BRONZA - Ли Майерс

Намотав на руку пепельную прядь волос, он резко запрокинул Эльзе голову, прижал к горлу девушки тонкое лезвие стилета.

– Давай, я убью ее и избавлю тебя от лишних страданий!

Лицо Эльзы исказил ужас смерти. А наступившее следом прозрение, крах всех надежд и нежелание умирать такой молодой заставили с мольбой, ища у него защиты, посмотреть на того, кого она обманула и предала. Ее огромные испуганные глаза косули. Марк не выдержал. Сердцу, оказалось, непросто отказаться от любви, даже от разбившейся любви.

– Не смей!! – бросился он к Оуэну.

Впереди полыхнуло яркой вспышкой, и в наступившей внезапно темноте в тело вонзились ледяные иглы мгновенной боли.

«Как холодно… Отчего же так холодно?» Прохлада на обнаженной коже заставила зябко поежиться и открыть глаза. Он лежал на кровати. Рядом, улыбаясь как-то странно, сидел Оуэн.

– Очнулся, вот и чудесно. Даже не знаю, тáк ты мне нравишься больше или нет. – Чуть склонив голову набок, он разглядывал Марка с сомнением не уверенного в своем творении художника.

– О чем это ты? И зачем раздел меня? – спросил Марк и нахмурился, он не узнал своего голоса. – Где моя одежда? – оттолкнув Оуэна, встал с кровати. Шагнул в сторону, но запнулся и упал. Маленькие женские ножки не были рассчитаны на широкий мужской шаг.

Из большого зеркала на него с удивлением смотрела сидящая на полу обнаженная Эльза. А он не мог понять, где же его собственное отражение, – если он смотрит прямо в зеркало!

– Ну, хватит уже пялиться на себя!

К нему подошел Оуэн, успевший натянуть брюки приличия ради, чтобы не смущать брата вот так сразу. Подхватив подмышки, поставил Марка на ноги. Теперь в зеркале отражался довольный Оуэн, обнимающий Эльзу за плечи. Но почему Марк чувствовал его руки на своих плечах? И где же его отражение?

– Это… какие-то чары, да? – спросил он, не понимая, что происходит.

Снисходительно улыбнувшись, Оуэн за плечи развернул брата от зеркала и отступил в сторону. Проследив за его приглашающим жестом, Марк увидел себя лежащим на полу с обугленной по краям дырой в груди. Над неподвижным телом, переливаясь, дрожала радужная дымка.

– Я что, мертв?

– Ты? Нет! Тело твое – да!

Марк хотел спросить про радужную дымку, но Оуэн опередил его.

– Твоя Сила, – сказал он. – Если можешь, призови ее. Опасно оставлять это чудовище без присмотра.

Женщина посмотрела на него недоверчиво, как на идиота. Оуэн пожал плечами.

– Хорошо, тогда я заберу ее себе.

Протянул руку, и потерявшая хозяина Сила, откликнувшись на его призыв, свернувшись шаровой молнией, потрескивая электрическими разрядами, послушно легла в раскрытую ладонь. Оуэн сжал пальцы. Но Марк не увидел, как его Сила исчезла в кулаке Оуэна, он смотрел на свои изящные с маникюром руки. Руки Эльзы. Наконец-то с ужасом осмыслив, что произошло. Он был в теле любимой. Собственно, он и был ею.

Не спускавший с брата глаз, Оуэн заметил, как одетая только в свои волосы женщина с робкой стыдливостью прикрыла грудь руками, и рассмеялся.

– Как мило с твоей стороны прикрыть свою наготу… от меня. Прости, но я уже все видел и даже трогал! – заметил он с веселым сарказмом. – Ну же, Марк… не будь такой недотрогой! Она, между прочим, застенчивой совсем не была!

– Ты ведь не сделаешь этого, правда? Не посмеешь! – не хотел верить в происходящее Марк. Шаг за шагом, отступая от мягко крадущегося к нему зверя, уже догадавшись, что хотят от него эти мерцающие опасным блеском глаза.

