Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если только я не вырву ее из лап этого шарлатана, – сказал он громко, ложась в постель, – она погибнет. Но я ее спасу!
Он потушил лампу и в темноте вдруг поддался желанию заклеймить Эрика. Он трижды выкрикнул:
– Шарлатан! Шарлатан! Шарлатан!
Тут он внезапно приподнялся, опершись на локоть, и холодный пот выступил у него на висках. У подножия кровати вдруг высветились два глаза, подобно тлеющим уголькам. Они пристально воззрились на него в кромешной тьме.
Рауль не был трусом, и все-таки его сотрясала дрожь. Он протянул руку, неуверенно пошарил на ночном столике. Найдя коробок, он чиркнул спичкой. Горящие глаза исчезли. Ничуть не успокоенный, он подумал:
«Она мне сказала, что его глаза можно видеть только в темноте, они исчезли, но он сам, возможно, еще здесь».
Он встал, осторожно обошел комнату, обшарив все углы. Он взглянул даже под кровать, как ребенок, и громко произнес:
– Чему же верить?! Нельзя же верить в подобные сказки. Где кончается реальность и где начинается фантастика? Что же она видела? Не померещилось ли все это ей самой? – И он добавил с трепетом в голосе: – А может быть, и мне померещилось? Видел ли я только глаза, горящие в темноте? Может быть, никаких горящих глаз и не было, все это лишь игра воображения? Теперь я и сам не уверен. Во всяком случае, я не поклянусь в этом.
Он снова лег в постель, вглядываясь во тьму.
В темноте вновь заблестели два глаза.
Рауль вздохнул. Усевшись на постели, он храбро всмотрелся в горящие точки. После минутного молчания он собрал все свое мужество и неожиданно для себя самого выкрикнул:
– Это ты, Эрик? Человек, гений или призрак? Это ты?
Подумав, он решил: «Если это он, то он на балконе».
Тогда он вскочил, прямо в ночной рубашке бросился к письменному столу и нащупал в ящике револьвер. Вооружившись, он открыл стеклянную дверь. Ночь была холодная. Рауль бросил взгляд на пустой балкон и тут же вернулся, закрыв за собой дверь. Залез под одеяло, с трудом унимая дрожь, положил револьвер на ночной столик рядом с собой.
И вновь задул свечу.
Глаза по-прежнему светились на том же месте, у изножья кровати. Находились ли они между кроватью и оконным стеклом или за стеклом, на балконе? Вот что хотел знать Рауль. И еще – он хотел узнать, принадлежат ли эти глаза человеческому существу? Он, наконец, хотел знать все.
Хладнокровно, не спеша, стараясь не потревожить нависшую темноту, юноша взял револьвер и прицелился.
Он целил прямо между двух золотых звездочек, смотревших на него со странным, неподвижным блеском. Потом перевел прицел чуть выше: ведь если это глаза и если над ними есть лоб, он не промахнется…
Звук выстрела страшным грохотом нарушил тишину спящего дома… По коридорам застучали торопливые шаги. Рауль, по-прежнему сидя в кровати, вытянул руку, готовый выстрелить еще.
На этот раз звездочки исчезли.
Загорелся свет, появились слуги и перепуганный граф Филипп.
– Что случилось, Рауль? – спросил он обеспокоенно.
– Да нет, ничего, наверное, мне это привиделось во сне. Я стрелял по двум звездочкам, которые мешали мне уснуть, – ответил юноша.
– Ты бредишь? Ты заболел!.. Прошу тебя, Рауль, скажи, что случилось? – И граф отобрал у него револьвер.
– Нет, нет! Это не бред!.. Впрочем, сейчас узнаем.
Он встал, накинул халат, надел шлепанцы, взял из рук лакея светильник и выглянул на балкон.
Граф заметил, что окно пробито пулей на уровне человеческого роста. Рауль нагнулся, осматривая балкон.
– Ага! Кровь… Кровь! – заметил он. – Вот и здесь кровь! Тем лучше! Призрак, из которого течет кровь, – это куда менее опасно, – заметил он с усмешкой.
– Рауль! Рауль!
Граф тряс его, как если бы хотел прервать опасный сон лунатика.
– Не надо, брат, я же не сплю! – запротестовал недовольный Рауль. – Ты же видишь эту кровь. Мне показалось, что это мне снится, но я выстрелил. Значит, это были глаза Эрика, и вот его кровь… – Потом, внезапно забеспокоившись, он добавил: – В конце концов, может быть, я не прав, что стрелял, и Кристина не простит мне… Этого бы не произошло, если бы я из осторожности опустил шторы, когда ложился спать.
– Рауль, ты с ума сошел? Проснись же!
– Опять ты за свое! Вы бы лучше, дорогой брат, помогли мне найти Эрика. Ведь призрака, из которого течет кровь, можно отыскать…
Его прервал камердинер графа:
– Это правда, сударь, на балконе кровь.
Слуга принес лампу, и в ее свете они разглядели кровавый след, который тянулся вдоль края балкона к водостоку и спускался по нему до самой земли.
– Друг мой, – сказал граф Филипп, – ты стрелял в кошку.
– Вот незадача! – рассмеялся Рауль, и смех его болью отозвался в ушах графа. – Вполне возможно. С Эриком возможно все. Эрик? А может, кот? Или призрак? Существо из плоти или тень? С Эриком возможно все!
Рауль начал выдвигать весьма странные предположения, логически связанные с его собственными размышлениями и рассказом Кристины Даэ, но это вконец убедило присутствующих, что юноша не в себе. Сам граф начал опасаться того же самого, а позже судебный следователь, прочитав рапорт комиссара полиции, так и не понял, какое заключение можно из этого сделать.
– Кто такой Эрик? – спросил граф, сжимая руку брата.
– Это мой соперник. И если он не умер, тем хуже для меня!
Он отослал слуг, братья остались одни. Но находившийся среди слуг камердинер графа услышал, как Рауль решительным тоном произнес за закрывшейся дверью:
– Вечером я похищу Кристину Даэ!
Впоследствии эта фраза была передана судебному следователю Фору. Однако никому не известно, какой разговор произошел между братьями в ту ночь.
Слуги рассказывали, что это была не первая ссора между ними. Через стены доносились крики, речь шла об актрисе, которую звали Кристина Даэ.
За завтраком граф Филипп – обычно он завтракал в своем рабочем кабинете – приказал позвать к нему Рауля. Пришел Рауль, мрачный и молчаливый. Разговор был коротким.
Граф: Прочти вот это! (Он протянул брату газету и ткнул пальцем в одну из заметок.)
Виконт (шевеля губами, прочитал следующее): «Сенсация в предместье: только что состоялось обручение мадемуазель Кристины Даэ, оперной певицы, и виконта Рауля де Шаньи. Если верить закулисным разговорам, граф Филипп поклялся, что впервые один из Шаньи не сдержит своего обещания. Поскольку любовь – а в Опере более, чем где бы то ни было, – всемогуща, возникает вопрос: какие средства использует граф Филипп, чтобы помешать своему брату повести к алтарю „Новую Маргариту“? Говорят, братья обожают друг друга, но