Двойка по поведению - Ирина Семеновна Левит

— Да ну?! — Мухин вытаращил глаза. — Кто? Зачем?!

— Если бы я знал — кто, свернул бы ему шею и даже не спросил: зачем, — зло проговорил Гриневич.

Мухин перестал таращиться и вновь принялся рассматривать свои кроссовки. Лицо у него при этом стало растерянно-озадаченным.

— Кстати, — сообразил вдруг Гриневич, — ты ведь с Елизаветой Максимовной на одной площадке живешь?

— Да. — Валера оторвал взгляд от собственной обуви и настороженно посмотрел на Гриневича.

— А куда твоя квартира окнами выходит?

— Во двор… и в торец дома. У нас угловая квартира.

— А ты случайно в окно не глядел, в то самое, что в торце, перед тем как Елизавету Максимовну встретить?

— Нет! — Мухин мотнул головой. — Там спальня родителей, мне чего там делать? А вы почему спрашиваете?

— Потому что ты мог случайно увидеть, кто в Елизавету Максимовну собачье дерьмо кинул. Из-за угла в нее швырнули. Человек тот как раз должен был у торца дома стоять. Понял?

— Понял, — на сей раз кивнул Мухин. — Только у нас ведь седьмой этаж, высоко… Да и в окно я не глазел… Что я в спальне предков-то забыл?

— Да ничего, наверное, не забыл, — вздохнул Гриневич. — А жаль… — Помолчал немного и добавил: — Ладно, поехал я… А ты давай, домой шагай, поздно уже…

— Ага, пойду… — сказал Валера, но с места не сдвинулся.

Гриневич открыл дверь машины, обернулся:

— Меня, что ли, решил проводить?

Мухин переступил с ноги на ногу, кашлянул:

— Я спросить вас хочу…

И умолк.

— Давай, спрашивай, — разрешил Гриневич.

— У вас, Владимир Николаевич, серьезно с Лизой… Максимовной?

— В каком смысле? — нахмурился Володя.

— Ну-у… — Валера замялся и вдруг в упор уставился на Гриневича. — В школе тут говорят, роман у вас…

— А тебя это с чего волнует?

— С чего, с чего… — мрачно буркнул Мухин. — Соседка она мне все же… Почти подруга детства.

— Подруга детства? — Володе стало смешно, и он рассмеялся. — А если даже и роман, ты возражать будешь?

— Я? Возражать?! — Валерка враз скинул с лица мрачность и хохотнул в ответ: — Не-е… Я возражать не буду. Если у нее роман с вами, — с нажимом произнес он, — то я не против.

Глава 18

Когда Володя ушел, Лиза заплакала. Села на пуфик у двери, уставилась на плащ и заплакала.

Вообще-то она плакала редко. Когда ты маленькая и с виду беззащитная, многим кажется, что ты готова лить слеза по три раза на дню. Тебя начинают постоянно жалеть и относиться… в общем, несерьезно.

Лизе всегда хотелось, чтобы к ней относились серьезно. И потому на людях она не плакала никогда, а без людей очень редко и только по очень принципиальным поводам.

Изгаженный плащ таким поводом быть не мог. Даже несмотря на свою дороговизну. Причины сугубо материального порядка, пусть и с учетом скромной учительской зарплаты, были недостойны того, чтобы Лиза проявила слабость.

Поводом стало совсем другое — чувство, которое она пыталась, но никак не могла четко сформулировать, и которое сначала было словно маленькое семечко, а потом как-то очень быстро превратилось в подобие гигантского арбуза. Этот «арбуз» зрел все последние дни и вдруг вызрел настолько, что лопнул, пролившись обильным соком.

В какую историю она влезла?

Разве она безбашенная авантюристка? Любительница экстрима? Искательница жгучих эмоций?

Нет, конечно!

Хотя в определенной степени — да!

Ей, сдержанной, разумной, практичной, очень хотелось приключения — необыкновенного, захватывающего!.. И она его получила. Ей отчего-то казалось, что это будет очень интересное и крайне благородное приключение. Причем весьма оригинальное. Обычно ведь как? Мужественный герой бросается на выручку несчастной девушке. А здесь, наоборот, — мужественная героиня и попавший в беду юноша. Мужественная героиня — это она, Лиза Саранцева, которую все считают маленьким птенчиком, нежным цветочком, хрупкой статуэточкой. Ошибаетесь, господа! Поверхностно смотрите, мелко мыслите! Она способна на большие дела, серьезные поступки, жесткие решения. Она умна, самостоятельна и независима!

Она не смутится сплетен по поводу ее чувств.

Она не растеряется из-за обнаруженной у нее тетради Пироговой.

Она не испугается ничьих ударов в спину, даже таких дерьмовых.

Ни за что!

А слезы… Просто она не ожидала таких странных, не вписывающихся ни в какое разумение поворотов.

Откуда взялся кондуит Пироговой в ее кабинете? Конечно же кто-то специально подбросил кондуит именно ей, причем так, чтобы это быстро обнаружилось и при массе свидетелей. Но почему и зачем? Кто захотел ей столь сильно напакостить?

И кто напакостил сегодня? Уже без всяких свидетелей и без всякого ясного смысла. Ведь глупо же, очень глупо. Почему и зачем?

А Володя?.. Зачем он явился? Утешить? Тогда почему с этим психологом, который расспрашивал ее так, словно работает не в университете, а в полиции? Впрочем, он ведь приятель того полицейского майора, который занимается убийством Пироговой. Опять же Казик вполне симпатичный и, возможно, способен хоть немного разобраться в этих совершенно непонятных вещах, которые в последнее время происходят с ней, Лизой.

Но Володя… Спросил, дорогой ли плащ, а потом сидел истуканом и ушел, не сказав ни одного нормального слова и отказавшись от чая. С чаем она, конечно, повела себя неприлично. Не в том смысле, что предложила Володе, а в том, что не сообразила предложить Казику. Все-таки человек специально приехал, пытался вникнуть в ее проблемы… А у нее простое проявление гостеприимства из головы вылетело. Обычно уж что-что, а про гостеприимство она всегда помнила — как и подобает воспитанной барышне.

Да уж, воспитанная барышня!.. Образец достойного поведения и безупречной репутации. Только в гимназии на нее теперь косятся и перешептываются. Надо же, влюбилась в ничего не подозревающего физкультурника, назначила ему тайное свидание — прямо Татьяна Ларина! Но не из пушкинского творения, а из пошлой юморески. Физкультурник, правда, не Евгений Онегин, никаких нравоучений ей не выдает, напротив, пытается изобразить из себя героя романа, получается же герой пародии. Ведь сразу видно, что свои ухаживания он изображает, причем довольно бездарно. А то, что изображать способна сама Лиза, никто и не предполагает. С какой стати? Такая воспитанная барышня и вообще образец…

Разумеется, наедине, в ее квартире, Володе ничего не требовалось изображать, и он не изображал. Сказал, что ему пора восвояси, а каких-то утешительных слов не сказал. Сделал конкретное дело — привез Казика, тоже готового и, похоже, способного на что-то конкретное. Так чего ей еще надо?

Но почему-то было обидно. Из-за подброшенной тетради, из-за испоганенного плаща, из-за Володи Гриневича, который… должен был повести себя как-то иначе.

Лиза не знала — что значит «иначе».