Русская Африка - Николай Николаев

Под руководством отца Варсонофия в Рабате началось становление церковной жизни. Богослужения совершались в деревянном бараке, принадлежащем муниципалитету. Собирались средства на постройку храма, однако приобрести землю никак не удавалось. И вдруг происходит чудо: в 1927 году араб-мусульманин Шериф Хусейн Джебли, женатый на православной русской, в благодарность за молитвенную помощь, оказанную ему во время его тяжелой болезни отцом Варсонофием, фактически подарил обпщне земельный участок на окраине района Баб-Тэмара, оформив купчую на символическую сумму в один франк. При поддержке всего русского зарубежья на этом участке был возведен храм, увенчанный куполом в мавританском стиле, а позднее, в 1931 году, и колокольня, сооруженная на личные средства бессменного церковного старосты Александра Стефановского. Осенью 1932 года митрополит Евлогий, приехав из Парижа, освящает храм, возведя иеромонаха Варсонофия в сан архимандрита.

Православная община в Марокко, помимо официального статуса религиозной организации, имела также статус культурно-просветительский, именуясь «Русский очаг в Марокко». Приходской хор устраивал концерты в разных городах страны, в которых участвовали и французы, тянущиеся к русской духовной культуре.

Долгие годы регентом хора был Петр Петрович Шереметьев — потомок славнейшей аристократической фамилии, после окончания учебы в Париже приехавший в Марокко в качестве специалиста по сельскому хозяйству. Его супруга, Марина Дмитриевна, восьмилетней девочкой вместе с родителями покинула пределы родины. Ее отец, генерал Левшин, командовал придворными кавалергардами. После октябрьских событий 1917 года семья царского генерала оказалась на греческом острове Лемнос, где Левшины, по словам Марины Дмитриевны, «думали уже сложить свои косточки». Но помогла бабушка из знаменитого рода Голенищевых-Кутузовых, лично знавшая английскую королеву, благодаря которой семья смогла перебраться в Париж. Здесь Марина встретила Петра Петровича Шереметьева. На следующий день после свадьбы молодые уехали в Марокко. (Мы расскажем о них ниже.)

Большим другом семьи Шереметьевых был граф Михаил Львович Толстой. Когда-то отец этого скитальца, писатель Лев Николаевич Толстой, учась в Казанском университете, увлекался экзотическими африканскими странами. А вот сыну довелось обрести вечный покой в одной из них — Марокко. Он умер в 1944 году и похоронен на христианском кладбище в Рабате, где много русских могил: князья Долгорукие, Трубецкие, граф Владимир Алексеевич Игнатьев, ближайшие родственники освободителя Болгарии генерала Иосифа Гурко. Его внучка, монахиня Мария (Гурко), уроженка Рабата, является верной помощницей правящего архиерея Корсунской епархии в Париже.

После кончины отца Варсонофия в 1952 году в храме служили разные настоятели. Архимандрит Владимир (Багин), по воспоминаниям прихожан, был «общительный, жизнерадостный и деятельный человек, долгое время работавший в доме известного французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери».

Кстати, сам Экзюпери неоднократно посещал Воскресенский храм, о чем свидетельствуют архивные записи, — ему очень нравилось русское церковное пение. Сменил отца Владимира протоиерей Александр Беликов, до этого — профессор философии в Белграде.

Многие известные священнослужители окормляли православных верующих в Марокко, и среди них — архимандрит Лев (Церпицкий, ныне архиепископ Новгородский Старорусский), архимандрит Гурий (Шалимов), ныне также епископ. В мае 1997 года, в неделю жен-мироносиц, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл посетил храм в связи с 70-летием со дня его основания и совершил в нем Божественную литургию.

Сегодня православный приход в Рабате продолжает жить своей размеренной жизнью. Правда, русских прихожан осталось совсем немного. Но, в отличие от советских времен, и русские дипломаты, и сотрудники торгпредства посещают храм, и некоторые поют на клиросе.

На богослужения приходят также православные сербы, болгары и румыны. Есть даже православные ливанцы. Все они обретают утешение и отраду под сенью святого храма, воздвигнутого нашими благочестивыми соотечественниками, пишет протоиерей Геннадий.

Отец Геннадий (в миру Геннадий Николаевич Героев) рад каждому, кто приходит в храм, где он служит вот уже три с половиной года, находясь в Марокко, выражаясь светским языком, в командировке. До этого он окормлял православную паству в Бразилии, Чили, Аргентине. Знаток европейских языков, коренной москвич, батюшка по-современному подвижен, любознателен, эрудирован. По дороге на кладбище рассказывает всем желающим о культуре и традициях марокканцев и о русских, ставших неотъемлемой частью истории Марокко.

