Дочь вне миров (ЛП) - Бродбент Карисса

Почти как нервный тик, мои пальцы очерчивали круг на ладонях, словно пытаясь поймать стратаграммы, которые все еще ускользали от меня.

Мы вчетвером — я, Макс, Саммерин и Мот — стояли в их тени, между нами повисла тревожная энергия.

— Я очень давно не заходил в эти двери, — пробормотал Макс, глядя на них. Потом на Мота. — Нервничаешь?

Мот заерзал.

— Ну, — сказал он с притворной уверенностью, — это потребовало некоторой работы, но я думаю, что наконец-то получил правильное искажение энергии. Так что я думаю, что у меня точно не будет никаких аварий.

Макс и Саммерин обменялись взглядами, одним из тех молчаливых взглядов, которые обмениваются невысказанными словами.

— Мот провел целую неделю, не уничтожив ни одной вещи, — сказал Саммерин. — Мы все очень гордимся им.

— За исключением кувшина, — добавил Мот, — но это не моя вина.

Саммерин вздрогнул.

— Кроме кувшина.

— К счастью, я не думаю, что у них будут кувшины на тестах, так что ты должен быть там в чистоте. — Макс посмотрел на меня. — А ты?

— Нормально. — Мой голос не выдавал моего беспокойства, но я уверена, что он знал, как я нервничаю. Обычно я находила Мота бесконечно забавным, но сегодня я не могла даже улыбнуться его забывчивым выходкам. По крайней мере, для Мота это была только однин из шести ежегодных тестов, которые ему давали. Если он потерпит неудачу в этом, он может искупить ее в следующем году. У меня не было такой роскоши.

Саммерин и Мот начали пробираться к дверям, и я пошла за ними, но Макс мягко схватил меня за запястье.

Я обернулась.

— Я хочу, чтобы ты знала, Тисана, что я полностью и безоговорочно верю в твою способность сделать это, — сказал он. — А теперь давай покажем этим ублюдкам, на что ты способна.

Хотя я так нервничала, что дрожала, улыбка натянула мои щеки.

— Да, — согласилась я. — Мне нравится этот план.

И с этим мы открыли двери.

***

Если бы я так не нервничала, первый этап оценок был бы просто забавным.

Макс и я не могли бы выделиться больше. Макс был там единственным Солари, одним беспорядочным пятном цвета среди длинного ряда бледнолицых седовласых учителей Вальтейнов. И если одной исключительной особенности Солари, тренирующего Вальтейна, было недостаточно, его репутация превратила то, что могло быть слегка неуклюжим, в откровенно забавное. Казалось, никто не знал, что с ним делать. Каждое взаимодействие представляло собой череду неловких рукопожатий, смущенно поднятых бровей и нерешительных, удивленных приветствий. Во время моего личного фаворита из этих взаимодействий один Вальтейн сказал ему:

— Я думал, что ты больше этого не делаешь. — Когда Макс безапелляционно заявил:

— Что, чушь Ордена? — Вальтейн покачал головой, слабо размахивал руками и сказал:

— Я имел в виду, ну… мир.

Я хихикала над всем этим, благодарная за то, что хотя бы один маленький кусочек моего мозга был занят тем, что наслаждался ярко выраженным, очень забавным социальным дискомфортом Макса, а не собственными нервами. Заметив это, Макс ткнул меня в ребра.

— Не расслабляйся, — проворчал он. — Просто подожди.

И о, он выглядел так, будто наслаждался этой улыбкой, когда начались оценки, и меня схватили с несколькими дюжинами других учеников…. Всем им было не больше двенадцати лет.

Излишне говорить, что благодаря тому факту, что я была почти в два раза старше моих однокурсников, и моей Фрагментированной коже (хотя, к моему приятному удивлению, я заметила в толпе двух других Фрагментированных студентов), я заслужила столько же недоуменных взглядов, сколько и Макс. Но в отличие от Макса, который хмурился и извивался во время этих взаимодействий, как кошка с ошейником, я поглощала внимание.

В конце концов, мне нужно было произвести впечатление. А если бы глаза уже были прикованы ко мне, было бы только легче.

И произвести впечатление, я смогла.

