Кавалер багряного ордена - Павел Бергер

Зрение Прошкина обрело наконец привычную резкость — он хорошо знал, что такая нехитрая гимнастика помогает начальнику привести мысли в рациональное состояние. Сделав несколько кругов, Корнев обратился к Прошкину:

— Николай Павлович, вы видели паспорт гражданина Мазура?

— Да, он мне его предъявлял, — сообщил Прошкин.

— Паспорт подлинный?

— Паспорт не имеет указывающих на подделку признаков, которые можно выявить без специальной экспертизы, — собственный голос показался Прошкину далеким, как голос диктора «Радио Коминтерна».

— Неужели я похож на заблудшую душу из РОВС[28], человека, который крался, как тать в нощи, через границу, да еще и около двадцати лет пользовался поддельным паспортом? — возмутился нотариус с яркой биографией. — Ну что вы! Я люблю Россию, я, как мог, пытался служить ей, как служили мои предки со времен Петра Великого…

— Так, выходит, господа из РОВС больше вашего Россию любят! — совершенно не к месту вставил Борменталь.

Как человек дальновидный и идеологически выдержанный, Баев сухо рассмеялся:

— У вас, Георгий Владимирович, специфическое чувство юмора: последние их активисты сложили оружие после заявлений господина Савинкова, так что — для пользы вашего же здоровья и благополучия — о них уместно шутить в прошедшем времени. Можно подумать, вы газет не читаете!

— Бог свидетель, не читаю, Александр Дмитриевич, не читаю совершенно, с 1920 года! Знаете ли, тоже как раз для пользы здоровью. Как установил мой покойный учитель, известный физиолог, чтение газет весьма вредит процессу пищеварения!

Саша еще раз хмыкнул и снова принялся стучать по клавишам пишущей машинки.

Оставленный общественным вниманием нотариус-оборотень нарочито громко напомнил о своем присутствии:

— Я получил паспорт совершенно законно, а документы, ставшие основанием для его выдачи… э-э… тоже достались мне с минимумом лжи и безо всякого насилия! Надеюсь, молодой человек занесет этот факт, как и добровольный характер сделанного мной признания, в протокол.

— Сущий махатма! — ерничал Борменталь.

Проигнорировав реплику ироничного доктора, Корнев спросил казенным голосом:

— Евгений Аверьянович, располагаете ли вы в настоящее время какими-либо документальными свидетельствами, позволяющими идентифицировать гражданина РСФСР Мазура и упомянутого вами де Лурье как одно лицо?

— Какого рода документы вы сочли бы убедительными? — уточнил Мазур.

— Ну, например, вашу фотографию в офицерской форме, подлинники приказов о назначении, награждении или присвоении офицерского звания… — Корнев для убедительности загибал пальцы.

Мазур удивленно посмотрел на Владимира Митрофановича:

— Во-первых, не звания, а чина! Звания — это у вас… — он смешался, — у Советов… Русские офицеры имели чины. Во-вторых, я не настолько наивен, чтобы хранить подобные документы! Да и обстоятельства моего быта тому не способствовали. Неужели моего признания — слова офицера — вам недостаточно? — возмутился экс-штабс-ротмистр.

— Мы, товарищ Мазур, живем в социалистическом государстве, — Корнев сделал особое ударение на слове «товарищ». — В нем господствует законность, а не какой-нибудь произвол, как в царской охранке! Это там человек мог сгинуть без суда и следствия! А у нас система доказательств базируется на прямых уликах и существенных обстоятельствах, подтверждающих фабулу преступного деяния.

Надо признать, нотариус за долгие годы, проведенные на службе у социально чуждого режима, стал не менее искушен в его юридической схоластике, чем Корнев, и поэтому уверенно возразил оппоненту:

— Товарищ Вышинский[29], генеральный прокурор, неоднократно подчеркивал и в официальных выступлениях обвинителя, и в теоретических научных работах достаточность признания как основного фактора вынесения обвинительного заключения. Я готов изложить свое признание письменно и его копию направить в прокуратуру!

