Апелляция - Джон Гришэм

Записка была грамотно написана, грамотно аргументирована и казалась весьма убедительной. И после двух часов непрерывного чтения, когда Мэри-Грейс закончила, ее начала мучить жуткая головная боль. Она приняла три таблетки адвила и передала документ Шерману, который взглянул на него так боязливо, словно это была гремучая змея.

Третью новость, самую волнующую, они получили от пастора Денни Отта по телефону. Уэс снял трубку в темноте, затем зашел в кабинет жены и закрыл за собой дверь.

— Это был Денни, — сказал он.

Бросив взгляд на лицо мужа, Мэри-Грейс прежде всего подумала о том, что, вероятно, умер еще один клиент. Из Баумора поступало так много печальных звонков, что она уже предчувствовала что-то плохое.

— Что случилось?

— Он говорил с шерифом. Пропал мистер Леон Гейтвуд.

И хотя особенно теплых чувств они к этому человеку не испытывали, новость вызвала беспокойство. Гейтвуд проработал промышленным инженером на заводе «Крейн» в Бауморе тридцать четыре года. До мозга костей лояльный компании, он уволился, только когда «Крейн» сбежала в Мексику, и признался при даче показаний и на перекрестном допросе на суде, что компания выдала ему компенсационный пакет при увольнении в размере заработка за три года, или около 190 тысяч долларов. «Крейн» щедростью не отличалась. Пейтоны не смогли найти какого-либо другого сотрудника, которому предложили бы столь выгодную сделку.

Гейтвуд поселился на маленькой ферме по разведению овец в юго-западной части округа Кэри, как можно дальше от Баумора и его воды, оставаясь при этом в том же округе. Во время трехдневного выступления на суде он твердо отрицал всякие выбросы ядовитых веществ с завода. На суде Уэс буквально поджарил его на гриле без всякой жалости, предъявив целую кипу документов. Гейтвуд назвал других сотрудников «Крейн» лжецами. Он отказывался верить записям, свидетельствующим о том, что тонны токсичных побочных продуктов на самом деле не вывозились с завода, а просто пропадали. Он смеялся над изобличающими фотографиями шестисот прогнивших контейнеров с бихлорониленом, выкопанных из оврага под фабрикой. «Вы подделали это», — бросил он Уэсу. Его показания были столь явно сфабрикованы, что судья Харрисон у себя в кабинете открыто заговорил об обвинении в лжесвидетельстве. Гейтвуд вел себя нахально, воинственно и несдержанно, так что из-за него присяжные еще больше возненавидели «Крейн кемикл». Он стал важным свидетелем для истицы, хотя дал показания только после того, как его вызвали в суд повесткой. Джаред Кертин готов был его придушить.

— Когда это произошло?

— Он уехал на рыбалку два дня назад. Жена все еще ждет его.

Исчезновение Эрла Крауча в Техасе два года назад до сих пор оставалось тайной. Крауч работал начальником Гейтвуда. Оба отчаянно защищали «Крейн» и отрицали очевидное. Оба жаловались на то, что их преследуют и даже угрожают смертью. И они были не одиноки. Многие из работавших там людей, которые производили пестициды и сбрасывали яд, слышали угрозы в свой адрес. Большинство уехали из Баумора, чтобы оказаться подальше от его питьевой воды, найти новую работу и избежать грядущего шторма судебных разбирательств. По крайней мере четверо из них умерли от рака.

Другие же дали показания и сказали правду. Третьи, включая Крауча, Гейтвуда и Бака Берлсона, дали показания и солгали. Эти группы ненавидели друг друга, а их всех вместе ненавидели уцелевшие жители округа Кэри.

— Думаю, Стоуны опять приложили к этому руку, — сказал Уэс.

— Мы не знаем этого наверняка.

— Никто не знает. Я просто счастлив, что они наши клиенты.

— Наши клиенты покоя не знают, — возразила она. — Пора собирать встречу.

— Настало время ужина. Кто готовит?

— Рамона.

— Тортилья и энчилада?

— Спагетти.

— Давай пойдем в какой-нибудь бар и посидим только вдвоем. Нужно отметить наш успех, солнышко. Это дельце из Боуг-Читто вполне может обернуться компенсацией в миллион долларов.

— За это я выпью с удовольствием.

