Патриарх Сергий - Михаил Одинцов

Таким образом, епархия «уплывала» из рук митрополита Сергия и при назначении сюда епископа-обновленца могла стать бастионом этого движения, совращая в раскол духовенство и верующих.

В июньском номере обновленческого журнала «Живая церковь» к полной неожиданности для церковного мира, да еще в тот самый момент, когда в Петрограде в разгаре был процесс над митрополитом Вениамином (Казанским) и группой священнослужителей, обвинявшихся в сопротивлении изъятию ценностей, был опубликован так называемый «меморандум трех». То было официальное заявление маститых иерархов — митрополита Владимирского и Шуйского Сергия (Страгородского), архиепископа Нижегородского и Арзамасского Евдокима (Мещерского) и архиепископа Костромского и Галичского Серафима (Мещерякова) с признанием обновленческого Высшего церковного управления в качестве единственной канонически законной верховной власти. Иерархи признавали все распоряжения новой церковной власти «вполне законными и обязательными» и призвали духовенство и верующих последовать их примеру.

Публично признав ВЦУ, митрополит Сергий, очевидно, исходил из желания оградить свою епархию от различных треволнений. Надеялся перехитрить обновленцев и стоящее за ними ГПУ и, встав во главе ВЦУ, постепенно выправить церковный курс в православно-каноническую сторону. Сказалось и опасение утратить церковный центр и тем навредить делу церковного единства. Кроме того, в тот момент нельзя было проверить правдивость слов обновленцев о законности передачи им власти резолюцией патриарха Тихона.

Но, каковы бы ни были побуждения Сергия и двух других иерархов, последствия воззвания были печальными для Патриаршей церкви: массовый переход верующих в обновленчество. Среди иерархов обычными были рассуждения: уж если «мудрый» Сергий счел возможным подчиниться «Живой церкви», то и нам следует идти за ним. И десятки архиереев потянулись в обновленчество, не говоря уже о многочисленном рядовом духовенстве.

Заявление Сергия позволило ему вновь вернуться во Владимир, где он старался никак себя не выказывать. В Москву и Петроград не выезжал, в скандальные аферы обновленцев не впутывался Он избегал выступать на страницах обновленческих журналов и не участвовал в хиротониях (рукоположениях) обновленческого епископата, уклонялся от участия в массовых форумах обновленцев, не вел переписки с зарубежными обновленческими иерархами, не участвовал в кампании травли патриарха Тихона.

Сергию не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что декларации обновленцев резко расходятся с их делами. В составе церковных органов оказывались люди безнравственные, нарушители церковных канонов. В жизнь церкви привносилось нечто не совместимое с православным сознанием: женатый епископат, упразднение монашества и монастырей, отказ от почитания святых мощей и т. д. И хотя с церковных амвонов, со страниц обновленческой прессы все еще раздавались здравицы в честь «дальновидности», «политической расчетливости» и «мудрости» митрополита Сергия, для него очевидным становилось, что он на этот раз жестоко ошибся.

В начале июля в Москве «живоцерковники» утвердили устав своей организации. Поскольку в ВЦУ большинство было за ними, то с «их подачи» от имени ВЦУ на места рассылались специальные циркуляры, предписывавшие повсеместное создание групп «Живой церкви». К июлю из семидесяти трех епархиальных архиереев 37 поддержали ВЦУ. Политические декларации обновленцев обеспечили им поддержку рядовых верующих: до 70 процентов приходов пошли за ними.

В августе 1922 года в Москве прошел Всероссийский съезд представителей белого духовенства, сторонников «Живой церкви». На нем была окончательно сформулирована и утверждена программа «Живой церкви». Выделим в ней два основных положения: лояльность к власти и уничтожение патриаршества. Кроме того, съезд постановил вынести на рассмотрение Собора Российской православной церкви, планировавшегося на 1923 год, вопросы о снятии церковного отлучения с Л. Н. Толстого; об отлучении от церкви участников Поместного собора 1917–1918 годов; о лишении патриарха Тихона священного сана за контрреволюционную деятельность против советской власти и за организацию «церковной смуты».

