Пылкий романтик - Мэдлин Хантер

Новость о смерти Клео была для Пен как удар по голове.

– Как это случилось? – спросила она.

– В сущности, очень просто. Однажды она нашла дерево – большой старый каштан на развилке дорог. Привязала веревку...

Я ведь писала тебе об этом, Джулиан! Я посылала тебе письмо через твоего человека.

– Какого человека, миссис Кенуорти? Я никогда не посылал к вам никаких своих людей!

Миссис Кенуорти вдруг побледнела.

– Господи, – прошептала она, – прости меня, старую дуру! Эх, будь в моей голове немного больше мозгов, девочка была бы до сих пор жива.

– Вы ни в чем не виноваты, миссис Кенуорти. Вы никогда не делали Клео ничего, кроме добра. Расскажите мне лучшe об этом «моем» человеке!

– Он приходил весной. Сказал, что твой агент. Ты, дескать, очень занят, сам не можешь приехать и попросил его действовать от твоего имени. Он сказал, что ты просил его поговорить с Клео, выяснить, как она. Сказал, что будешь продолжать посылать ей деньги, но, если что-нибудь понадобится, действовать лучше через него.

Пен и не знала, что Джулиан, оказывается, регулярно посылал деньги на содержание Клео. Она думала, что Клео целиком находится под опекой миссис Кенуорти.

– Он говорил с ней? – спросил Джулиан. Миссис Кенуорти совсем погрустнела.

– Да, я позволила им поговорить наедине. Я решила, что Клео – взрослая девушка. Дело, судя по всему, было какое-то личное, и я подумала, что мне лучше не вмешиваться. Я, правда, наблюдала за ними в окно. Они разговаривали в саду. И, как мне показалось, разговор не производил на Клео какого-то неприятного впечатления.

– Как знать, – вставил Джулиан, – может быть, и не в этом разговоре дело. Раз вам ничего не показалось тогда подозрительным, возможно, ничего особенного в том разговоре и не было. Вашей интуиции я все-таки доверяю!

– Увы, на этот раз интуиция меня подвела. Как бы то ни было, не прошло и недели, как она повесилась. Я думаю, что причиной был все-таки этот человек.

Пен сидела ни жива ни мертва. В словах старушки была ужасная правда: причиной самоубийства Клео скорее всего был именно этот таинственный незнакомец. Это был явно человек Глазбери! И Клео, по-видимому, так испугалась снова попасть в лапы графа, что предпочла этому смерть.

– Миссис Кенуорти, – проговорила Пен, – я хотела бы видеть это дерево.

Джулиан покачал головой:

– Ну уж нет, графиня! – В присутствии посторонних Джулиан предпочитал звать Пен на вы. – Это вам совершенно ни к чему! Зачем вам лишний раз нервничать?

Пен сверкнула на него глазами:

– Я требую, мистер Хэмптон, чтобы мне его показали!

Пен стояла под старым деревом, пытаясь представить себе Клео в последний период жизни. Конечно, она повзрослела, но по-прежнему была похожа на девочку. И от этого ее было нестерпимо жалко.

Теперь Пен уже не сомневалась, что послужило причиной этого ужасного самоубийства.

– Джулиан! Глазбери знал, что Клео может дать показания против него. В одном из его писем в Неаполь он намекал на это. Да я как-то не придала этому значения. Граф быстро понял еще раньше, что Клео может свидетельствовать против него. Он поспешив избавиться от нее.

Джулиан молчал. Он казался настолько погруженным в свои мысли, что не видел ничего вокруг.

– Господи, Джулиан, мы с тобой думали, что обманули его, но на самом деле он оказался хитрее. Мы думали, что Клео в безопасности, а оказывается, он все эти годы следил за ней, с тех пор, как ты поместил ее сюда. А я-то, дура беспечная, укатила в свой Неаполь, думала, что все в порядке.

Джулиан по-прежнему молчал. Пен казалось, что сейчас перед ней снова стоит не Джулиан, а мистер Хэмптон – бесстрастный, деловой адвокат. Но Пен знала, что Джулиан – не бесчувственный истукан. Если он и не проявляет сейчас никаких эмоций, то лишь потому, что умеет их сдерживать. Разумеется, на самом деле он потрясен трагедией Клео не меньше, чем Пен.

Самой же Пен было невыносимо трудно сохранять хладнокровие. Сердце ее разрывалось от боли за девушку, но еще сильнее от затмевающей разум ненависти к мужу.

– Должно быть, – предположила Пен, – этот человек, выдававший себя за твоего агента, припугнул ее тем, что граф может вернуть ее к себе. Но у Клео не хватило ума сообразить, что на самом деле у графа нет такой власти. Это довело ее до самоубийства. Собственно, граф на это и рассчитывал. Клео родилась рабыней и привыкла мыслить как рабыня. Потом она глотнула свободы, после чего уже была готова скорее умереть, чем вернуться обратно в рабство. Честно говоря, я бы на ее месте предпочла то же самое.

– Мне кажется, все было не совсем так.

В голосе Джулиана было что-то такое, что заставило Пен обернуться. Теперь уже Джулиан казался совсем другим, его лицо было искажено от злости.

– Подумай, Пен, этот человек не сказал, что он от Глазбери. Сказал, что от меня. Ему пришлось соврать, потому что, прежде чем разговаривать с Клео, он должен был сначала объясниться с миссис Кенуорти. А человека от графа та, разумеется, к Клео не пустила бы. Или по крайней мере присутствовала бы при их разговоре. Я, правда, не знаю, что именно Он говорил ей, но уверен, он говорил от моего имени.

Пен с ужасом поняла, что Джулиан прав. Клео, вероятно, подумала: если уж сам Джулиан, посылает человека передать ей, что выхода нет, что ей придется вернуться к графу, значит, положение действительно безысходное. Вот это, вероятно, из разговора должна была заключить она.

– Но было еще одно «но».

Пен еще раз посмотрела на дерево. Большой старый каштан на развилке дорог. Не абы какое дерево – самое, пожалуй, известное в округе. Почему Клео выбрала именно его?

Догадка вдруг словно током пронзила ее мозг.

– Никакое это не самоубийство. Клео пришла на это место не для того, чтобы повеситься. Она пришла на встречу с агентом мистера Хэмптона, который должен был отвезти ее в другое, более безопасное место.

Пен поспешила с выводом, когда решила, что граф все это время следил за Клео. Он действительно не знал, где она. И разыскивал. И вот наконец разыскал.

Пен попыталась снова вспомнить все повадки мужа. Домик в глуши, полный слуг, которые фактически были рабами. Выражение его лица, когда он «наказывал» ее.

Могли он такое сделать? Подослать к кому-то убийцу? Ум Пен отказывался в это верить, но безошибочное чутье говорило, что мог.

– Джулиан, – тревожно спросила она, – когда ты вел переговоры с графом, убеждая его дать мне свободу, что конкретно ты говорил? Постарайся припомнить все, Джулиан! Это важно!

– Я говорил, что как он обращается с тобой и слугами, особенно с этой девочкой, – преступление. Я сказал, либо он дает тебе свободу, либо ты разводишься с ним. И тогда все его художества станут достоянием гласности.