Только между нами (СИ) - Салах Алайна

Когда я выхожу из ванной, то первое, что слышу, — это шум посуды, доносящийся из кухни. Очевидно, сон мамы не крепче моего.

— Доброе утро. — Подхожу к столу и тянусь к графину с водой. — Я тебя разбудила. Извини.

— Я привыкла рано вставать, — успокаивает мама, начиная суетливо перемещаться вдоль кухонного гарнитура. — Я чай заварила. Попьёшь? Сейчас кашу сварю. Или лучше яйца сделать?

Еда — это последнее, о чём я способна сейчас думать. Чай… Чай можно, да. А потом я поеду. Куда? Скорее всего, снова к дому Матвея.

— Только чай, мам. Спасибо.

Мама ставит передо мной чашку и молочник и осторожно придвигает вазочку с печеньем. Смотрит с тревогой. Хочет расспросить, но боится. Или не знает, как начать.

— Я буду разводиться, мам, — говорю я, прижимая подрагивающие пальцы к горячему фарфору. Сил и желания врать не осталось. Слишком тяжела расплата.

Лицо мамы искажается изумлением и неподдельным расстройством. Слово «развод» её пугает. А ещё она не ожидала.

— Я поняла, что вы поругались… Но разве… Неужели так серьёзно?

— У меня есть любовник. Роман вчера узнал.

Я делаю глоток за глотком, почти не ощущая, как горячая вода обваривает нёбо. От признания стало чуточку легче. Самую малость. Эффект освобождения от пут лжи.

— Я думала, у вас всё хорошо…

Я мотаю головой, не в силах сдержать горькую усмешку.

— Нет. Не хорошо.

— Он тебя выгнал?

— Я первой попросила развод. Романа не устроили озвученные мной причины, и он решил копнуть глубже.

— А… С этим мужчиной… У тебя всё серьёзно?

— Ко мне никто так не относился, — шепчу я, чувствуя, как крупицы стеклянной крошки снова оживают под веками. — После такого сложно продолжать жить так, как жила я.

Образ Матвея становится почти осязаемым, не давая возможности и дальше сидеть и спокойно разглагольствовать о вещах, имеющих куда меньшую ценность, чем он. Я отодвигаю стул.

— Мам, я поеду. Мне нужно, ладно? Спасибо за всё. Я позвоню. — Последние слова я договариваю уже по пути в прихожую.

Сначала к Матвею домой. Если его там не будет — поеду к Роме. Другого плана у меня нет. Надеюсь, появится, если оба этих варианта не принесут ожидаемых результатов.

На выезде из двора меня вдруг посещает легкомысленная идея, что я, возможно, зря волнуюсь. Что Роман со своими угрозами был несерьёзен, а Матвей просто загулял с друзьями. Ему ведь всего двадцать три. Да и шесть лет — немаленький срок, чтобы совершенно не знать того, с кем каждый день засыпала в одной кровати. Роман сноб, холодный, закрытый, самоуверенный, но он не исчадие ада. Месть — это слишком для него, тем более месть с нанесением физического ущерба. Муж — жуткий чистоплюй… Я однажды попросила его помочь разделать рыбу, и он сморщился, будто ему унитазы чистить предложили.

Так я уговариваю себя в течение нескольких минут, но голос в голове продолжает тихо, настойчиво шептать: «Не бывает таких совпадений».

Когда телефон разражается громкой трелью, я вздрагиваю и бью по тормозам. На экране горит незнакомый номер. Таким ранним утром больше некому звонить. Это точно как-то связано с Матвеем.

— Слушаю.

— Э-эм. Привет… — немного растерянно говорит незнакомый мужской голос. — Меня зовут Денис, я друг Матвея.

— Говори… — сиплю я, трясущейся рукой убирая за ухо упавшую прядь. — Где он?

— Мы в больнице. Он попросил тебе позвонить, потому что… Ты адрес запишешь или как?

— Говори, — повторяю я, морщась от мучительного покалывания в глазах. Кажется, приложи пальцы к векам, и они окрасятся в красный.

Парень диктует мне местоположение, после чего я отключаюсь. Стук сердца нарастает пропорционально ползущей вверх стрелке спидометра, кружится голова. Конечно, это не совпадение. Это сделал Роман. 

* * *

Больница находится в Коломне. Длинные коридоры, залитые ледяным голубоватым светом, и запах хлорки, смешанный с антисептиком, заставляют меня за секунду продрогнуть до костей.

