Операция «Империал» - Александр Григорьевич Звягинцев

По периметру плаца, на усыпанных песком дорожках, выстроились шеренги пионеров в защитной форме с прижатыми к груди деревянными автоматами.

Бедные дети уже давно стояли в ожидании начальства, поэтому появление руководителей было встречено пионерами с нескрываемым облегчением и одобрительным гулом.

— Смирно! — скомандовала старшая пионервожатая, пышнотелая брюнетка в белой, обтягивающей высокую крепкую грудь блузке, в синей юбке и с ярким красным галстуком на шее. — Слово предоставляется генерал-майору в отставке Борису Кузьмичу Алексейцеву.

Старый генерал, ради торжественного случая облачившийся в парадный мундир и нацепивший все свои награды, едва доставал до плеча грудастой старшей пионервожатой.

Взойдя на трибуну, он басом забубнил заученную речь:

— Дорогие пионеры!.. Империалисты не дремлют. Они не оставляют нас в покое. И все ближе и ближе к нашим рубежам священным подползают…

Генерал перевел дух, чтобы собраться с мыслями. Но лучше бы он этого не делал.

Какой-то вредный пионер из первого отряда голосом попугая из известного мультфильма пронзительно крикнул:

— Ползет, ползет!

И вся линейка мгновенно грохнула. Алексейцев смутился и… забыл все, что с таким трудом выучил за два дня.

— Дорогие пионеры! — зашелся в кашле генерал. — Торжественно объявляю начало в-войны… военно-спортивной игры «Зарница»! Ура-а-а!

— Ура-а-а! — раздался ответный радостный рев пионеров.

Старшая пионервожатая поспешила исправить положение и завопила:

— Слово предоставляется секретарю горкома Петру Григорьевичу Борзову.

Борзов дождался, когда генерал освободит трибуну, а затем поднялся на нее. Вид у него был довольно забавный. Он умудрился во время речи генерала отобрать у пионера барабан и повесил его себе на шею. Но уставшие дети никак на это не отреагировали, решив, что так и надо.

— Дорогие дети! — начал Борзов. — Когда кончилась война, не было игры «Зарница». Тогда был голод. К вашему счастью, вы его никогда не узнаете в нашей счастливой стране. А я знал, что такое — голод! Но у меня был вот такой же барабан, и он сделал из меня человека… Одного известного философа спросили, какими будут музыка и цвет двадцатого века, и он ответил: «Цвет будет — красный, а музыка — барабан!» Дети, он не ошибся. Наш цвет — красный! Наша музыка — барабан!

— Ура-а-а! — завопил басом генерал.

И юные ленинцы дружно откликнулись:

— Ура-а-а!

Борзов стал привычно отбивать на барабане ритм марша. Два пионера подхватили этот ритм на своих барабанах. Горнист заиграл сигнал к атаке.

Старшая пионервожатая крикнула:

— Слушай мою команду! На-пра-во! Шагом марш!

И пионеры, сжимая автоматы и энергично маршируя, отряд за отрядом покинули плац.

На Борзова нахлынули милые его сердцу воспоминания, глаза наполнились слезами.

— Как идут! — сказал он генералу, спустившись с трибуны. — Как идут наши будущие защитники!

— Хорошо идут! — пробасил Алексейцев. — А главное, идут в нужную сторону!

Борзов краем глаза вдруг заметил стоящего в стороне полковника Багирова. Тот нетерпеливо смотрел на него, но не решался подойти, очевидно, вокруг было слишком много народа.

— Багиров! — крикнул ему Борзов. — Подходи до компании!

Багиров решился подойти к группе. Он сдержанно поздоровался и вплотную приблизился к Борзову.

— Тебя тоже пригласили выступить? — удивился Борзов.

Но Багиров крепко взял его за локоть и, стараясь сделать это незаметно, медленно стал уводить Борзова с плаца.

— Отойдем! — почти не двигая губами, сказал он. — Разговор есть.

Они отошли на приличное расстояние от остальных.

— Что случилось? — недовольно спросил Борзов. — Пожар, что ли?

— Хуже, — ответил Багиров. — Зампредисполкома Штукатуров… после разговора с Оболенцевым провел в ванную оголенный провод и в воде набросил на себя. А в проводе двести двадцать вольт…

— Зачем? — растерянно пробормотал Борзов.

— Самоубийство! — констатировал полковник.

— Что его заставило? — испугался Борзов.

— Видать, крепко прижали. А мертвых не судят! — нервно усмехнулся Багиров. — Ни позора тебе, ни конфискации. Вот такой, брат, расчет!

— Тоже мне расчет! — пробормотал Борзов.

— Зато семья не пострадает!

— Что ему грозило?

— Вышка не светила! — усмехнулся Багиров. — Да и срок мог получиться небольшой.

— Испугался?

— Вряд ли! — пожал плечами Багиров. — Он вообще был… странный. Для нас это не так уж и плохо: от него ниточки тянулись и в порт, и на таможню.

— Что еще? — спросил Борзов, уверенный, что худшего не будет.

— Еще? — Багиров виновато отвел взгляд от Борзова, и тот сразу почувствовал, что худшее еще впереди.

— Не отводи глаз! Не красна девица.

— Еще арестованы несколько человек из общепита… — начал Багиров.

— Это мелочь! — отмахнулся секретарь.

— И еще, когда я выезжал сюда, в кабинете Юрпалова начался обыск. Он арестован, — добавил полковник.

— Что-о? — ахнул Борзов.

— Не беспокойся! — торопливо заговорил Багиров. — Цвях успел с ними со всеми переговорить…

— Ты и твой Цвях спите на ходу! — прервал его в бешенстве Борзов. — Липатов в город приезжает, а у вас в сводках сплошные грабежи да насилия… Собери личный состав и вправь им мозги!

Борзов был настолько взбешен арестом Юрпалова, что, когда из-за кустов вынырнул пионер с деревянным автоматом и пропищал: «Руки вверх! Вы захвачены армией зеленых!», он от неожиданности торопливо задрал руки вверх и побледнел. Но когда осознал свою ошибку, то с ненавистью рявкнул на обалдевшего пионера:

— Цыц!

Будущий защитник природы испуганно ретировался в кусты.

Борзов схватил Багирова за грудки и притянул к себе.

— Слушай, Багиров! — зашептал он с яростью. — Ты меня знаешь с пионерского детства.

— Успокойся, Петр! — испугался тот за Борзова. — Оснований для паники нет. Цвях с них глаз не будет спускать…

— Этот следователь, Багиров, играет большую игру! — Борзов отпустил друга. — Или он нас всех, или мы его! Понял?

— Сам не маленький! — огрызнулся полковник. — Уже кое-что предпринял.

— Что? — заинтересовался Борзов.

— Цвях послал Амбала к шмаре Оболенцева… — стал рассказывать Багиров, но Борзов не так его понял и тут же перебил с выражением ужаса на лице:

— Убрать бабу Оболенцева? — прошептал он помертвевшими губами. — Ты с