На этот раз начавшие сгущаться с новой силой тучи развеял товарищ Баев:

— Министерство государственной безопасности не находится в подчинении у прокуратуры. И мы как его сотрудники не можем руководствоваться даже официальными документами этого ведомства, тем более частным мнением товарища Вышинского, представленным в научной работе. Даже принимая во внимание, что он генеральный прокурор. В настоящее время, как вы, безусловно, знаете, Коммунистическая партия особенно подчеркивает необходимость соблюдения законности и искоренения разного рода перегибов на местах, имевших место в органах внутренних дел под влиянием проникших в них преступных элементов, эта генеральная линия отражена в постановлениях нескольких пленумов. А директивы партии мы, как коммунисты, игнорировать не имеем права! — он снял съехавшую с волос завязку из бинта и откинул назад красивые шелковистые локоны. Весь его внешний вид сейчас меньше всего соответствовал сухому казенному тексту: из-за длинных волос и экзотической расцветки пижамы Саша был похож то ли на корсара с Малаги, то ли на странствующего менестреля, возвратившегося с таинственного Востока. — Если у вас нет каких-либо значимых документов, позволяющих идентифицировать вашу личность как не соответствующую паспортным данным и установить факт совершения вами преступных деяний, то не будем терять время на пустой разговор о судьбах Отечества. Вернемся к вашим прямым служебным обязанностям государственного нотариуса, от которых вас никто пока не освобождал!

От такого логического построения у Прошкина просто дух захватило. Вот он, практический результат систематического классического образования с его формальной логикой и отдающей древней пылью риторикой! Впрочем, и сам бывший штабс-ротмистр оказался впечатлен не меньше. Он на несколько секунд задумался и сознался:

— Что касается наград, у меня сохранился географический атлас, прекрасной работы и очень редкий, времен царствования Павла Первого, его привезли из похода на Мальту. Он с дарственной надписью, сделанной рукой покойного Государя…

Корнев, чтобы скрыть недоумение, принялся промакивать пот на лбу клетчатым платком, а Баев безразлично уточнил:

— Государь Павел Петрович пожаловал упомянутый атлас де Лурье во время империалистической войны?

Прошкин мысленно поставил еще одну зарубку: он лично, в простоте своей, формулируя такой вопрос, непременно ляпнул бы «до революции» и, конечно, спровоцировал бы новую дискуссию о том, как именовать события, произошедшие в октябре 1917 года, в результате которой всплыли бы новые вопиющие факты.

— Да что вы! — смутился Мазур. — Атлас был пожалован адмиралу Колчаку. А уже Александр Васильевич, по своей доброте, нашел возможность отметить таким образом мои заслуги. Увы, довольно скромные.

— Вот послушайте, что я вам скажу, просто для наглядного примера, Евгений Аверьянович, — благодушно улыбнулся Корнев и указал на Прошкина: — У известного вам Николая Павловича хранится в служебном сейфе ладан, так что же, его на этом основании признать тайным церковным иерархом?

— Ладан — это вещественное доказательство по делу… — больше для порядка пробурчал Прошкин, твердо решив вышвырнуть опасное вещество и из сейфа, и из кабинета при первой же возможности.

— Или вот Александр Дмитриевич, — Корнев широким жестом указал на Баева. — Знаете, что у него над кроватью висит? Зеленый мусульманский флаг с надписью «Аллах акбар»!

— Там написано: «Нет Бога кроме Аллаха, и Махаммад — пророк его!» — уточнил Баев и добавил томно: — Мне папа на день Ангела подарил…

Прошкин так и не уразумел, кто именно подарил зеленое знамя Саше, Бухарский эмир или поощряющий национальные чувства своего воспитанника Деев. А Корнев продолжал:

— Так что же, Александру Дмитриевичу на этом основании объявить себя шахом шахидов? Или Аятоллой? Эдак каждый, у кого сохранился портрет, как вы изволили выразиться, почившего государя, может прибежать в органы внутренних дел и требовать ареста на том основании, что он чудесно спасшийся престолонаследник!

— Во многих музеях нашей страны хранятся и даже экспонируются портреты представителей царской семьи как представляющие значительную художественную ценность, — вяло добавил Александр Дмитриевич, видимо встревоженный упоминанием чудесно спасшегося наследника. — Хотя я уверен, что ваш атлас — примечательный с научной и исторической точки зрения предмет…

— Может, Евгений Аверьянович, этот ваш атлас и артефакт, но уж никак не доказательство, во всяком случае, в вашей ситуации. Да с такими доказательствами до полного абсурда можно дойти!..

26

Штабс-ротмистр был человеком настырным и, по всей видимости, твердо решил испить чашу наказания до дна. Причем делать это в одиночестве он не собирался: