Инь vs Янь. Книга 1 - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рамзин же приблизился, оставляя между нами мизер свободного пространства, так, чтобы не коснуться меня, но при этом невыносимо ощущаться повсюду на моем теле. Это как стоять обнаженной очень близко к открытому пламени. Твою кожу еще не обжигает, но жар почти невыносим, и нет никаких сил, которые помогли бы это игнорировать.
— Я стану трахать тебя только тогда, когда ты сама меня об этом попросишь, — прошептал он у самого моего уха, окутывая своим запахом и присутствием со всех сторон, и ноги задрожали, едва держа меня.
— Тогда, боюсь, тебе придется страдать вечным сперматоксикозом, Игореша, — Боже, лучше бы молчала. Мой голос и дыхание выдавали меня с головой.
Хотя моя кожа наверняка была еще более красноречива, покрывшись огромными мурашками.
— Не стоит так за меня бояться, дорогая.
Потому что долго тебе не продержаться, — его мурлыкающий смех обжег кожу моего плеча за мгновения до того, как эффект усилили его губы.
Мне пришлось сжать зубы, чтобы не застонать, когда его рот пустился в неспешное, но настойчивое завоевание по моим плечам и шее. Я поставила руки на стену и уткнулась в нее лбом, зажмурив глаза и отказываясь чувствовать то, что заставляли меня испытывать простые движения его рта.
Ладонь Рамзина скользнула по моему боку и оказалась на животе, и мои мышцы судорожно дернулись. Растопырив пальцы, он притянул меня к себе, вжимаясь в поясницу своим твердым членом, мгновенно заставляя меня вспомнить, как выглядит этот наглый орган в мельчайших подробностях, и что с его помощью со мной делал его хозяин.
Оказавшись зажатой между нами, его плоть дернулась в голодном нетерпении. Вторая рука мужчины с мочалкой продолжала кружить по моей груди, бокам, спускаясь к развилке бедер и почти лениво возвращаясь назад, обращая простое мытье в эротическую пытку. Если бы не отчетливая пульсация эрекции Рамзина и не его резкое сиплое дыхание у моего затылка, можно было подумать, что он совершенно спокоен. Я открыла глаза, так как с закрытыми было только хуже, и пыталась думать о чем угодно, только не о возбужденном мужчине, который уже бесстыдно терся об меня, и не о том, что невыносимо хочу просто прогнуться и подставиться. Утолить жрущий меня голод, которым заразил меня Рамзин. А потом уже будет можно снова собираться с силами и бороться…
— Готова попросить меня? — не голос — грубое урчание сгорающего от нетерпения зверя, и именно он отрезвляет и дает хоть мизерную, но опору. Нет, это не сила воли, да о чем вы!
Эта самая сила испустила дух от первого же прикосновения его рта, а может и гораздо раньше. Нет, сейчас мне осталось только моё ослиное упрямство.
Хочется сказать что-то эффектное, насмешливо-высокомерное, но единственное, на что меня хватает, это выдавить хриплое «Нет!». И за это короткое слово моё тело мстит мне болезненными жесткими спазмами внизу живота.
Рамзин коротко выдыхает мне в затылок, вжимается особенно сильно, толкаясь бедрами и давая ощутить охрененную степень своей готовности.
— Ты уверена? — почти угрожающе рычит он, а моё воображение вдруг подкидывает мне изображение золотозубого гопника из электрички с его коронной фразой «Ты не знаешь, что упускаешь!». Боже, мужики всегда и везде одинаковы. Из моей груди вырывается нервный смешок:
— Абсолютно!
Рамзин тут же отстраняется, и мое тело меня за это просто ненавидит прямо сейчас.
Но не пошло бы оно.
— Как скажешь. Я подожду, — голос Рамзина такой холодный, что, кажется, вода в душе должна замерзать прямо на лету. — Времени у меня в достатке.
Он быстро выходит из кабины, и я позволяю себе посмотреть через мутное стекло, как он вытирает свое тело. Резкие движения по телу, каждый сантиметр которого вызывает у меня жажду почти смертельную, за которую я ненавижу и себя и его.
— Заканчивай побыстрее и иди в постель, — приказывает Рамзин и выходит из ванной.
Вот тогда я позволяю себе сползти на пол душевой и тихонько заскулить, получая от своего тела по полной.
Когда выхожу в полотенце в спальню, Рамзин лежит на постели, закинув за голову свои руки и прикрыв простыней только самый низ живота, и тонкая ткань и не думает скрывать специфические особенности рельефа под ней. Я так понимаю, что спать мы будем обнаженными. Очень хочется завыть, но вместо этого я опять считаю про себя и, скинув полотенце, проскальзываю под простынь и отворачиваюсь. Рамзин тут же гасит свет, и на моей талии оказываются его сильные руки, и он подтягивает меня в себе.
Прижимается всем телом, обхватывая меня, и, само собой, его член оказывается прямо в ложбинке между моих ягодиц. Рамзин нагло устраивается поудобнее и при этом похотливо трется об меня, а я кусаю губы, чтобы не застонать.
— Рамзин, ты же сказал, что не будешь трахать, меня пока я не попрошу, — наконец не выдерживаю я этих издевательских ерзаний.
— Так и есть, Яночка, — бормочет он у самого моего уха. — Но я не сказал, что не буду всячески склонять тебя к принятию правильного решения.
— Сука ты, Рамзин. Это нечестная игра даже для такого засранца, как ты, — меня так колбасит от его близости, что я уже почти не помню, почему не должна прямо сейчас забраться на него сама и объезжать, пока не вырублюсь.
— Во-первых, я тебе уже говорил, что ты даже и близко не представляешь, какой я на самом деле засранец. А во-вторых, клал я на любую честность и правила игры, когда так хочу получить тебя. Причем всю. А теперь спокойной ночи, дорогая, если, конечно, ты не готова открыть свой ротик и попросить меня засунуть в тебя член.
— Ненавижу тебя!
Нужно ли говорить, что я еще долго не могла заснуть той ночью и вырубилась, ощущая себя морально истощенной. Одна радость — похоже, Рамзину было ничуть не лучше.
24
— Доброе утро, дорогая, — интимный шепот и губы, скользящие по моей спине. Тяжесть утренней эрекции, трущейся об меня, пачкая кожу густой влагой. Моё тело отзывается на эти древние, как мир, движения раньше мозга, желая утоления своего примитивного голода. Я, даже еще не осознавая, что делаю, выгибаюсь и трусь в ответ, издавая протяжный стон. Горячий, вздрагивающий член проскальзывает между моих бедер, ласкает мои влажные