Решения августовского съезда белого духовенства активно проводились в жизнь группами «Живая церковь», во множестве образующимися в областях и губерниях Советской России и постепенно подминавшими под себя приходы, сохранявшие верность Патриаршей церкви. Вместе с тем конфронтационность лидеров «Живой церкви» по отношению к епископату и оппонентам в их собственных рядах привела к тому, что внутри обновленческого движения начинаются расколы. Первоначально формируется группа «Церковное возрождение» во главе с епископом Антонином (Грановским), а вслед за этим — Союз общин древлеапостольской церкви во главе с А. Введенским и Боярским. Протоиерей Белков основал Союз религиозных трудовых коммун. Множество иных обновленческих мелких групп, партий и синодов образовалось в провинции: «Пуританская партия революционного духовенства и мирян» в Саратове. «Свободная трудовая церковь» — в Пензе. Между ними всеми повелась острая борьба за церковную власть, в которой нередко идеи церковного обновления отходили на второй план.

Августовские решения привели и к тому, что некоторые из еще совсем недавно примкнувших к обновленчеству архиереев дистанцируются от них. В частности, митрополит Сергий (Страгородский) в сентябре — октябре 1922 года сначала в печати, а затем на пленарном заседании ВЦУ заявил: «Я решительно протестую против тех постановлений съезда „Живой церкви“, которые приняты в отмену основных требований церковной дисциплины, а тем более вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно, некоторые — превышающими компетенцию нашего Поместного Собора, а некоторые — неприемлемы до этого Собора».

Протест митрополита вызвали отмена постановления Святейшего синода об отлучении от церкви Льва Толстого, решение о допустимости второбрачия для священников и брака для епископов. В связи с последним Сергий распорядился, чтобы в его епархии второбрачные священники извергались из сана, а вступившие в брак архиереи таковыми не признавались.

Последний раз след митрополита Сергия в обновленческой прессе можно обнаружить в журнале «Соборный разум» (№ 2, 3) от 13 (26) ноября 1922 года. В заметке сообщалось, что с 29 октября по 3 ноября в Троицком подворье под председательством митрополита Антонина состоялись заседания пленума ВЦУ. Обсуждались и приняты были решения по таким вопросам, как борьба с последствиями голода, празднование дня пятилетия Октябрьской революции, борьба с церковной (приходской и епархиальной) контрреволюцией, действия Карловацкого заграничного собора.

Высказанные митрополитом осенью 1922 года суждения относительно постановлений съезда «Живой церкви» сделали его персоной нон грата в обновленческой среде. По существу, это был бунт против обновленчества и открытый отход от него. Скандал получился столь громким, что обновленцы поспешили за помощью к властям. Они не хотели, чтобы митрополит Сергий стал участником готовящегося ими Собора и распространял свои взгляды, подрывал авторитет обновленчества. В результате поступок митрополита рассматривался даже на заседании Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б), которая постановила: «Епископа Сергия оставить в прежнем положении опального». И в самом начале 1923 года его вновь высылают в Нижний Новгород, где изолируют от церковной жизни как в городе, так и в стране. Одновременно митрополит был исключен из состава Высшего церковного управления.

В отсутствие Сергия Владимирский губернский съезд духовенства и мирян, руководимый обновленцами, принял резолюцию, в которой говорилось: «Клеймим позором всех высших иерархов во главе с патриархом Тихоном. Да здравствует мировая революция, освободившая рабочих и крестьян от гнета капитала. Да здравствует возрождение страны рабочих и крестьян. Позор всем врагам пролетарской республики».

Дабы усугубить положение Сергия, Антирелигиозная комиссия поставила перед ГПУ задачу приступить к допросам митрополита по поводу его активной деятельности во времена Поместного собора и как члена Священного синода; после чего, собрав обличительный материал, привлечь в качестве обвиняемого по «делу» патриарха Тихона. Последнему 19 апреля уже предъявили обвинение и перевели из Донского монастыря, где он находился под домашним арестом, во внутреннюю тюрьму на Лубянке.

Весной 1923 года власть, отбросив нерешительность и колебания в отношении обновленцев, все же дала добро на проведение обновленческого Поместного собора. Расчет был очевиден: судить не главу Российской православной церкви, а «бывшего патриарха», рядового мирянина, от которого отказалась сама паства и за которым отныне не было многомиллионной верующей массы.