Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

Она съела все, что принесла Алена, с жадностью, но и с некоторыми угрызениями совести — из магазина-то пакет стоял еще даже не разобранный. Ветчина, сыр, банка красной икры, помидоры, огурцы, несколько больших темно-бордовых яблок, пачка сливочного масла, пачка пельменей — в общем, и без Алениного угощения с голоду не умерла бы. Да, надо же было хотя бы масло и пельмени в морозилку сразу сунуть. Да и все остальное разложить по местам.

Сытая, благодушная и несколько сонная, Александра выкладывала из магазинного пакета банки и свертки, устраивала в холодильнике, безотчетно радовалась: холодильник уже не пустой, вон сколько запасов, сразу видно — в доме живут…

Зазвонил телефон. Домашний. Ей никто никогда не звонил. Некому было. Наверное, это Алена беспокоится: как же Александра обошлась без хлеба?

— Александра Александровна, у вас там все в порядке?

Сан Саныч. Какого черта… пардон, почему даже в собственном доме и, между прочим, в собственный выходной он не может оставить ее в покое?! Или что-то случилось там, у них… с Настей?

— Что-то с Настей… — Александра даже не спросила, голос не слушался, и никакой вопросительной интонации не получилось.

— А что с Настей? — весело удивился Сан Саныч. — Ничего с Настей. С дедом играет… Саш, ты там… Эй, Саш! Я тебя напугал? Извини. Я просто так позвонил. О тебе беспокоюсь. Одна в четырех стенах… Голодная… Хотел на ужин пригласить. В ресторан. Как тебе идея?

— Господин подполковник, что вы себе позволяете? — рявкнула Александра, с трудом отходя от пережитого страха. — Это называется использованием служебного положения в личных целях! У меня выходной. И я желаю его провести так, как… я желаю!.. И вообще я только что поужинала. Нет, Сан Саныч, какой там ресторан… извини, не могу. Объелась. Сейчас спать залягу.

— А чем ты объелась? — вдруг с интересом спросил Сан Саныч. — Ты ж целый день взаперти сидишь. Или еще в прошлые выходные сухарей насушила для такого случая?

— Меня соседка накормила… грибной суп, голубец, пирог… И еще салат. Из огурцов и помидоров. Целая миска. Алена очень хорошо готовит… И еще две плюшки с изюмом… Домашние…

Александра старательно перечисляла все, что принесла Алена, а сама думала о другом. Что там Сан Саныч сказал странное? Он сказал: целый день взаперти… Очень уверенно сказал, как будто знал точно. Как будто ему доложили: объект наблюдения весь день из дому не выходил. Наблюдатели. Джеймсы Бонды. Хреновы. Лучшая служба безопасности, ага. Просто не узнали ее. Ушами прохлопали, профессионалы. Вот так и Настю могут прохлопать… Заложить их, что ли, Сан Санычу? Нет, потом. Сейчас надо это использовать в мирных целях.

— Я понял, — прервал Сан Саныч и ее неторопливый монолог, и ее суматошные мысли. — Ну, нет так нет… А завтра? Завтра ты чем питаться будешь? Может, завтра пообедаем вместе?

— А завтра я приглашена на день рождения к соседу, — с некоторым злорадством сказала Александра.

— И сколько лет ему исполняется? — с пятью опасными смыслами спросил Сан Саныч.

— Один год, — успокаивающим тоном ответила Александра. Пять опасных смыслов ее, как всегда, насторожили.

— Ну, ладно, — сдался наконец Сан Саныч. — По крайней мере, тебя там опять накормят… Когда ты возвращаться хотела? За тобой заехать? Когда карету подавать, ваше сиятельство?

— Никогда, — мстительно сказала Александра. — Меня послезавтра утром Генка привезет. Мы уже договорились. Пока, господин подполковник!

Она положила трубку и долго стояла неподвижно, пристально глядя в зеркало над тумбочкой и раздраженно думая, что вступление в клуб параноиков откладывается: ей не кажется, за ней правда следят. Нет, то, что она пока не свихнулась, — это неплохо. Раздражение вызывало то обстоятельство, что каждый ее шаг будет прослежен и доложен. А для того, чтобы передать долю Валентины Зое Михайловне, придется сделать много шагов… И все — по извилистому и скользкому пути. Одна она этот незнакомый путь не осилит. Значит, пришла пора обращаться к Золотой Рыбке. Вопрос на засыпку: захочет ли Золотая рыбка помогать, когда Александра под наблюдением?

