Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

Он завозился, извлекая из кармана портмоне. Щелкнул замочек. Слегка дрогнувшими пальцами Прохор извлек из недр кошелька толстую пачку сизых «четвертных». Зашелестели купюры. Четыре. Восемь. Двенадцать... Тысяча рублей.

— Хороший способ сказать спасибо бедному родственнику, — усмехнулся я, но кивнул и деньги забрал, конечно.

— Мы в расчете? — резко спросил Прохор. — Или ты хочешь чего-то еще?

Я смотрел на его лицо. Разглядывал, можно сказать. Настоящий Иван Мельников считал этого человека злом и активно под него копал. А я обнаружил, что этот холеный чиновник — совсем даже не главная спица в колесе. Вряд ли он безгрешен, аки агнец, но все же... Меньшее зло. Наверняка мутит какие-то схемы, подворовывает у государства себе в карман, но вот устилать свой путь трупами — это почерк совсем другого человека. А Прохор... Да черт его знает, что с ним такое. Но свои долги он платит. Нашел же способ выйти на меня и всучить хотя бы денег. Хотя мог этого и не делать...

— Пожалуй, вы можете еще кое-что сделать... — задумчиво проговорил я.

— Ну вот теперь я тебя узнаю, — внимательные глаза за стеклами очков подозрительно сузились. «Маленький говнюк», — вместо Прохора закончил мой ехидный внутренний голос. — Чего ты хочешь?

— Прохор Иванович, вы же наверняка уже знаете, что произошло с Сергеем Семеновичем?

— Кто это? — отрывисто спросил он.

— Наш главный редактор, — объяснил я.

— Торопыгов? — усмехнулся он. — Ну да, конечно, слышал. В красках расписали, можно сказать.

— Вот какое дело... — медленно проговорил я, стараясь тщательно подбирать слова. Надо же, а второй раз просить, оказывается, гораздо проще. Слова уже не застревают в горле, как проглоченные случайно ежи. И собственная речь не кажется фальшивой и натянутой. — Место главного редактора теперь вакантно. И я хочу временно его занять. Для постоянной должности я еще слишком молод, но вот попробовать свои силы мне уже хочется.

— И все? — кустистые брови Прохора удивленно приподнялись.

— И все, — кивнул я.

— Я не могу понять, что с тобой такое случилось, — глаза Прохора сверлили меня, как алмазные буравчики. — Ощущение такое, что я говорю совершенно с другим человеком. Раньше тебе даром не сдалась бы эта многотиражка...

— Переоценка ценностей, Прохор Иванович, — хмыкнул я.

— Я тебя услышал, — прохладно проговорил он. — Я могу рассчитывать, что ты больше не будешь ко мне цепляться?

— Обещаю, — кивнул я. — У меня теперь другие интересы, правда.

— Очень рад, — сухо сказал он. — Но только давай без выкрутасов? Если сумма недостаточная, ты скажи прямо сейчас.

— Все в порядке, Прохор Иванович, — сказал я, похлопав себя по карману, где покоилась толстенькая пачка сизых купюр. — Мы все-таки какая-никакая родня.

Я усмехнулся. Он усмехнулся тоже.

И всем своим видом дал понять, что разговор окончен. И подвозить до дома меня его блестящая черная волга вовсе не собирается.

— До свиданья, Прохор Иванович, — сказал я, открывая дверь в снежную темноту.

— Надеюсь, больше не увидимся, — хмыкнул он.

Разумеется, нагреб полные ботинки снега, поскользнулся, пока бежал за грохочущим троллейбусом, успел впрыгнуть в заднюю дверь, но вредный водитель этой самой дверью прищемил мою филейную часть. Я пошарил по карманам, нашел последний завалявшийся там билетик, сунул его в пасть компостера. Отметил про себя, что надо не забыть купить новую книжечку. Пробрался через пустой салон к первому сидению. Хоть чуть-чуть ноги на батарее посушить, пока еду.

Расслабился.

Интересно получилось. Прохор явно посчитал, что я продешевил. Что мог бы попросить чего-то более существенного, чем временно посидеть на «троне» главного редактора заводской многотиражки. И он был уверен, что настоящий Иван явно потребовал бы чего-то другого.

С другой стороны, откуда Прохор мог знать мотивы настоящего Ивана?

