Париж в августе. Убитый Моцарт - Рене Фалле

— Фрэнк, дайте-ка мне бутылку!

Фрэнк уселся на другую ручку кресла. Черная Молли подошла и положила голову ему на колени.

— Здравствуй, левретка, — сказал Уилфрид.

— Моя вина в том, — задумчиво изрек Фрэнк, — что я вижу слишком далеко. Я — экран рентгеновского аппарата. Когда я смотрю вот на эту левретку, как вы изволили выразиться, я вижу только ее скелет.

Черная Молли вздохнула, но не двинулась с места:

— Развлекаться с вами — большая глупость.

К ним подошла Кароль. Уилфрид предложил ей бокал шампанского, который она выпила одним махом.

— Еще один?

— Да, пожалуйста.

— Потанцуем?

— Если вам очень хочется.

— Мне хочется.

Однажды, они уже танцевали вместе под беспокойным бдительным оком Норберта, которому в танцах нравилась только музыка. Но тогда не было ни пламени от горящих в камине поленьев, ни свечей.

— Я хочу есть! — закричала Люси.

— Я тоже! — почему-то по-английски подхватил Брюно.

— Гусиная печенка! — скомандовал Омер.

Ладонь Уилфрида на талии Кароль была просто обжигающей.

— И не стыдно вам, Уилфрид, танцевать со мной? Ведь всем этим девушкам лет по двадцать пять.

— Это у них пройдет.

— С ними я чувствую себя неуютно. Уж очень они хорошо подобраны. Хоть одна была бы уродиной.

— Омер против.

— Кто такой Омер?

— Кто такая Кароль?

Она грустно улыбнулась:

— Я танцую. Я пью. Я улыбаюсь. Что вы можете подумать обо мне?

— Что вы так поступаете по принуждению и против своей воли.

— Да, но… но как вам объяснить? Мне нравится танцевать, пить шампанское и улыбаться. Это отвратительно.

— Нет, Кароль, ведь вы же не умерли.

— Не произносите этого слова.

Он почувствовал, как задрожала рука, которую он держал.

— Мне необходим шум, — снова заговорила она. — Так же, как и им. Оглушительный, непрекращающийся шум.

— Громче проигрыватель! — крикнул Уилфрид.

— Может, я слишком много выпила?

— Не думайте об этом. Слишком много выпить невозможно. В этом, может быть, наше единственное превосходство над животными. Омер очень заинтересовался вами.

— Вот интересно, почему бы это. В его распоряжении целых пять девушек.

— Вы — шестая, и вы не в его распоряжении.

— Мне сорок лет, Уилфрид. Мне кажется, будь я мужчиной…

Он рассмеялся.

— Не становитесь им никогда. Это очень грустно.

Уилфрид подошел к Омеру.

— Уилфрид, мне скучно.

— Ты прав. Все интересное — впереди.

— Я могу потанцевать с Кароль?

— Хоть всю жизнь.

Омер пригласил Кароль. Нэнси принесла из машины транзисторный приемник и слушала его, сидя на верхней ступеньке лестницы. Уилфрид подсел рядом.

— Вы позволите?

— Я слушаю новости.

— Зачем?

— Хочу узнать, как дела на Бирже.

А вдруг сейчас скажут что-нибудь о Норберте. Уилфрид пальцем дотронулся до бедра Нэнси:

— Можно?

— Как хочешь.

Вот растяпа, уронил приемник, который, запрыгав по ступенькам, докатился до вымощенного плитками пола и замолчал.

— Я в отчаянии.

— Неважно. Это приемник Брюно. И нужен он только, чтобы узнавать биржевые новости.

Уилфрид обнял Нэнси.

— Мне жаль вас, Омер.

— Почему, мадам Эйдер?

— Зовите меня Кароль.

— Почему, милая Кароль?

— Потому что однажды вы покончите жизнь самоубийством.

— Я бы очень хотел, но это невозможно.

— Почему?

— Потому что это уже сделано.

— Вы в плену своих парадоксов. Вы в них потеряетесь. Чем вы занимаетесь в жизни?

— Убиваю себя. Я убиваю себя, а для вас повторю, что я — очень крупный хирург-стоматолог. Да, корчеватель зубов. Я ненавижу зубы. Я бы хотел жить в мире птиц. Вы, Кароль, красивая, даже несмотря на то, что у вас есть зубы. Очень красивая.

— Потому что я — шестая.

— Шестая?

— Здесь пять очень молодых и чрезвычайно милых девушек. И, к тому же, еще одна женщина, не предусмотренная программой. Вот, может быть, почему я этим вечером оказалась красавицей.

Она почувствовала, как ей в спину впились ногти Омера.

— Вы спали с Уилфридом, мадам Эйдер?

— Нет.

— Нет?

— Совершенно верно.

— Если бы это было так, я первым бы оценил все остроумие такой необычной ситуации. Но вы дурачите меня, вы оба, потому что он такой же мистификатор.

— Омер, ваши ногти.

