След за кормой - Александр Мелентьевич Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известие о переходе Лейфа в христианскую веру привело вспыльчивого Эрика в ярость, но с тех пор прошло несколько месяцев, и гнев старого ярла остыл. Сильно смягчил его сердце рассказ молодого Геста о том, что Лейф приглашён ко двору самого конунга Норвегии Олафа Трюгвесона, что он принят там благосклонно и что по воле конунга Лейф остался зимовать в Норвегии. Честолюбие старика взыграло при мысли, что его сын, служа Олафу, может возвыситься и принести новую славу их древнему роду.
Сообщение о женитьбе сына Эрик выслушал с удовлетворением: взяв за себя дочь ярла Геллира Белого с Гебрид, Лейф не уронил достоинства дома. Матушку Тьёдхильду и всех домашних привёл в восторг подарок, присланный невесткой: прекрасное янтарное ожерелье.
В «Крутом склоне» вторично отпраздновали свадьбу, хотя и в отсутствие Торунны. Вина и пива было выпито достаточно, старые родители Лейфа, его братья Тóрстейн и Тóрвальд веселились вовсю.
Когда с празднованием было покончено, Лейф вспомнил о задаче, возложенной на него конунгом, — проповедовать христианство. Не с лёгким сердцем приступил он к выполнению этой обязанности, но ведь он дал слово королю Олафу, а слово викинга — закон.
Против ожиданий новая вера распространялась среди гренландцев быстро, хотя новоявленный проповедник не слишком хорошо разбирался в основах христианской религии. Кое-что он слышал о ней от Торунны, кое-что рассказал Лейфу окрестивший его патер, а остальное он разузнал во время пиров за королевским столом, когда звенели чары и раздавались заздравные тосты.
Естественно, что и теперь проповедь нового учения происходила в дружеских беседах за чашами вина. И выходило из рассказов «апостола» Лейфа, что новая вера мало чем отличается от старой. Только вместо отца богов Одина, правящего миром из своей небесной резиденции в Асгарде, надо чтить бога-отца Саваофа, также обитающего на небесах.
По скандинавской мифологии, сын Одина, прекрасный и чистый сердцем Бáльдур, погиб от коварства Локи и опустился в подземное царство мрачной Хель. А по учению христиан, кроткий сын Саваофа Иисус Христос, преданный коварным Иудой, был распят на кресте за грехи людей и тоже снизошёл в обитель мёртвых. Правда, он пробыл там только три дня, а потом воскрес и вознёсся на небо. Но эта разница в судьбах двух богов как раз и показывала, что христианские боги сильнее языческих, а значит, есть прямой резон передаться на их сторону.
И всё остальное так же гладко разъяснялось проповедником Лейфом. Души викингов, погибших на поле брани, возносятся валькириями в Валгаллу и там пируют за столом Одина.
А как у христиан? Да то же самое. Души павших за веру отправляются в рай в сопровождении ангелов и там, у престола божия, в компании святых, их ждёт бесконечное блаженство.
Скандинавские мифы полны рассказами о великанах, об их вражде с богами. А что говорят христиане? У них тоже был великан по имени Голиáф; его сразил из пращи юный викинг Давид и отрубил ему голову.
— Были ли у них герои? Да сколько угодно! Вот одного звали… Эх, позабыл!.. Да… Сын Сама (рассказчик подразумевал библейского богатыря Самсона). Он один перебил лошадиной челюстью[79] три тысячи врагов: в его руках это неказистое оружие действовало не хуже молота Мйольнира! А в другой раз сын Сама для потехи унёс на своей спине городские ворота…
После таких «авторитетных» разъяснений, приправленных чарами вина, собеседникам Лейфа ничего не оставалось, как объявить о своём согласии принять христианскую веру.
Обряд крещения совершался легко и просто. Лейф Эриксон погружал пальцы в кувшин с водой, освящённой в Норвегии епископом Эйнаром Кнýдсоном (когда запас воды истощался, Лейф подливал новой), брызгал ею на новообращённого, надевал ему на шею медный крестик на шнурке и торжественно возглашал, что такой-то Кéтиль Плосконосый или Хáрек Истребитель Трески, является христианином и пребудет таковым до конца своих дней.
Так число христиан в Гренландии росло в зависимости от количества выпитых фляг вина. Бывало так, что иной бонд заявлял, что он примет христианство лишь в том случае, если Лейф его перепьет. В таких состязаниях молодой силач Лейф был непобедим, и слава его гремела по всей стране.
Первой новообращённой стала мать Лейфа, добродушная Тьёдхильда. Она оказалась настолько ревностной христианкой, что построила поодаль от господского двора, на ничейной земле, церковь, названную киркой[80] «Тьёдхильды». Там набожная мать семейства и принявшие новую веру слуги и соседи, собирались, читали молитвы, пели гимны, которым их с грехом пополам обучил Лейф.
Только Эрик Рыжий остался верен своим языческим убеждениям и заявил, что он ни на кого не променяет отца богов Одина, громовержца Тора и прочих могучих обитателей Асгарда.
* * *
Рори Эйлифсон тем временем рос и мужал. Лицом он вышел в мать, такой же смуглый, черноволосый и черноглазый, а высоким ростом удался в отца, смелого викинга из дружины Геллира Белого. Был он искусен во всех воинских упражнениях, метко стрелял из лука, далеко метал копьё, ловко орудовал мечом. В кулачном бою среди ребят «Крутого склона» и соседних господских дворов не было ему равного.
Но главной его любовью по-прежнему оставалось мореходное дело. В долгом плавании от Нидароса до Гренландии он работал наравне с матросами, мыл палубу, ставил и убирал парус и даже пытался управлять кораблем, хотя ворочать тяжёлое правило ему было ещё трудновато.
Жизнь в «Красном склоне» нравилась юноше. Здесь никто не стеснял его свободу. Названый отец Лейф целыми неделями не показывался дома, разъезжая по дальним поселениям с проповедью христианской веры. Эрик Рыжий не обращал внимания на «мелюзгу», как он называл ребят господского двора. А Снорре Мудрый считал, что воспитывается Рори правильно, как подобает молодому викингу.
И пока море было свободно ото льда, Рори пропадал на воде целыми днями. Он маневрировал с парусом, греб вёслами, а когда это занятие ему надоедало, принимался ловить рыбу. На исходе долгого летнего дня он появлялся в «Крутом склоне», загорелый, пахнущий морем, и небрежно бросал рабыням огромную связку трески или лососей.
К новым берегам
Прошёл год. Лейф Эриксон успешно выполнил свою миссию. Среди гренландских поселенцев осталось мало таких, кто ещё не принял новую веру. Это были либо обитатели глухих углов, куда трудно добираться, либо забубённые головы, для которых посещения Лейфа оказывались только предлогом хорошо попировать.
Ни во время поездок по стране,
