Последний бой Лаврентия Берии - Елена Прудникова

Надо непременно узнать, что он накопал в Германии. Никита говорил, этот следователь – его человек. Но неужели министр, полжизни проведший рядом со Сталиным, не переиграет какого-то прокурора?

…Павел ехал в Москву, все еще находясь в ошалении средней степени тяжести. Он побывал на даче у Маленкова, но инструктировал его сам Молотов. Подумать только, все утро он разговаривал с легендарным человеком, ближайшим соратником Сталина! Рассказать кому – ни за что не поверят…

В первую очередь министр поинтересовался его образованием. А узнав, что майор не из прокуратуры, а из разведки и к тому же окончил два курса Военно-дипломатической академии, облегченно вздохнул.

– Раз вы человек образованный, да еще разведчик, я думаю, было бы неправильно использовать вас как почтовый ящик. Я постараюсь объяснить вам круг вопросов, связанных с тем, что мы хотим узнать.

И принялся рассказывать – сухо, но очень просто и очень доходчиво, без каких бы то ни было идеологических комментариев. Павел слушал сначала настороженно, потом увлекся, принялся задавать вопросы. Все было совершенно не так, как им объясняли, но логично и очень интересно.

– …У германской проблемы есть и еще один аспект – военный. Не сегодня, так завтра ФРГ вступит в НАТО. ГДР – наш важнейший плацдарм в Европе. Если она будет социалистической, там можно держать мощный воинский контингент, непосредственно на границе стран – участниц НАТО, в то время как они будут отделены от советской границы союзными и подконтрольными буферными государствами – ГДР и Чехословакией. А если «сдать» ГДР, то граница с НАТО пойдет по границе Польши, а Польша никогда не была нашей союзницей. Теперешняя ее лояльность – вынужденная, поляки уже и сейчас шепчутся о «советской оккупации», при том, что не прошло еще и десяти лет с тех пор, как наши войска освободили их от Гитлера. И если Североатлантический блок сговорится с Польшей даже не о союзе, а просто о пропуске войск, – а сговориться есть шанс, полякам совершенно не нужна война на их территории, – то они легко дойдут до советских границ. Лаврентий, конечно, мало понимает в военных вопросах, но для того, чтобы понимать это, не надо быть стратегом. Я хочу выяснить, почему он, зная это, все же был против строительства социализма в Германии.

– Это лишь доказывает то, что он враг! – сказал Павел.

Молотов поморщился.

– Товарищ майор, о чем мы говорили с вами целый час? Ваше заявление – уровень шпионского романа для домохозяек. Представьте себе: вы – враг нашего государства и у вас огромные полномочия. Как вы в данной ситуации будете действовать? Войдите в роль, представьте себе, будто это ваше задание…

– Я… – Павел задумался и вдруг, неожиданно для себя, сказал: – Я бы сохранил прежний немецкий курс.

– Не зря разговаривали! – засмеялся Маленков.

– Вам бы не дали его сохранить, – усмехнулся и Молотов.

– Тогда… я бы, пожалуй… я бы посоветовал сделать уступки классовому врагу и нажать на рабочих. Классовый враг все равно никогда не будет лоялен, любую уступку он расценивает как проявление слабости. А рабочих такой курс оттолкнет, и экономически, и идеологически… Товарищ Молотов, а как могло случиться, что в рекомендации ЦК не вошла отмена повышения норм выработки?!

– Потому что нам об этом не доложили! – Молотов, потеряв терпение, стукнул кулаком по столу. – Исключительно поэтому. В связи с этим еще один вопрос для Берия: выяснил ли он, на каком этапе потерялась эта информация? Кстати, говоря о деятельности предполагаемого врага, вы почти точно изложили действия Ульбрихта. И последний вопрос попрошу запомнить хорошенько, передать дословно и так же дословно принести ответ: как-то раз Берия сказал мне, что немецкие товарищи совершают слишком много ошибок. Он по-прежнему считает так, или, может быть, пересмотрел свою позицию?

…Все еще размышляя, Павел сидел в допросной комнате бункера. Получается, Молотов подозревает, что Ульбрихт – враг? Как еще можно понимать его последний вопрос? Или он хочет посмотреть, как поведет себя Берия – не станет ли прикрывать Ульбрихта, а может быть, наоборот, спихивать на него всю вину? Да, хорошее досье подбирается у него для Никиты Сергеевича…

Берия опять был ко всему абсолютно безучастен, еще больше, чем в первый раз. Теперь у него не было даже начальственного тона. Прикрыв глаза, он выслушал короткое сообщение майора о встрече с Маленковым и Молотовым, о теме разговора и равнодушно сказал:

– Хорошо, я отвечу на все ваши вопросы. Надеюсь, вы понимаете, гражданин майор, что с этой минуты вы становитесь носителем совершенно секретной информации?