По рассказам коренных жителей, первая могила русского христианина появилась в Марокко почти сто лет назад в порту Танжер. Там и поныне покоятся останки скончавшегося от ран корабельного священника отца Афанасия, который служил на крейсере «Аврора», входившем тогда в состав Тихоокеанской эскадры.

Маленькая православная часовня в Рабате еще раз доказывает, что русская эмиграция — не абстракция. Здесь похоронены те, кого называют отцами-основателями русской общины, кто взял на себя подвижническую миссию — не только объединить диаспору, но и наладить ее быт, сделать жизнь в непривычной стране осмысленной и полезной. Они приобрели на свои личные сбережения землю в Рабате и построили храм, открыли Русский центр, где собирались все, кому была интересна богатая история загадочной России.

В 1930 году известный литературовед русского зарубежья Илья Фондаминский в одной из своих статей писал: «Неужели миллион русских людей, не добровольно, во имя личных интересов, покинувших свою родину, а насильственно брошенных в изгнание, не найдут в себе моральной крепости и стойкости не потерять своего лица, не рассыпаться на миллион пылинок, не слиться с народами, которые их в изгнании приютили? Воистину, если бы это было так, это свидетельствовало бы о культурной дряблости русского народа и его исторической обреченности. Разумеется, так не должно быть и так не будет».

Так и не случилось. Русские сохранили свое лицо в далекой Африке.

Среди скромных могил вдруг вырос мраморный мавзолей, утопающий в цветах и пальмах. В прочитанное на плите не верилось — здесь похоронен печально известный заирский диктатор Мобуту, нашедший убежище в Марокко; король Хасан II слыл миротворцем. Чернокожий Мобуту был католиком, потому и похоронен на христианском кладбище. Но немилостивым оказалось Марокко для другой эмигрантской семьи — болгар Кавраковых. Каждый день вот уже седьмой год приходит на кладбище Яна, дочь фрейлины последнего болгарского царя Бориса, и Иван — инженер.

Отец Геннадий поведал трагическую историю своих прихожан. Их 20-летний сын — единственная надежда и смысл существования — умер на операционном столе под ножом неумелого хирурга, но счет за операцию все же был выставлен — 120 тысяч долларов. Кавраковы не имеют права покинуть Марокко, пока не вернут долг.

Корреспондент ИТАР-ТАСС Л. Перкина еще застала в живых 92-летнюю графиню Марину Дмитриевну и ее 68-летнюю дочь Прасковью Петровну — отпрысков знаменитого рода Шереметьевых, живших в Рабате, столице королевства Марокко.

Потомственная графиня Прасковья Петровна принимала журналистов в особняке в небольшой сосновой роще на окраине Рабата. Прихожую украшают картины известных африканских и французских абстракционистов. 20 лет держала она эту галерею, а помогал ей муж, французский архитектор Патрис де Мазьер, построивший вместе с отцом и дедом лучшие здания в марокканской столице.

Хозяйка принесла фолианты в кожаных переплетах — переписку Петра Великого с полководцем Борисом Петровичем Шереметьевым. Показала графиня подлинные письма полководца Кутузова из Иерусалима о пребывании в святых землях.

Выросшая за пределами России, графиня Прасковья говорила по-русски свободно. «Мы, Петровичи, дети Петра Петровича Шереметьева, правнучки Сергея Дмитриевича, родились в Марокко, — рассказывала она. — Почему в Марокко… А вот так. Когда нашей бабушке пришлось оставить Москву в 1924 году, после того как их выселили из дома на Воздвиженке, где они жили под охранной грамотой Ленина, она навсегда уехала в Париж. Из Франции мой отец, учившийся в школе агрокультуры, отправился на практику в Марокко, да так и остался в этом королевстве».

«Русских здесь уже было много, — продолжала Прасковья Петровна, — и из разных сословий. Все это были талантливые люди, по достоинству оцененные султанами. Они строили морские порты, маяки, железные дороги. Ходили в построенную русскими в Рабате церковь и молились за спасение России, в великое будущее которой мы верим. По праздникам ели борщ, который разливали священники, сидевшие во главе стола в садике при храме. И, конечно, дети всегда ждали с нетерпением Рождества и Пасхи.