Капер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Могу предложить другой вариант. Покупай мой корабль, а я построю себе новый, — сказал я.

— Так даже лучше! — радостно согласился лорд Стонор.

Мы договорились с ним о цене. Лорд тут же отдал мне свою долю, как аванс за фрегат, и пообещал приплыть весной в Роттердам, привезти остальную часть суммы и на уже своем корабле отправиться вместе со мной в Америку.

Узнав об этом, Роберт Эшли сказал мне:

— Я поговорю с отцом, чтобы тоже заказал такой корабль, как у тебя. Ты ведь не откажетесь помочь своим родственникам?

— Еще и как откажу! — заявил я и рассказал Роберту, во сколько отец оценивал жизнь своего сына, сделавшего его богачом.

— Это стоимость купленного мною поместья, — печально произнес он. — Из своих денег он не дал бы ни пенни.

— Тогда и не стоит делать его богаче. Пусть сам рискует или наймет кого-нибудь, — сделал я вывод. Стараюсь никогда не давать советы, потому что их обязательно извратят, а потом тебя же обвинят, но здесь не удержался: — Служи офицером у лорда Стонора. Иметь будешь не меньше, зато и не разоришься, если опять удача отвернется.

— Я бы не сказал, что удача отвернулась от меня! — самодовольно заявил мой потомок. — Посидел немного в тюрьме — не велика беда. Зато вернулся с богатой добычей. Теперь можно будет купить дом в городе. Моей жене скучно в деревне. Она выросла в городе.

— Если отец потребует уплатить за потерю корабля, скажи ему, что полученное в прошлый раз окупило все его потери, — дал я второй совет.

— Так и сделаю, — пообещал Роберт Эшли. — У меня и раньше с ним отношения не складывались, а после того, что ты сообщил о сумме выкупа, я больше никаких дел с отцом вести не буду.

Поскольку Роберт — любимец матери, старина Зигмунд Фрейд радостно заявил бы, что сын с отцом ее и не поделили. Красивой байке легко стать научной теорией. Я был абсолютно равнодушен ко всем мужчинам моей матери, а отца не любил потому, что он диктовал правила игры, а мне приходилось подчиняться. Как только вырвался из-под его диктата, так сразу поменял злость на легкое презрение, потому что мой отец после каждого продолжительного запоя искренне удивлялся, что у него, оказывается, есть дети.

Из Саутгемптона мы отправились на трех кораблях в Роттердам. Дул попутный западный ветер и временами лил холодный дождь. Уставшие от жары и теплых дождей экипажи радовались такой погоде. В чужих краях понимаешь, что дома плохой погоды не бывает.

Нас встречал весь Роттердам. Здесь уже знали, что мы захватили хорошую добычу, но увеличили ее вдвое. Впрочем, узнав, сколько на самом деле мы захватили, никто не огорчился. Вопреки моим опасениям, на кошениль сразу нашлись покупатели. Галеон и каравеллу купил мэр города Рольф Шнайдер напополам со мной. Мы с ним владеем разными долями в нескольких кораблях. Занимается ими мэр. Пока что это не считается предосудительным. Городской казне это ведь ничего не стоит, а чиновник, живущий на одну зарплату, в эти времена вызывает подозрение. Значит, что-то где-то все-таки ворует, но так много, что боится сознаться.

Вильгельм, князь Оранский, находился в Брюсселе. Говорят, собрал там большую армию. Недавно к нему прибыли шесть тысяч английских наемников. Треть от нашей добычи даст ему возможность содержать эту ораву несколько месяцев. Тащиться в Брюссель у меня не было ни желания, ни возможности, поэтому отправил долю князю Оранскому с отрядом, которым командовал Ян ван Баерле. Пусть шурин зарабатывает у князя очки. Глядишь, получит какое-нибудь теплое местечко, когда надоест шляться по морям. Да и не будет мешать нам с Женевьевой. Я время от времени заглядывал к ней, чтобы освежить отношения с Моник. После этого жена казалось немного чужой и потому более интересной. Свидания с Маргаритой такого эффекта не давали.