Глава 19

После десяти выступлений тур Коули под названием «Лица усопших» подошел к концу. Бензин закончился уже в Паскагуле — последнем из крупных городов в южном округе. Хотя Клит старался изо всех сил, он не смог добиться того, чтобы его вновь арестовали. Однако ему удавалось устраивать по небольшой заварушке на каждой остановке. Репортеры его обожали. Поклонники расхватывали брошюры и начинали выписывать чеки, хотя и на мелкие суммы. Местные полицейские наблюдали за его речами с молчаливым одобрением.

По прошествии десяти дней Клиту понадобился перерыв. Он вернулся в Натчез и вскоре очутился в «Лаки Джек», где Айвен выдал ему карты. У него не было реальной стратегии кампании, не было плана. Он ничего не оставил после себя в тех местах, где останавливался, кроме преходящей рекламы. Не было и никакой организации, за исключением пары добровольцев, которые скоро станут не нужны. Откровенно говоря, он и не собирался тратить время или деньги, которых требует приличная кампания. Не собирался он и трогать деньги, которые получил от Марлина, по крайней мере не в целях кампании. Он был готов потратить любые случайные пожертвования, но не планировал терять свои кровные на этом приключении. Внимание публики ему нравилось, и он с удовольствием покажется, когда придется выступить с речью, напасть на оппонента и атаковать либеральных судей всех мастей, но приоритетом для него оставались азартные игры и выпивка. Клит и не мечтал о победе. Черт возьми, он и не поступил бы на такую работу, даже если бы ему принесли ее на блюдечке. Он всегда ненавидел эти толстенные своды законов.

Тони Закари прилетел в Бока-Ратон, где его встретили на машине с водителем и привезли в офис мистера Райнхарта, где он уже бывал и очень ждал этой повторной встречи. Следующие два дня им предстояло провести вместе.

За прекрасным обедом с великолепным видом на океан они просто замечательно провели время, обсуждая выходки их тайного агента — Клита Коули. Барри Райнхарт читал все статьи в прессе и смотрел все репортажи по телевидению. Они были вполне довольны тем, как сработала их ловушка.

Далее они проанализировали результаты первого обширного опроса. В нем приняли участие 500 зарегистрированных избирателей в 27 подокругах южного избирательного округа, а провели его на следующий день после окончания тура Коули. По крайней мере для Барри Райнхарта оказалось неудивительным то, что 66 процентов респондентов не смогли назвать любых трех судей Верховного суда по южному избирательному округу. Шестьдесят девять процентов вообще не имели понятия о том, что именно избиратели фактически формируют состав Верховного суда.

— И это в штате, где избираются уполномоченные по строительству дорог, уполномоченные по вопросам обслуживания населения, казначей штата, уполномоченные по страхованию и сельскому хозяйству, окружные сборщики налогов, окружные коронеры, все, кроме специалистов службы по отлову собак, — сказал Барри.

— Они голосуют каждый год, — ответил Тони, взглянув на собеседника поверх очков для чтения. Он отвлекся от еды и тоже принялся изучать графики.

— Вот именно, каждый год. Будь то муниципальные, судебные, штатные, местные или федеральные выборы, они ходят на них каждый год. Какая потеря ресурсов! Неудивительно, что такая низкая явка. Да избирателей, черт возьми, уже тошнит от политики.

Из 34 процентов, которые смогли назвать имя судьи Верховного суда, только половина вспомнила о Шейле Маккарти. Если бы выборы проводились сегодня, 18 процентов проголосовали бы за нее, 15 процентов — за Клита Коули, а остальные еще не определились или просто не стали бы голосовать, потому что не знали других кандидатов.

После нескольких прямолинейных вопросов анкета переходила к изучению общей тенденции. Вы бы стали голосовать за кандидата в Верховный суд, который выступает против смертной казни? Семьдесят три процента ответили «нет».

Вы бы стали голосовать за кандидата, поддерживающего брак между двумя гомосексуалистами? Восемьдесят восемь процентов ответили «нет».

Вы бы стали голосовать за кандидата, выступающего за ужесточение законов по контролю над оружием? Восемьдесят пять процентов ответили «нет».

У вас есть хотя бы один пистолет? Девяносто шесть процентов ответили «да».

Вопросы состояли из многих частей и уточнений и явно были направлены на то, чтобы заставить избирателя задуматься о самых острых проблемах. В анкете не разъяснялось, что Верховный суд по сути не являлся законодательным органом, а ведь на самом деле он не имел полномочий на принятие законов для разрешения всех этих животрепещущих вопросов и не нес за уже принятые законы никакой ответственности. Никаких попыток не предпринималось и для соблюдения правил проведения опросов. Как и многие другие, опрос Райнхарта был составлен так, чтобы исподтишка атаковать респондента.