Джентльмен с Харви-стрит - Евгения Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вдруг рыжая все же права...
Толкнув дверь, Джонстон с мученическим выражением на лице вошел в комнату экономки (к счастью, пустую) и принялся ждать.
Эпизод двадцать шестой
Миссис Поттер вошла в комнату с недовольным выражением на лице. Бросила на стоявшего у окна частного сыщика уничижающий взгляд и раздраженно спросила:
– Разве я не на все ваши вопросы ответила, мистер Джонсон? Мне казалось, мы распрощались ко всеобщему удовлетворению чуть меньше часа назад. И вот вы опять в этой комнате...
Воспитание не позволяло миссис Поттер спросить напрямую: «Какого черта вы потеряли здесь, жалкий проныра?», а потому она выражала это глазами и интонацией голоса. Не словами.
– Боюсь, все это время я напрасно надеялся, что проснувшаяся в вас совесть даст знать о себе, но, похоже, напрасно. Что, должен признать, очень прискорбно... для вас.
Причина его возвращения к прошлому разговору была выдумана Джонсоном впопыхах, буквально за пару минут до появления женщины в комнате – рыжая, ясное дело, не подумала ни о чем, швыряя его, как слепого кутенка, в эту безумную авантюру. А ведь он был просто обязан казаться правдоподобным...
Попробуй, однако, в таких обстоятельствах.
– Н-не понимаю, о чем вы. – Голос женщины дрогнул лишь на долю секунды, такую краткую, что и заметить получилось с трудом.
И все-таки это придало Джонсону смелости.
– Вы понимаете, ясное дело, вы все понимаете, миссис Поттер, – произнес он очень уверенно, сверля женщину чуть снисходительным взглядом.
Она смело на него посмотрела: отваги ей было не занимать.
– Вы в чем-то меня обвиняете, мистер Джонсон? – осведомилась она. – Если так, то напрасно: к трагедии в доме де Моранвиллей я непричастна. И вообще рассказала в полиции все, что знала!
– Всё ли?
Блефовать Джонсон умел преотлично, но сейчас отчего-то нервничал больше обычного. Неужели из-за неплотно прикрытой двери, за которой, прижавшись к стене, подслушивала дерзкая рыжая?
– Уверена в этом, – ответила женщина очень спокойно.
Да уж, эта Поттер была крепким орешком и либо действительно говорила чистую правду, либо... умела лгать так, что и Джонсону поучиться не помешало бы. А это, надо признаться, ударяло по его самолюбию.
– Хорошо, тогда скажу прямо: я знаю о вашем ночном рандеву в парке де Моранвиллей. Есть свидетель, который вас видел...
Он нарочно не отводил от собеседницы глаз и заметил, как дрогнула ее маска напускного (а он почти усомнился) спокойствия: уголки сжатых в плотную линию губ опустились, дернулось веко.
– Кто? – Она будто выстрелила вопросом сквозь плотно сжатые губы.
– Разве это так важно? – осведомился её собеседник. – Намного важнее, почему вы молчали об этом мужчине. Кто он?
– Я не могу вам сказать.
– Не хотите скорее, не так ли?
Женщина не отвечала, стиснув перед собой беспокойные руки, и Джонсон с опаской подумал, что не вытянет из нее больше ни слова: уж кто молчал целых три года – смолчит и сейчас. Но миссис Поттер его удивила...
– Это не моя тайна, – призналась она.
– Чья же тогда?
Было заметно, что в ней происходит внутренняя борьба.
– Моей бывшей хозяйки, миледи де Моранвилль.
А вот это уже становилось по-настоящему интересным, и Джонсон с огромным трудом удержал невозмутимое выражение лица. Он как-никак якобы знал много больше, чем говорил...
Ах, если бы, в самом деле, но амплуа всевидящего и всезнающего оракула обязывало!
– Хотите сказать, этот мужчина, с которым вас так некстати заметили в парке, каким-то образом связан с вашей бывшей хозяйкой? – спросил Джонсон, но так небрежно, будто не верил словам говорившей.
Та ответила:
– Именно так.
И между ними повисла гнетущая тишина, в которой явственно слышался невысказанный детективом вопрос: «И кто же этот мужчина?», но отвечать Поттер не торопилась. А Джонсон ее не торопил: знал, что подчас тишина – лучший катализатор для откровенности.
Так и вышло: тяжело выдохнув, женщина снова заговорила.
– Этот мужчина, любовник миледи, иногда пробирался в наш парк, и они обменивались посланиями через меня.
Только особая выдержка позволила Джонсону не присвистнуть от удивления.
– Значит, ваша хозяйка изменяла супругу? С кем же? Знаете его имя?
– Она была очень сдержанна в отношении этого человека, – призналась Поттер, глядя поверх плеча собеседника, – и мало о нем говорила со мной. Лишь однажды я услышала имя: Коннор. Вот и все, что мне известно!
– Коннор, – повторил Джонсон. – Необычное имя.
– Шотландское. Полагаю, они познакомились в Абердине, когда хозяйка гостила там у своей двоюродной тетки.
– Вы полагаете или уверены точно? Вряд ли вы можете сомневаться, ведь хозяйка настолько была в вас уверена, что доверила свою переписку с любовником.
Миссис Поттер, казалось, подпаляли пятки огнем, так неохотно, по крохам выцеживала она из себя правду. Будто под пыткой.
– Они познакомились в Абердине, – уверенно подтвердила она. – Но знакомство не было новым: они, как выяснилось потом, знали друг друга давно. Еще с детства. Я думаю даже... – она замолчала, как бы не решаясь продолжить.
– Что вы думаете? Смелее, – подбодрил ее собеседник.
– Что Анри... не был ребенком Мишеля де Моранвилля, – с трудом протолкнула слова собеседница Джонсона и как-то враз сдулась.
В коридоре как будто сдавленно охнули, но Джонсон надеялся, что хлюпающая носом миссис Поттер этого не услышала. Он и сам внутренне охнул – себе-то он мог в этом признаться – но вида, насколько он поражен такими словами, не показал.
– Графиня понесла от любовника?
– Полагаю, что да. Её всю дорогу тошнило в карете. Мы ехали в два раза дольше обычного, так как ее выворачивало в кусты каждые несколько миль...
Это было настолько феноменальным открытием, что у Джонсона от восторга стянуло затылок. Будто кто-то связал невидимые тесемки...
И торопливо осведомился:
– Как полагаете, де Моранвилль знал об измене жены?
Миссис Поттер, должно быть, смирившись, с необходимостью говорить правду, сказала:
– Не думаю. Вряд ли он стал бы с такой подкупающей нежностью любить чужого ребенка, а граф души в сыне не чаял.
Джонсон кивнул, признавая ее правоту: все отмечали особенное отношение де Моранвилля к ребенку.
– Но этот любовник, неужели
