Ежики, или Мужчины как дети - Татьяна Веденская

(____баллов)

«Он любит только меня», – как мантру повторяла Марина эту фразу, бегая из угла в угол по своей уютной квартирке, которая в последнее время все больше стала напоминать склеп. Работа – дом, работа – дом, и так, как по кругам Дантова ада. Но все это, эту жизнь, эти очереди в коридоре, это безденежье и маршрутки – все можно было перетерпеть, пока Марина знала, что у нее есть цель. Вернуть семью, показать Саше, как он ошибался в тот день, когда сказал ей, что больше не может. Не может чего? Жить в тишине и уюте чистой квартиры? Получать на завтрак свежевыжатый сок? Вести долгие интересные разговоры о живописи, литературе. Он же такой умный, такой тонкий, ранимый – за все на свете хочет отвечать. Он просто устал, испугался ответственности. Но он обязательно вернется, обязательно поймет, что в одиночку в этом мире не выстоять. И что Марина – это тот самый человек, та самая половинка, без которой он никогда не сможет почувствовать себя счастливым. И этой мысли хватало, чтобы выносить долгие скучные дни в нотариальной конторе, шеренги из бумаг, скучную и серую жизнь.

– Не думаю, что тебе стоит беспокоиться, но, кажется, у твоего Саши появилась девушка, – обронила Ника, сидя у камина с бокалом глинтвейна в руке. Март только назывался весенним месяцем, а на поверку оказался даже еще снежнее и вьюжнее, чем тот же январь. Снегом было завалено все, его в этом году было столько, что можно было совершенно не бояться за озимые – замерзнуть под полутораметровой толщей они бы не смогли. Впрочем, Марине было плевать на озимые.

– Девушка?

– Ну не парень же!

– С чего ты взяла? – забеспокоилась Марина, кутаясь в полы своей шерстяной шали – сама вязала от нечего делать.

– С чего взяла? С того, что он с ней живет! – ухмыльнулась Ника, внимательно наблюдая за реакцией. В последнее время ей нравилось делать людям больно. Наверное, оттого, что ей самой жилось невыносимо скучно и одиноко в этом дворце Снежной королевы. Здесь явно не хватало Кая, но где его взять, да такого, чтобы смог дать Нике именно то, что она ищет, что искала в Париже, чего пыталась обрести после, в Египте (небезуспешно, но вспоминать не хочется)? Она уже почти потеряла всякую надежду встретить любовь, которой все возрасты покорны, хотя, если быть честной, Ника не рассматривала варианты старше тридцати пяти.

– Живет? – Марина поперхнулась, попыталась откашляться, подошла к окну, чтобы скрыть выражение своего лица.

– Да, уже месяца два, – буднично продолжила Ника и подбросила полено в огонь. – Господи, когда ж уже весна-то! Прямо ужас какой-то. А еще говорят про глобальное потепление. Нет, ученые ничего не смыслят в этом.

– Но он же… слушай, он же с братом живет. И с Лидкой. Да, точно, он мне сам говорил, он звонил мне пару недель назад!

– И что он тебе говорил? – иронично подняла бровь Ника. Уж кто-кто, а она-то знала, кто кому звонил у Саши и Марины. Сама она и звонила, придумала опять какой-то предлог типа сломанного огнетушителя или порвавшегося пледа. Как только у нее они не переведутся, эти дурацкие поводы.

– Говорил, что они с Лидой решили пока сдать дом, до продажи. И будут снимать квартиру, чтобы вместе за Павлом ухаживать. Там просто куча чего ему назначено, и какие-то процедуры, и гимнастика. Вот они и…

– И? И он забыл добавить, что вместе с ними там проживает очень милая докторша – та самая, с которой он теперь амуры разводит. Правда, удобно? Он у тебя молодец, умеет правильно выбирать женщин!