– Как ни странно, понимаю, – обозлился Павел. – Что такое секреты, меня научили еще в разведшколе. И хорошо научили – мы за болтовню жизнью платили!

Берия поднял голову, взглянул с некоторым интересом.

– Вы были нелегалом?

– В сорок первом, в Минске, радистом группы, а потом диверсантом.

– Долго?

– Четыре месяца. Вы не знаете, что это такое – ваше счастье…

И запнулся, замолчал, ибо Берия вдруг улыбнулся, – снова Павел не успел уловить перемену его настроения. От улыбки его лицо посветлело, карие близорукие глаза заблестели.

– Думаете, вы один на земле разведчик? – коротко засмеялся он. – Я был нелегалом еще в гражданскую, в Баку, потом в Грузии – мальчишкой, без всякой подготовки. До сих пор удивляюсь, как жив остался. И сын мой в сорок первом пошел в разведшколу. Его не хотели брать из-за возраста, но он знал два языка и радиодело, и сумел добиться своего…

– Сколько же ему было? – удивился Павел. – В разведшколы брали с семнадцати лет.

– Ему? Шестнадцать. А вам?

– Мне в июне сорок первого исполнилось восемнадцать. А в школу я пошел еще до войны, осенью сорокового, по комсомольской путевке. Языков не знал, но учили нас на совесть, и общая подготовка у меня, думаю, была получше, чем у вашего сына. Его куда забрасывали?

– Направили в Германию.

– В Германию?!! И вы не знали?

– Ну почему же? Знал…

Павел, потрясенный, смотрел на Берию. Нет, он, конечно, читал и любил стихи Симонова: «Раньше других я должен сына вперед послать…» Он знал, дети членов Политбюро воевали в действующей армии. Но предположить, что человек в здравом уме может допустить, чтобы его сына, мальчишку непризывного возраста, направили радистом в Германию, на верную смерть… В лучшем случае на верную смерть!

И вдруг он осознал – Берия улыбается. Значит, контакт получился! Давай, Пашка, работай на доверие! Судя по разговору, сын его жив, стало быть…

– А… где он сейчас? – осторожно спросил Павел.

Берия пожал плечами.

– Наверное, в тюрьме. Где еще быть сыну врага народа? В Германию он тогда не попал. Сначала сорвалась выброска, а потом товарищ Сталин запретил детям членов Политбюро воевать там, где есть высокие шансы попасть в плен, – чтобы наших сыновей не превращали в идеологическое оружие.

– Но, товарищ Берия… – начал было Павел и осекся, встретив мгновенно отвердевший холодный взгляд.

– Мы с вами не товарищи, гражданин майор. Следователь не должен совершать таких ошибок. Задавайте ваши вопросы…

Свою позицию по Германии Берия объяснил так же просто, как и Молотов. Пока были хоть какие-то шансы на объединение страны, не следовало вообще строить там социализм, чтобы не затруднить это самое объединение. Единственным по-настоящему важным было условие невмешательства США в германские дела, все остальное так – лирика и пропаганда.

– Но ведь объединение Германии проиграно…

– Кто вам сказал? – пожал плечами Берия. – До сих пор самым главным мотивом западногерманского канцлера было стремление выиграть выборы, назначенные на осень. После них он стал бы намного сговорчивее, да и мы нашли бы, что ему сказать. Видите ли, Аденауэр, точно так же как и Молотов, мыслит устаревшими категориями. То военное прогнозирование, о котором вам рассказал Вячеслав Михайлович, в наше время неактуально. Я ничего не хотел говорить до августа. У меня были на то свои причины, да и суеверие тоже, хоть это и не по-большевистски…

– О чем вы не хотели говорить? – напрягся Павел.

– О том, о чем эти долбо… из ЦК растрепали на пленуме на весь мир – о водородной бомбе! – внезапно и зло рявкнул Берия. – Вы же не мальчик. Вы разведчик! Видите, что они творят? И меня еще обвиняют – я, мол, не информирую правительство о сверхсекретных работах. Пленум готовили те же люди, которые входят в правительство – ну и как им, таким, можно доверять государственные секреты?! Что узнали, то и выболтали…

Он покраснел и вдруг задохнулся, закашлялся. Павел протянул ему стакан воды, но Берия лишь рукой махнул. Тогда майор вызвал охранника и попросил принести чаю. Тот кивнул и куда-то ушел. Однако арестованный уже отдышался.

– Ничего не надо, – сердито сказал он. – Слушайте дальше. После этих испытаний никакие наземные войны нам не страшны. Через пару часов после того, как любая европейская армия перейдет границу какой-либо страны социалистического лагеря, на территории агрессора некому будет ни воевать, ни работать! Осознав это, Аденауэр, возможно, повел бы себя иначе. Американцы, кстати, это понимают, потому и торопят германского канцлера со вступлением в НАТО.