Подарок Германа Львовича лежал в стакане для карандашей — там же, куда она положила его три года назад, совершенно уверенная, что он ей никогда не пригодится. Недорогой мобильник, симка зарегистрирована неизвестно на кого, в «Контактах» — ни единого телефонного номера. Позвонить с этого мобильника она имела право только по одному номеру, который должна была запомнить наизусть. Она запомнила. Чтобы телефон не отключили, она должна была регулярно подкармливать счет хотя бы какой-нибудь мелочью. Она подкармливала. Думала, что все это глупости, но делала так, как ей велели.

— Это за то, что ты с Никой так… в общем — так, — сказал Герман Львович, торжественно вручая ей телефон при прощании. — Ты сейчас не понимаешь, что я тебе дарю. Может, и не поймешь никогда. Вот если прижмет — тогда поймешь. Не злоупотребляй. Три просьбы — бесплатно. А потом уж как вы там с Золотой Рыбкой договоритесь. Поняла?

— Да, — без особого энтузиазма ответила Александра. Ей никогда не нравились игры в многозначительную таинственность. — Спасибо, Герман Львович.

— Не поняла, — огорчился тот. — Я никому таких подарков не делал. Я и сам не знаю, что тебе подарил. Может, свободу. А может — и жизнь. А может — и смерть врага. Теперь поняла?

Александра серьезно ответила, что теперь поняла, а сама подумала, что жизнь ей подарил вовсе не Герман Львович, свободы как таковой в мире вообще не существует, а врагов у нее нет. Бешеный Полковник уже сдох.

Так телефон и пролежал три года в пластмассовом стакане для карандашей. Батарейка, конечно, совсем села. Александра нашла зарядник, торопливо включила в сеть, с тревогой уставилась на экран… А, нет, все в порядке — идет зарядка. Вздохнула с облегчением, а потом уже подумала: ну и при чем тут телефон? Даже если бы он сдох насовсем, пара пустяков воткнуть его сим-карту в свой мобильник.

Но позвонила все-таки с этого, дареного.

— Здравствуйте, Александра Александровна, — почти сразу ответил веселый молодой голос. Почти мальчишеский. — Вы сейчас дома? К вам приехать? Или встретимся где-нибудь на нейтральной территории?

— Понятия не имею… То есть… В общем, я под наблюдением, кажется. В такой ситуации вы согласны мне помогать?

— Куда ж я денусь с подводной лодки? — опять весело сказал мальчишеский голос. — Тогда через два часа я у вас. Адрес прежний?

Два часа Александра сидела в кухне над давно остывшим чаем и думала, что сценаристов шпионских фильмов, боевиков и детективов надо без суда и следствия сажать пожизненно. Без права переписки. За распространение… В общем, за вот это все. За «искусство — в массы». За то, что учат массы черт знает чему, и эти массы совсем уже свихнулись, вообще разучились понимать, где кино, а где жизнь. Никакой жизни уже не осталось, одно сплошное кино…

Через два часа дареный телефон неожиданно заиграл, печально и торжественно: «Наша служба и опасна и трудна…» Номер не определился.

— Я пришел, — сказал веселый голос. — Я уже по лестнице иду. Открывайте дверь.

Александра даже в глазок не поглядела. Распахнула дверь, отступила, молча приглашающе повела рукой. Так же молча через порог шагнули оба — длинный тощий мальчишка в драной джинсе и синей бейсболке и большая овчарка. Без ошейника и без намордника. Собака сразу внимательно обнюхала Александру, заглянула в кухню и бесшумно пошла по коридору, через каждые пару шагов на миг замирая и подрагивая ушами. Человек закрыл дверь, обернулся, заметил настороженный взгляд Александры, как бы между прочим объяснил:

— Мне Грету не с кем оставить… Да она не помешает. Осмотрится немножко — и сядет в уголок.

И снял бейсболку. Вот тебе и мальчишка. Ему было, наверное, лет пятьдесят. Темный ежик волос с густой сединой с левой стороны головы, тёмное лицо с резкими вертикальными морщинами от крыльев носа до углов крупного рта, темные тяжелые веки, полуопущенные на совсем темные глаза… Очень черные брови, широкие, длинные, вразлет — до висков. Левая бровь — с заметной сединой. Мгновенно запоминающееся лицо. Разве у них могут быть такие лица? По законам жанра они должны быть серые и незаметные.

Александра смотрела на Золотую Рыбку, а тот смотрел мимо Александры, вслед собаке. Александра оглянулась. Собака возвращалась из путешествия по ее крошечной квартире, улыбаясь и легкомысленно мотая хвостом. Ага, это его личная служба безопасности.

— Как мне вас называть?

Герман Львович говорил, что его надо называть Золотой Рыбкой. Александре казалось это глупым.

— Да как хотите. Например, Андрей Андреевичем. По-моему, ничего, а? Мне идет… но это все такие условности… Позвольте, чуть в сторонку… Прошу прощения. Ага, вот так. Еще одна минута…