нет, он принадлежит ей. Всецело и навеки.

– Сэр, разве Уоллес не вернулся вместе с вами?

Ключи перестали звенеть.

– Я устроил его вместе с каретой в гостинице возле «Иннер темпл». Слишком опасно выезжать на лошади.

– Как же вы добрались до дому?

– Трамваем. И пешком.

– А так разве не опасно?

– Опасно. – Стукнула его трость –  раз, другой. – Но если бы я взял номер в гостинице, я бы лишился удовольствия отведать вашей кухни.

Он проделал путь больше трех миль в такую непогоду, самым серьезным образом рискуя заблудиться или пораниться, ради ее обеда?

– Не знала, что вам нравится, как я готовлю.

– Не знали? – Он тихо засмеялся. – Что ж, теперь знаете.

– Но в первый раз, когда я для вас готовила, вы отослали ужин назад на кухню, даже не попробовав.

Молчание. Туман рос и сгущался. Потом раздался звук спички, которой чиркнули о коробок. Маленький всплеск оранжевого пламени – Стюарт зажег сигарету. Красноватый огонек на кончике сигареты вспыхивал ярче, когда он делал вдох.

– Известно ли вам, мадам, что происходит с человеком, который после десятилетий, проведенных во мраке, внезапно попадает на солнечный свет?

– Нет, сэр.

Верити слышала, как Стюарт выпустил клуб дыма. Она вдохнула поглубже этот теплый и едкий дым, облаком окутывающий их обоих.

– Свет его ослепляет, – ответил Стюарт Сомерсет. – А я не хочу ослепнуть. Доброй ночи, мадам.

Глава 13

Письмо Майкла пришло с утренней почтой, коротенькое послание, занявшее меньше страницы. Он подтвердил получение двух писем, которые Верити ему отправила, но не подумал извиниться, что ответил так не скоро. Майкл был очень занят: заменял редактора студенческого журнала, а еще его команда только что разгромила команду Коттон-Хауса в матче по регби.

Верити вздохнула. Она одновременно и гордилась им, и испытывала отчаяние. Сын почти перестал посвящать ее в события своей жизни; она почти ничего о нем не знала. Правильно ли она поступила, послав его в школу для избранных? Неужели снобизм одноклассников диктует ему отчужденность, заставляет от нее отдалиться?

Однако, думала она, вряд ли снобизм мальчиков – выходцев из среднего класса, учащихся обычной частной школы, был бы намного лучше. А мысль послать Майкла в простую государственную школу ей и в голову не приходила. Нет, она всегда знала, что им подходят Регби и Кембридж. Мужчины в их семье из поколения в поколение учились в Регби и Кембридже.

Может быть, и не всегда. Уж точно не раньше, чем она получила от тетки то леденящее душу письмо десять лет назад. До того Верити была бы счастлива видеть, как сын растет и становится мужчиной, чтобы быть фермером, клерком или егерем, как его приемный отец. Но после письма она толкала его вперед с той же яростью, с какой продвигала саму себя. Верити ни разу не удалось произвести впечатление на тетю за все годы, проведенные в Линдхерст-Холл. Но сейчас, когда тетка следила за ней, Верити просто обязана была постараться.

Мадам Дюран учила Майкла правильной дикции, устраняя малейший намек на простонародный йоркширский акцент мистера Роббинса. Учила всем иностранным языкам, какими в свое время мучила ее гувернантка. Посвятила в тайны этикета, диктующего поведение обитателям верхнего эшелона. К тому времени как Майклу исполнилось десять, он говорил по-английски, как королевский отпрыск, изъяснялся по-французски, по-итальянски и по-немецки. Знал, что джентльмен должен снимать перчатку, прежде чем пожать даме руку, и ни в коем случае не предлагать даме руку, случись ему присутствовать на ленче. Незнание таких нюансов сразу выдавало самозванцев, пытающихся втереться в приличное общество.