Дунайские ночи (Художник Г. Малаков) - Александр Авдеенко

Лада Тимофеевна и Джулия готовили вареники. В семье Черепановых любили вареники, поэтому лепили их без счета. Белые, тугие, с кудрявыми закраинами, с так называемой мережкой, они разложены всюду: на перевернутом кверху донышком сите, на полотняных рушниках, на камышовых циновках.

На плите клокотала большая кастрюля.

И Джулия и Лада Тимофеевна с настороженным любопытством смотрели на ранних, незваных гостей.

Смолярчук снял свою кепочку, поздоровался и, улыбаясь, переводя взгляд с Джулии на Ладу, спросил:

— Интересно, кто из вас добрый?

Джулия засмеялась, прижала припудренную мукой руку к груди и сказала, не совсем чисто выговаривая слова:

— Я сердита. А он ест добра. Мама всегда хорошо, здорово хорошо! Правда?

— Это верно, — согласился Смолярчук.

— Не такая я уж и добрая, — проворчала Лада Тимофеевна. — Вы по какой нужде пожаловали сюда спозаранок?

— К вашему сыну явились.

— По охотничьему делу небось? На сеновале он со своими молодцами зорюет. Юля, проводи!

Джулия вытерла руки о ситцевый фартук, поправила волосы.

— Айда! — сказала она и без всякой причины рассмеялась.

На душистой перине сена раскинулся Капитон Черепанов. Иван и Пальмиро прижались к отцу слева, Варлаам и Джовани — справа. Мальчишки медноволосы, кудрявы, обветренны, исцарапаны, искусаны комарами. Все у них отцовское: чуть курносые, облупившиеся носы, твердые кованые скулы, гордый разлет бровей, пухлые добрые губы. В среднем на каждого брата приходится лет по шесть, не больше.

Джулия, улыбаясь, смотрела на мужа и детей. И во сне жмутся друг к другу.

— Кэп!

Голос Юлии прозвучал тихо, но Дунай Иванович услышал. Не раскрывая глаз, он выбросил руки к жене.

— Кэп, вставай! — сказала Джулия. — Тебя ждут камараде.

— Да, ждем, Дунай Иванович! — загремел Смолярчук басом.

Черепанов встряхнул головой, вскочил на ноги. Так легко просыпаются люди, привыкшие к боевой готовности.

— Здорово, лежебока! — Шатров опустил тяжелую свою ладонь на припорошенное сенной трухой, широкое, крепкое плечо Черепанова. — Эх ты, зорю проспал!

— Что случилось?… Откуда ты взялся? — встревожился Дунай Иванович.

— Собирайся, поедем. В дороге все объясню.

— А вареники?! — всполошилась Джулия. — Кэп, не отпускай!

— А уха и томленный в собственном соку сазан?! Вот такущая рыбина! — воскликнул Черепанов и рубанул ребром ладони выше предплечья. — А борщ со свежей капустой?! А запеченные, с грибной начинкой помидоры?! А яблочный пирог?!

И Шатров сдался.

— Пожалуй, задержимся. Мы спешим, но не следует и раньше срока дело делать.

Был и обед с холодной водкой, было и купание, была и шумная игра на берегу Дуная с Иваном, Пальмиро, Варлаамом и Джовани, были и разговоры с Джулией, Ладой Тимофеевной, Маврой Кузьминичной.

Велик дунайский день.

Шатров нарочно протянул время. Нельзя, не имеет права явиться к бакенам Сысоя Уварова засветло.

На вечерней заре «Измаил» покинул остров Лебяжий. Четыре часа хода против напористого дунайского течения — и можно приступить к работе.

Еще до подхода к Тополиному острову Черепанов начал одеваться. Натянул на свое крепко сбитое, мускулистое тело шерстяное белье, тщательно разгладил все его складки. Надел плотный, на мягких застежках, вязаный из толстой шерсти комбинезон и меховую курточку на «молнии».

Гойда, не сводивший с ныряльщика взгляда, спросил:

— Зачем столько шерсти?

— Для тепла. Защита от холода. Даже в летней воде можно окоченеть после двух часов работы. Но это еще не все. Смотри!

Черепанов влез в стеганые ватные брюки, затянул поясной ремень. Теперь ему, вспухшему от «сорока одежек», округлому, отяжелевшему, полагалось быть неуклюжим, неповоротливым, а он без всяких усилий, быстро и ловко скользнул в водонепроницаемую, сделанную из эластичной резины оболочку, скомбинированную из штанов, рубахи и капюшона. Широкие браслеты из особой прорезиненной ткани плотно сжимали запястье. На шее точно такое же предохранительное устройство. Браслеты и особый ворот не позволят проникнуть под резиновую оболочку ни воде, ни воздуху, что даст возможность подводному пловцу достаточное время сохранять нормальную температуру тела.