– Ты можешь что-то путать. Наверное, эта докторша просто к ним приходит, – нервно добавила Марина. У нее дома в шкафу висело несколько Сашиных рубашек и один хороший, дорогой костюм, который он привез из Вены прошлой весной. В холодильнике были заморожены несколько очищенных маленьких форелей, потому что он их очень любит, а готовить их – пять минут в микроволновке. У порога на коврике с медведем стояли его тапки – сорок четвертый размер, а в ванной имелся флакон его туалетной воды. Он не мог с ней так поступить, он просто не мог!

– Конечно, я путаю. Мне просто так сказали, сама я с этой докторшей чая не пила, не очень-то и нужно. Так что я просто тебе сказала – по-дружески, – пожала плечами Ника. Что ж, если подружка предпочитает заниматься самообманом, это ее дело. А у Ники сведения были самые верные, от Лемешева, который приглядывал за светловской родней. Уж почему у него так много беспокойства вокруг этих зазнаек, непонятно. А только Лемешев даже адрес назвал – что-то в Куркино, фи, какое место. Что и говорить, после аварии Лидка распустилась и падала все ниже. Говорят, даже волосы теперь не красит. Кто говорит? Да все тот же Лемешев.

– Ладно, все равно спасибо, – через силу выдавила из себя Марина. – Я с ним поговорю.

– Отличная идея, – кивнула Ника и протянула Марине бокал.

– Нет, я, наверное, поеду, – отказалась та и посмотрела на Нику явно больными глазами. Раненое животное, а не самостоятельная женщина. Ника могла бы посмеяться этому, если бы не было ей теперь так интересно понять, что это за чувство, которое заставляет Марину так убиваться и смотреть глазами побитой собаки. Нет, бесспорно, Светлов-старший видный мужчина, но не единственный же на свете. Ведь столько лет прошло, а у Марины ни одного романа. Или практически ни одного. Как-то она рассказывала, что по пьянке, на каком-то празднике в своей нотариальной конторе она целовалась в укромном уголке с адвокатом из соседнего офиса. Но сколько потом было слез и самобичевания! Я предала Сашу, как я могла, ах, какая же я дрянь. Нет, этого Нике было не понять. И любви такой вот – безответной – тоже понять она не могла.

– Подожди, ты же завтра собиралась.

– Я не могу, – помотала головой Марина и почувствовала, как невероятная тяжесть придавливает ее к земле. И эта пустая роскошь, и эта женщина напротив, с хищным красивым и таким молодым лицом, раздражали ее. Ей не хотелось больше ничего знать о своем бывшем, хотелось вернуться домой, остаться одной со своими рубашками, с костюмом, который он сам у нее оставил где-то год назад, когда испачкал его случайно на улице и заскочил к ней переодеться. Ведь не пошел же он в магазин, не купил просто другой костюм, а сразу вспомнил, что у него есть дом на Таганке, где есть во что переодеться, где его ждут.

Сейчас Марина сидела в углублении гардероба и плакала. Только бог знает, каких трудов ей стоило сдержаться и не зарыдать по дороге. Все те два часа, что перлась она от этой проклятой Новой Риги, где ничего, буквально ничего не рассчитано для простого, нормального человека. На остановке, где она глотала слезы почти сорок минут, а Ника, стерва, даже не предложила подвезти – она, видите ли, выпила. В метро, на переходах Марина держалась, а теперь вот расклеилась. Ревела, сидя под рубашками, утыкаясь носом в костюм, будь он неладен. Ведь получается, Марина уже несколько лет живет с этим вот костюмом. И пересматривает те фильмы, которые когда-то они смотрели вместе с Сашей, и слушает музыку, которую он любит, к которой он ее приучил. Она была ему хорошей женой, что же случилось, почему он, несмотря на все ее старания, надежды, на ее терпение и понимание, все же не пришел, не вернулся, не понял, что лучше Марины для него никого нет. И что такого в этой его новой девушке, раз он решил с ней жить, если только это действительно правда, а не выдумка одуревающей от скуки степановской вдовы.