— Как бы я хотел иметь возможность убить вас. Но, увы, результатом этого невинного развлечения будут тюремные стены.

— А что такое для вас тюрьма?

— О, моя любовь, это значит потерять свое тело, а я еще очень хочу погулять с его помощью. А вы нет?

— Не прижимайте меня так сильно. Если вам у себя на груди нужно непременно чувствовать живое существо, позовите Нэнси или Люси.

— Мадам Эйдер, я охотно послал бы анонимное письмо мсье Эйдеру.

Она отшатнулась от него, едва заметная улыбка пробежала по ее губам:

— Да, вы можете это сделать.

— Я опасное создание, Кароль. Я — ядовитое растение, поганка, мухомор.

— Вы хвастаетесь, Омер. Вы самый обычный человек, немножко неудачник.

Он спокойно прижал ее к себе, укусил прядь волос на затылке.

— Как жарко, — пожаловался кто-то.

— В самом деле, этот камин просто невозможен.

Уилфрид и Фрэнк беседовали, сидя за столом, заставленным бутылками. Лелио горланил заупокойную мессу, вытянувшись на столе, как в гробу и поставив по бокам свечи. Девушки танцевали босиком. Брюно ел оливки, стараясь выплевывать косточки как можно дальше.

Все вышли на улицу. Ночь была на редкость мягкой и ясной. Лунный свет окрашивал молчаливый сад в голубые тона. Статуя 1900 года взирала на приближающуюся толпу пустыми зрачками. Посреди крошечного бассейна, распускаясь, как цветок, булькал фонтанчик. Этот величавый покой покорил их, и все улеглись на траву с чувством благодарности за такую возможность. Фрэнк зарылся в траву лицом. На колокольне отбили время: два часа.

— Вот интересно, есть ли Бог? — спросила Нэнси, переворачиваясь на спину и глядя на звезды.

Фрэнк приподнял голову:

— Ну вот, начинается глупый женский разговор.

— Если бы его не было, — ответила Эдвидж, — тебя не было бы здесь.

— А я, я все равно была бы здесь! — заявила Валери.

— Что вы об этом думаете, Уилфрид? — спросила Нэнси.

Уилфрид, сидя на траве в нескольких шагах от Кароль, внимательно посмотрел на звезды:

— Его нет.

— Вы в этом уверены?

— Нет.

— Ну и?

— Подождите! Он существует. Но это одно и то же.

— С вами нельзя поговорить серьезно. Есть у кого-нибудь сигареты?

— Держи.

— А мне бы хотелось, чтобы он был, — снова подала голос Нэнси. — Когда он увидит меня, он захочет меня как женщину. Я стану его женой. Его женушкой. И ничьей, только его.

— Ничьей, только его! — рассмеялся Фрэнк.

— Вот именно. Я никогда не изменю Богу.

— Послушайте ее, нет, вы только послушайте ее! Эта девица хочет заняться любовью с Богом!

— А почему нет? Разве он не мужчина?

— Это не мужчина, идиотка, это Бог.

— Ну и что, в самом деле! Я не дура. Хоть Иисус и Бог, но он — мужчина. Он носил кальсоны.

Все загоготали. Омер приподнялся на локте:

— Смеетесь? Великолепно! Смеетесь над кем-то или над чем-то?

— Над Богом. Нэнси хочет переспать с ним.

— А он что, не хочет? Он здорово загордился, этот мсье.

Лелио, изображая императора, завернулся в какую-то занавеску. Все пили. Шампанское. Виски. Без разбора. Омер подполз к Кароль и целовал ей руку. Пробило три часа…

— Пожалуй, я пойду к мессе, — вздохнула Валери…

Потом пробило четыре часа. Ночь становилась светлей. Эдвидж спала у подножия статуи.

— Кто из нас умрет первым? — задал вопрос в пространство Омер. Он выставил палец перед носом — выбираю имя наугад.

Палец указал на спящую Эдвидж.

— Ты!

— Почему она? — поинтересовалась Кароль, потихоньку отодвигаясь от Омера.

— Потому что она спит, душа моя, потому что она спит, и потому что умереть — значит, заснуть, заснуть — умереть, и так до бесконечности.

— Это уж совсем не смешно, — запротестовала Люси. — Так не веселятся. Вы нам уже надоели с Богом и со смертью. У меня когда-то были знакомые молодые люди, которые смеялись не переставая.

— Интересно посмотреть, может, они до сих пор смеются. Вот бы я удивился, — съязвил Фрэнк, поднимая голову.

Вдалеке, на дворе фермы, зарокотал трактор. Фрэнк потянулся, прошелся по траве.

— Уилфрид, не хотите ли прогуляться со мной немножко?

Уилфрид бросил вопросительный взгляд на Кароль: может ли он оставить ее один на один с Омером. Она прошептала:

— Идите, Уилфрид.

Он догнал Фрэнка. В полном молчании они дошли до приоткрытых ворот. Фрэнк прошел в них. Уилфрид заметил, что на них висит замок.