Нас провели в группе через серию структурированных упражнений, заставивших нас продемонстрировать отточенный контроль над своими способностями. И боги, это было легко. Эти упражнения были проще и скучнее, чем все, что я делала под руководством Макса каждый день.

Итак, я показала им, что я могу сделать.

Когда меня попросили манипулировать водой, в то время как окружающие изо всех сил пытались сохранить гладкую сферу, я превратила в идеально сделанных бабочек. Когда меня попросили поколдовать, я вызывал две, три, четыре иллюзии за раз, обвивая их друг вокруг друга в — идеально контролируемом, как подчеркивал Макс — танце. На просьбу укрепить наши разумы против подкрадывающихся щупалец способностей восприятия мыслей друг друга, я оттолкнула своего партнера, затем повернулась и повторила ему его собственные мысли.

Каждая просьба встречалась с легкой улыбкой и «да, и?»

К моменту завершения первой части оценок я была очень довольна собой.

— Меня одновременно возмущает и впечатляет то наслаждение, с которым ты выставляешь напоказ свое превосходство над кучей детей, — сказал Макс, когда я присоединилась к нему между сценами. — По крайней мере, постарайся сделать вид, что тебе это не так уж нравится.

— Зачем?

— Кто-то может назвать это неприятным.

Я лукаво ухмыльнулась.

— Но не ты.

Уголок его рта дернулся.

— Нет, — признал он. — Не я.

Я знала, что ему нравилась каждая минута этого так же сильно, как и мне. И точно так же, как ему было бесполезно отрицать это, я не могла отрицать, что его поддержка обвивала мое сердце и сжимала его.

Тем не менее, я нервничала из-за того, что меня ждало впереди. По крайней мере, слишком нервничала, чтобы есть что-либо, поэтому вместо этого мы с Максом воспользовались перерывом, чтобы проскользнуть через вестибюль в Башню Рассвета и заглянуть на тесты к Солари. Один взгляд на Саммерина, сидящего в зрительской зоне, развалившегося на стуле и смотрящего в окна с выражением, которое я могла бы описать только как покорный ужас, точно сказал мне, как проходят тесты Мота.

Я поморщилась.

— Бедный Мот.

Макс усмехнулся.

— Бедный Саммерин.

Мы услышали слабое эхо грохота, шквал активности из соседней комнаты, и то, что увидел Саммерин, заставило его обхватить голову руками и тяжело вздохнуть.

Мы восприняли это как сигнал уйти.

Когда мы вернулись в Башню Полуночи в конце полуденного перерыва, Уилла ждала нас. Ее лицо просветлело, когда мы подошли.

— Вот ты где! Я хотела поздравить тебя с этими групповыми оценками, Тисана. Ты была великолепна.

— Слишком рано для поздравлений, — сказала я, но все равно поймала себя на том, что сдерживаю ухмылку.

Она весело пожала плечами.

— Ну, все же. Я не думаю, что кто-то может спорить. Все, что осталось сейчас, это твоя индивидуальная оценка. Собственно, поэтому я и пришла за тобой.

В моем животе скрутился узел. Я особенно нервничала по поводу этой части, в основном потому, что понятия не имела, чего ожидать. Мои глаза нашли группу других учеников, идущих по коридору, и я кивнула.

— Я готова, — сказала я.

Я пошла в этом направлении, но голос Уиллы остановил меня.

— О нет, дорогая, твоя будет где-то в другом месте. — Она слабо улыбнулась мне. — Пойдем со мной.

Я колебалась. Обменялась коротким нервным взглядом с Максом.

Может быть, и хорошо, сказала я себе. Я была явно необычным случаем. Конечно, мой тест был бы другим.

— Хорошо, — сказала я и последовала за ней.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Меня привели в большую круглую комнату. Возможно, в типичных случаях это был бальный зал или какое-то место для проведения мероприятий. Сегодня она была полностью обнажена, лишена каких-либо украшений, кроме лун, выгравированных на стене, и сверкающей красоты белого мраморного пола. В нем стояло всего четыре предмета: три пьедестала, на каждом из которых стояла простая серебряная сфера. А в центре комнаты стояла большая гладкая раковина. Нура стояла рядом, скрестив руки перед собой, ожидая меня.