— Данилов Матвей, — говорю я девушке-санитарке, сидящей за стойкой поста. — Четыреста двадцать седьмая палата где?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Прямо по коридору, после двери в туалет, — вежливо отвечает она, чем вызывает во мне притупленный прилив благодарности. В государственных учреждениях не принято деликатничать.

За несколько секунд преодолев десятки метров, я залетаю в нужную палату, совершенно забыв, что, возможно, стоило постучаться. Мой взгляд падает на койку, где лежит мужчина лет пятидесяти с перевязанной головой, и лишь потом находит Матвея. Ком в солнечном сплетении достигает гигантских размеров, перекрывая дыхание. Его лоб и челюсть перевязаны бинтами, оливковая кожа приобрела пыльный оттенок, а на губе темнеет ссадина.

Я перестаю чувствовать ноги, пока приближаюсь к кровати. Рядом с Матвеем на стуле сидит незнакомый парень — очевидно, тот самый Денис, который мне звонил. На него я смотреть пока не могу. Вина и отчаяние разъедают изнутри, прожигая грудь до уродливой чёрной дырки. Это всё из-за меня. Из-за моей трусости и слабохарактерности Матвей здесь оказался.

— Привет. — Я осторожно опускаюсь на корточки и глажу его запястье.

Матвей издаёт короткий глухой звук и слегка приподнимает ладонь в знак ответного приветствия.

Тогда я и понимаю, что эта повязка на его челюсти не просто так. У него вывих… или перелом.

— У него нижняя челюсть сломана, — подтверждает парень. — Шину поставили. Ещё сотрясение… И два ребра треснули. Ушиб почки, но это, говорят, вроде не так серьёзно.

Немеют пальцы, и мне приходится сжать их в кулак. Задушенная истерика переходит в тошноту. Я не могу объять услышанное. Сложить две части пазла воедино. Эти жуткие травмы и то, что к ним имеет отношение человек, с которым я собиралась растить общих детей.

— Заткнись, — глухо и неразборчиво мычит Матвей. — Пугаешь Стеллу.

Его взгляд перебирается мне на лицо, и в нём появляется слабый намёк на веселье.

— Это мой друг Денис. Ссыкло и паникёр.

Как он может юморить прямо сейчас, остаётся для меня загадкой. Потому что я близка к тому, чтобы сбежать под любым предлогом ради возможности как следует прореветься. Как такое возможно? Чтобы Роман… сам?

Я поворачиваюсь к парню, не желая мучить Матвея необходимостью разговаривать:

— Где он был? Что… Как вы здесь оказались?

— Он позвонил мне ночью. Взял телефон у кого-то. Его мобильник, я так понял, они выкинули. Я подобрал его на остановке, и потом мы приехали сюда.

Обернувшись, я впиваюсь в Матвея глазами.

— Это Роман? Он тебя избил?

Матвей качает головой.

— Это был Санёк и его дубинка. Господин даже посмотреть постеснялся.

На этом мои нервы неожиданно трескаются.

— Извини, я сейчас, — бормочу я, подскакивая на кровати. — Скоро…

Вылетаю за дверь и, зажав рот рукой, оглядываюсь в поисках убежища. Мне нужна всего-то пара минут. Пара минут, чтобы прийти в чувство.

Туалет. Здесь, совсем рядом. Я запираюсь в кабинке и, включив воду, тихо вою в кулак. Он ведь мальчишка совсем, а его избивали дубинкой. Как низко нужно пасть, чтобы учинить расправу над человеком, да ещё и чужими руками?

Теперь перед глазами всплывает образ Романа Как он затягивает галстук и как сидит во главе стола на совещании. Трусливый и жестокий кусок дерьма. Конечно, он бы никогда не стал пачкать свои наманикюренные пальцы. Достаточно просто нанять кого-то.

— Девушка, извините, что снова вас тревожу. — Сделав над собой усилие, улыбаюсь вежливой санитарке. — Я могу поговорить с врачом, который занимается Даниловым?

— Дмитрий Андреевич должен скоро подойти. Можете подождать его здесь. — С этими словами Аня, как написано на бейджике, указывает на ряд стульев вдоль стены.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Долго ждать действительно не приходится, и уже спустя несколько минут возле стойки появляется плотный приземистый мужчина в халате. Врачей сложно спутать с кем-то ещё. Их выдаёт взгляд. Цепкий, но огороженный от всего мира.