Бирюк - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, так, — процедила Мариэлла уже по-настоящему гневно, — если вы все думаете, что я намерена оставаться тут и дальше и терпеть оскорбления от какого-то амбала тупого, то черта с два! Выпустите меня, или я вызову милицию!
— А чего заторопилась-то, Мань? — насмешливо спросил отец, зайдя наконец, и встал у спинки ее стула, нависнув над ней. — Ты ж тут хозяйкой всему планировала в скором времени стать, меня с Алькой со свету сжив, а теперь бежишь чего-то.
— Что? — окончательно ошалевая, переводила я взгляд с одного присутствующего на другого.
— Я? Да что за бред?! — возмутилась Мариэлла, но под конец голос ее сломался.
— Соседка пожилая Орехова хорошо запомнила тебя и твою блескучку вчера. И что явилась ты через полчасика после шума и скандала и того, как мы с Сашкой ушли. — Коля говорил безэмоционально, но как-то тяжело, будто каждым словом добавляя веса сказанному. Я глядела, как опускаются плечи родственницы и пропадает без следа гордая осанка под этим весом. Но и на мою грудь оно наваливался все сильнее. — Что, бедолага Орехов обосрался, жену приговоренную живой здоровой увидав, и тебе позвонил? Сказал, что с повинной пойдет, вломит дяде, и ты решила концы подзачистить от греха. Иван Палыч у нас крут ведь на расправу. Узнал бы, кто дочь его единственную на смерть отправил — и тебе не жить. Пофиг, что родня. А жить хотелось, причем жить хорошо. Так хотелось, что даже не шелохнулось ничего и нигде родную кровь в лапы уродов отдать…
— Да я не знала ничего-о-о-о! — заорала внезапно не своим голосом Мариэлла. Ее лицо перекосилось, она захлебнулась в рыдании, рванулась вскочить, но отец толкнул обратно.
Тогда она кинулась вперед через стол в попытке схватить меня за руку, отчаянно ловя мой взгляд. Но Николай среагировал мгновенно, отдернув меня назад, словно ее прикосновение было ядовитой змеей, способной меня ужалить.
— Алька-а-а-аа! — взвыла сестра, практически распластываясь на столе. — Алечка-Алечка, я не знала, клянусь! Это все о-о-он!
Я же ощутила себя стремительно обледеневающей изнутри. Сначала Гошка, теперь Мариэлка? Близкие люди. Предатели. Как я так жила-то? Среди них. Чем заслужила? Видно, все же заслужила, если вот так вот… И в упор ничего не замечала. Дура и эгоистка.
— Ну надо же, а вот покойничек, помнится, точно такую же песню пел. Ну слово в слово прямо. Да, Сашк? — насмешливо спросил Николай, сильнее сжимая руку, удерживающую мою талию, а я порывисто обернулась, чуть не взрываясь. Это слишком! Вот так говорить… слишком. Жестоко.
Но, столкнувшись со взглядом Коли, вздрогнула, заметив его расширенные зрачки и нечто в общем выражении лица, позе… Дикость. Ярость, рвущуюся сквозь эту якобы спокойную насмешливость. И его рука, сжимающая меня… Не меня он удерживал, а за меня держался. Чтобы не сорваться.
— Да, Сашк… — прошептал Коля, как если бы мог знать, что я в нем увидела.
А я кивнула и накрыла его широкое запястье своей рукой. Если надо держать, я буду держать.
— Да Гошка не при чем! — продолжила вопить Мариэлла. — Алька, клянусь, мы с ним не хотели ничего такого! Не знали мы! Просто думали дядю Ваню припугнуть. Заставить подписать кое-что… Уехать потом, с деньгами. Мы ничего такого для тебя… Ну, пожалуйста, верь мне! Это все он!
ГЛАВА 26
Иметь друзей с ментовским прошлым — бесценно. Конечно, в идеале всю жизнь прожить и так и не узнать этого, но раз уж не судьба…
Камнев буквально за пару часов нарыл для меня кучу инфы, позволившей с почти стопроцентной точностью установить круг подозреваемых. Пробил, само собой, незаконно и сугубо по знакомству, телефон Орехова, и тут же выяснилось, что последние пару месяцев он несколько раз в неделю по два-три часа обретался рядышком с телефоном Ольшанской Мариэллы. Да и вообще между данными абонентами велось активненькое такое общение ясно какого характера. И еще оба — и Орехов, и Ольшанская — частенько разговаривали еще с одним и тем же субъектом.
Боев промчался с поквартирным обходом в доме, где жила Сашка с бывшим, и даже в соседние наведался. Опросил там всех, кого застал дома, и подозреваю, что очаровал любую женскую особь, учитывая, сколько ему наболтали.
Эх, Сашка-Сашка, ничегошеньки ты под собственным носом не видела. Пенсионерки-соседки и те мигом срисовали, как муженек твой, гондон, за ручки трепетно сеструшку придерживал да шептал чего-то и в глазки заглядывал, когда до такси ее провожал после того, как она у вас гостила. На самом деле я предпочел бы, чтобы ты и дальше всего этого не знала. Ну зачем оно уже? Просто не думал, что эта девка настолько наглая, чтобы примчаться так сразу и подставиться настолько. Ну не от кого ей было еще о смерти любовника узнать типа официальным порядком. Времени-то тут прошло всего фигня. А раз уж явилась сама и подставилась, то пришлось сразу колоть. Хреново, что при тебе, Сашка. Ну да черт с ним уже. Теперь узнала и забывай обо всем к херам про все. Предателей нужно разом и из жизни своей, и из памяти выкидывать.
Да, я умный прямо, когда других касается. Сам так и сделал, как же. Не появись ты, девочка-солнце, и до сих пор бы бухал да жалел себя, дебила.
— Кто он? — грозно громыхнул Иван Палыч над так натурально убивающейся Мариэллой. Смотришь — и почти веришь гадине. А ведь мое чутье орет, что брешет, как дышит, тварь. Монстр внутри аж заворочался. Так и подмывает за горло взять и душу вытрясти, хотя баб трогать — это совсем дно. Но она разве баба? Змея! Хотя, может, и грех таких вот со зверьем каким сравнивать.
— Па… Паша! — выдала гадюка, и я засек краткий, но острый взгляд на Ольшанского. Глянула, как прицелилась. Рыдает, а реакцию отслеживает. — Сысоев!
Ага, а вот и персонаж, с которым они с Ореховым общались частенько, озвучен.
— Кто это? — тихо спросила Сашка, что вцепилась в мою руку, держась за меня и этим хоть чуть угомоняя подступающую к горлу ярость вперемешку с отвращением.
— Врешь, сучка! — внезапно рявкнул Ольшанский, и его шатнуло. Побелел и за сердце схватился.
— Папа! — крикнула Сашка, и мы метнулись к нему вдвоем.
Но Иван Палыч махнул рукой, останавливая нас.
— Так, все. Молодежь, идите давайте! — хрипло сказал он, отчего-то