Сразу по прибытию я начал строить новый фрегат. Решил сделать его на пять метров длиннее и на метр шире, благодаря чему корабль прибавил примерно полторы сотни тонн грузоподъемности. Добавил и по две пушки на каждый борт гондека и по две карронады на каждый борт опердека. В итоге на восемь орудийных стволов будет больше. И мачты удлинил: на три метра грот, на два с половиной фок и на метр бизань. По такому случаю добавил четвертый ярус парусов, бом-брамсели. Роттердамские корабелы поспорили, перевернутся такой корабль при внезапном сильном порыве ветра или я действительно знаю о кораблестроении намного больше них? Корпус делали трехслойным. Внешний слой был из мореного дуба, пролежавшего несколько веков под водой. Рос он на берегу реки или озера, течение подмыло берег или ветер свалил великана, но дуб оказался под водой, где без доступа воздуха почти не гнил, и сердцевина стала твердой, как камень. Мореный дуб — одна из самых крепких древесин. Доски из него черные с серебристыми прожилками. Подводную часть обшили медью, чтобы не обрастала и древоточцы не портили корпус.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Бронзовые пушки и карронады на корабль я заказал в Льеже — столице Льежского епископства. Оно являлось самостоятельной территорией и, в отличие от соседей, ни с кем не воевало. На него никто не нападал, потому что хорошее оружие нужно всем. Где нет войны, туда собираются мастера с беспокойных мест. Они специализировались в основном на ручном оружии, но и пушки делали бронзовые. Получались у них лучше, чем у других. Говорят, благодаря формам для литья, которые делает очень тщательно, некоторые — годами. Пробовали льежцы изготавливать чугунные пушки по заказу великого командора дона Луиса де Рекесенс-и-Суньига, даже сманили английских литейщиков. Все изготовленные ими пушки взорвались во время испытаний. Видимо, дело не в мастерстве, а в металле, который в Англии лучше. Льежский предприниматель, взявшийся выполнить заказ, чуть не поплатился головой.

В конце января до нас дошло известие, что возле Жемблу испанцы в очередной раз в пух и прах разгромили оранжистов. Силы были примерно равны — по двадцать тысяч с каждой стороны, но у испанцев было больше артиллерии и две тысячи кавалеристов, которых у голландцев почти не было. Кавалерия и решила исход сражения.

— Мы отступали к Брюсселю, искали удобное поле для сражения, а испанская конница ударили нам в тыл, разбила арьергард и погнала его на нашу пехоту. Та сразу побежала, решив, что сражение проиграно. Мы потеряли треть армии, — рассказал Ян ван Баерле, который спасся только благодаря хорошему коню.

Уверен, что наемная армия князя Оранского проиграла потому, что никто из ее солдат не верил, что испанцев можно победить на суше.

Постройка нового фрегата затянулась до середины июня, и денег на него ушло на треть больше, чем я предполагал. Зато, когда он был спущен на воду, я был счастлив и горд. Назвал его «Роттердам».

Моему старому фрегату Вильям Стонор дал название бывшего своего галеона «Золотой сокол». Лорд прибыл в Роттердам вместе с Ричардом Тейтом и Робертом Эшли. Его племянника и своего потомка я взял офицерами на свой фрегат, а лорду отдал Яна ван Баерле и Дирка ван Треслонга. Так я был спокоен, что «Золотой сокол» не потеряется по пути. Матросов Вильям Стонор набрал в Голландии, а морскую пехоту навербовал в Англии, когда мы по пути в Америку остановились на три дня возле острова Уайт. Там уже поджидали приглашенные лордом Стонором авантюристы, которые ради шанса вырвать перо из хвоста удачи готовы были растерять все собственные перья.

* * *

Вест-индийский испанский флот пришел в Америку раньше нас. Смысла идти в Номбре-де-Диос или другой какой порт на материке не было. Оттуда уже все выгребли. Поэтому я сразу повел наши фрегаты к острову Куба, где на рейде его столицы, порта Сантьяго, собирались испанские галеоны перед отправкой в Европу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Встали на якорь милях в тридцати от него, в удобной бухточке возле высокого, гористого берега, который защищал нас от северных ветров. Здесь не было никаких поселений, так что некому будет донести испанским властям о появлении двух непонятных кораблей. Да и вряд ли такое известие испугало бы испанцев. Я отправил на яле Дирка ван Треслонга с отрядом аркебузиров, чтобы посмотрели, что творится на рейде Сантьяго. Только они удалились мили на три, как хлынул тропический ливень, бессмысленный и беспощадный. Ял сразу повернул к берегу, чтобы переждать под густой листвой. Пока добрались, ливень прекратился также резко, как и начался. Мокрые и злые разведчики поплыли дальше.