Усмешка Оуэна была полна снисходительности.

– Иди ко мне, глупый… – поманил он пальцем. – Теперь, когда ты женщина… Марк, прими меня. Прими, и я буду любить тебя нежно… Ты сможешь трепетать в моих объятиях всю ночь… Всю жизнь…

Глубокий, несущий смятение в душу, чувственно-бархатный голос звал к погибели коварной песнью сладкоголосой сирены. Марк хотел ударить Оуэна кулаком в лицо, но тот легко уклонился. Перехватил за руки. Стиснув запястья, прижал маленькие ладони к своей груди.

Не в силах оттолкнуть его, Марк ногтями, до крови, оцарапал кожу на его груди. Оуэн поморщился. «Царапаться?!» Абсурд. Нонсенс, чтобы кто-нибудь осмелился причинить боль ему! Глаза Оуэна превратились в ледышки. Влепив пару хороших затрещин, он швырнул строптивую женщину на кровать.

Марк сопротивлялся изо всех своих сил, но слабое тело женщины, в конце концов, уступило грубой мужской силе Оуэна. Почувствовав его в себе, он вздрогнул от отвращения и закричал. И кричал, пока не сорвал голос.

Но слышал ли Оуэн его крики, вминая тело Эльзы в постель.

– Пусти! Слезь с меня! Хватит! – хрипел разбитыми в кровь губами Марк, а Оуэн, отдавшись на волю минутному помешательству, почти готов был переступить черту. Переломать все кости. Задушить. Убить. И только последняя крупица человеческого сознания не позволила этому почуявшему кровь зверю сдаться окончательно своей звериной натуре. Он оставил Марка растерзанным на смятых простынях. Перевернувшись на спину, полежал немного. Встал. Застегнул брюки. Поискал сигареты. Отошел к окну. Закурил, и тонкие крылья носа нервно обрезались от слишком сильной затяжки. Оуэн был разочарован.

Когда Марк бросился на него, неожиданно сконцентрировав Силу для удара, не раздумывая, он убил брата. Так же, не раздумывая, переселил в тело потерявшей сознание девушки, мгновенно решив, что это послужит неплохим компромиссом для обоих. И совсем не ожидал, что еще недавно наслаждавшееся его ласками податливое тело Эльзы, обретя душу брата, будет корчиться на постели, отвергая его.

А он хотел, чтобы Марк тянулся к нему, чтобы горячим, полным неги шепотом просил, нет, умолял взять его. Хотел слушать сладкую музыку его стонов, а не этот звучащий на одной визгливой ноте диссонанс однообразных криков и рыданий. Но пока он курил, стоя у окна, желания его таяли, сизым сигаретным дымом расплываясь по оконному стеклу.

– Будь ты проклят! Я никогда не прощу тебе этого!

Задумавшись, Оуэн отвлекся и не сразу услышал дрожащий от ненависти голос. Слабые руки Эльзы прижимали нож к горлу, но темные глаза ее горели ненавистью Марка. Не она – он воткнул нож себе в горло, распоров сонную артерию. Хлынула кровь. Тело девушки завалилось вперед. Простыни окрасились в красный цвет.

Оуэн метнулся к кровати, но опоздал. Сгусток яркого света, который хотела поймать его рука, исчез, оставив пустоту в его ладони. По его лицу пробежала легкая судорога, плечи затряслись, казалось, сейчас он заплачет.

– Сколько патетики, черт возьми! – расхохотавшись, огляделся он вокруг.

Труп на кровати. Труп на полу. Пора было уходить отсюда. В его планы не входило привлекать внимание к своей персоне этими убийствами. Оуэн собирался попробовать себя на новом поприще. В стране, где он сейчас жил, ядовитым гноем набухала злокачественная опухоль будущей войны, и он рассчитывал принять участие в этой кровавой вакханалии.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});