Троллейбус, дребезжа и грохоча, несся сквозь снежную круговерть. Прохожих уже практически не было. Медовый свет фонарей выхватывал из окружающей реальности отдельные фрагменты. Стелу с крупными буквами «Слава труду!», афишную тумбу городского театра драмы. Сине-белый киоск союзпечати. Редкие прохожие прятали лица в в поднятые воротники и торопливо и неуклюже куда-то спешили. Домой, наверное. Как и я же. Мимоходом подумал, что было бы отлично, если бы Даша не вернулась больше к разговору про Лизу. Все равно сказать мне было нечего. Говорить про девушку гадости мне не хотелось, в конце концов, девушка не виновата, что она такая, какая есть. А что до химического барана на голове... Ну так волосы — не зубы, отрастут. Все равно Лиза была забавная. Я не хотел с ней встречаться и объясняться, вроде бы уже все друг другу сказали. Но что-то приятное напоследок сделать все равно хотелось. Правда, я пока не придумал, что именно. Впрочем, теперь у меня стало больше возможностей, благодаря щедрому «спасибо» Прохора Ивановича.

Отправить цветы? Подарок какой-нибудь дефицитный купить? Или еще что-нибудь?

Настроение было хорошим, вот и хотелось причинять добро всем подряд. Жалко, что магазины уже закрыты, так бы я еще бутылочку вина прикупил к имеющейся коробочке с эклерами. Чтобы Дашу порадовать.

Я замер возле двери и прислушался. Похоже, Даша не одна, кто-то у нее в гостях. Тихий женский голос, сразу даже не разобрал, чей именно. Понял только, когда они вместе рассмеялись. Дарья Ивановна!

— ...а будешь ждать у моря погоды, так и досидишься до старой девы, как я! — закончила свою мысль хозяйка моей комнаты.

— Да я все понимаю, Дарья Ивановна, — смущенно сказала Даша. — Но не буду же я руку и сердце предлагать!

— Ты не сомневайся, Иван парень положительный, у меня на такое глаз наметан! — вещала Дарья Ивановна. — А что до других девок, так это он перебесится, все они кобели такие.

«Обо мне что ли болтают?» — весело подумал я, изобразил ногами громкие шаги и распахнул дверь.

— Добрый вечер, девушки, — широко улыбнулся я. — Чаевничаете? А у меня тут как раз пирожные...

— Ой, да мне уже пора! — Дарья Ивановна торопливо вскочила. На руках ее все еще были бинты, но выглядела она уже вполне неплохо. Даже лучше, чем когда я ее в первый раз увидел. Будто помолодела и лицом просветлела. И платок-чалма на голове, будто она только что из ванны вышла. Тот самый стиль, который ее в будущем прославит. Даша посмотрела на меня искоса, немного смутившись. Даже щеки порозовели. Да, точно обо мне судачили.

— Да ладно, не спешите, Дарья Ивановна! — я ловко поставил на табуретку, которая играла в нашей комнате роль чайного столика, коробочку, покрытую мокрыми пятнами растаявших снежинок. — Пирожные и правда очень вкусные, Феликс другими не угощает. Хотел еще вина купить по дороге, но магазины уже закрыты.

— Эх, молодо-зелено! — всплеснула руками Дарья Ивановна. — Завтра на работу, а он про вино думает!

Но уходить передумала и опустилась на стул обратно. Просидели мы почти до полуночи. Болтали по-соседски, сплетничали. Дарья Ивановна увлеченно рассказывала разные случаи из жизни коммуналки. Про то, как прошлая жиличка в ее комнате любила надолго занимать ванну и придумывала для этого самые разные поводы. То болезнь себе редкую придумает, то истерику устроит. А сама чужой шампунь в воду льет, чтобы в ванне с пеной понежиться. Ну и Томка из первой комнаты однажды решила ее проучить. И вместо шампуня налила во флакон обойного клея с зеленкой. Ругани было на всю квартиру потом...

Тепло получилось. Лампово так. По-семейному. Даша была тихой и задумчивой. То и дело сцепляла пальцы на руках, краснела. Бросала на меня непонятные взгляды. А я смотрел на ее руки и в очередной раз думал, что может и правда, зря я тяну? Дашка отличная девчонка, задорная, остроумная. Любовница прекрасная. Кроме того, мы коллеги. Лучшего компаньона для того, чтобы пережить девяностые, придумать сложно. Может и правда, пойти завтра в ювелирный, выбрать колечко с симпатичным камушком. Купить цветы. Пригласить в ресторан. Ну, красиво сделать, в общем. Чтобы как в кино. Песню в ее честь заказать... Девушки такое любят, даже такие эмансипированные и самостоятельные, как Даша.