Поверх резинового комбинезона, уплотнившего «сорок одежек», он натянул еще один, парусиновый, под цвет воды и ночи. Это уже была маскировка и защита от всякого рода подводных случайностей — острого корабельного угла, сваи, плывущей коряги, пня, затопленного обломка мачты, ржавеющего на дне якоря.

— Здорово это у тебя получается, Кэп! — удивился Шатров. — В одно мгновение превратился в «лягушку».

— И это еще не все.

Всунул ноги в тяжелые, на свинцовой подошве ботинки, закрепил их эластичными застежками. Удобно приладил на груди кислородный прибор, а на левой руке водонепроницаемые часы, скомбинированные с компасом. Повесил на пояс фонарь, кинжал в чехле. Наконец шумно выдохнул воздух, опустился на кормовую скамейку, положил на колени резиновую маску с огромным стеклянным глазом, с гофрированной трубкой, идущей от кислородного прибора.

— Вот, теперь совсем готов.

— Не понимаю. — Гойда с недоумением смотрел на пловца, задавленного, как ему казалось, громоздким снаряжением.

— Что тебе не понятно, Василек? — спросил Шатров.

— С таким грузом ни одной секунды на воде не удержишься, на дно пойдешь.

— Дунай Иванович, слыхал?

— Слышу.

— Просвети человека, пока еще есть время. Пусть знает, что к чему.

— Можно. Не простой на мне груз навьючен. Хитроумный. Вся хитрость в рубашках, штанах, комбинезонах. В их складках, в рукавах, штанинах, скапливается воздух. Он, как подушка, вклинивается между телом и резиновой шкурой — обогревает и придает плавучесть. Могу лежать на воде со всем своим верблюжьим грузом, как поплавок. Захочешь утопить — ничего не выйдет.

— А как же вы ныряете?

— А на этот случай другая хитрость припасена. Смотри! — Черепанов взял массивный свинцовый пояс, лежавший на корме, показал его Гойде. — Теряю, если надо, плавучесть и по-другому: оттяну на короткое время ворот рубахи от шеи, и водяное давление выжмет из «подушки» через щель между шеей и рубашкой добрую порцию воздуха, утяжелит меня килограммов на двадцать, потянет на глубину.

Впереди, на фоне дунайской воды показались темные тучи, большая и поменьше, — острова Тополиный и Черный.

Переключив мотор на подводный выхлоп, без огней, в полной тишине пробирались к Черному: по глухой протоке, по мелководью, в тени верб и осокорей. Нашли укромную бухточку, застопорили машину.

— Вот там, — шепотом проговорил Дунай Иванович и махнул рукой на реку, где вспыхивал бакенный огонек, ограждающий перекат. Бакен был недалеко, метрах в ста от бухты.

Черепанов поднялся и, держась за ветку ивы, свисавшую над катером, вглядывался в путь, который ему предстояло преодолеть.

— Значит, по эту сторону бакена? — спросил Шатров.

— Метра два ближе к фарватеру. Разрешите выполнять?

— Иди!… Исследуй и оставь все как есть. Только осторожнее! Черт их знает, какой там сюрприз приготовлен.

— Не волнуйся! Сюрпризы люди делают, люди их и отгадывают.

Дунай Иванович надел резиновую, с теплой подкладкой шапочку, потом капюшон, переступил борт катера и, неуклюже ступая, пошел к дунайскому стрежню. Вода постепенно скрывала его. И вдруг он исчез. Ни всплеска. Ни пятнышка на поверхности Дуная.

Вернулся через сорок восемь минут.

Выбрался на берег, стащил маску, осторожно вздохнул, неторопливо выдохнул, «промывая» свежей струёй легкие.

Шатров и Гойда смотрели на него, терпеливо, ждали, что скажет.

— Эх, курнуть бы!… — проговорил Черепанов и виновато улыбнулся, открывая сияющие зубы. — Ладно уж, обойдусь.

— Ну, что там? — спросил Шатров.

— Контейнер с винтовой крышкой, а в нем — десятикилограммовые «подрывные рыбки». Прикрепи пару к боковому килю поглубже от ватерлинии — и поминай как звали тот корабль.

— Сколько их?

— Дюжина. И две мины-торпеды.

— Торпеды?

— Малютки. Алюминиевые баллоны, начиненные особой взрывчаткой. Каждый в чемодане спрятать можно. Последнее слово подрывной техники. Газовая камера регулирует плавучесть и затопляемость. Такими «сигарами» можно поднять на воздух мост. Взрываются обычно на дне реки — давление воды усиливает взрывную силу. Управление кнопочное: одна кнопка для камеры затопления, другая для камеры всплытия, третья — для включения часового механизма взрывателя.

Шатров и Гойда переглянулись. Они готовы были задать друг другу десятки вопросов.

— Так, говоришь, в чемодане эти торпеды-малютки можно спрятать? — спросил Шатров.

— Вполне.

— Ну что ж, Дунай Иванович, — сказал Шатров, — раздевайся, отправимся отдыхать.