Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса

— В смысле? Где нашли? — переспросил Леша.

Павел усмехнулся:

— Видите ли, можно сказать, что ваш попугай оказался с двойным секретом. Дело в том, что, когда я извлек полотно из рамы, под ней оказалось письмо.

— Письмо?! — вздрогнула Теона. — Вы его прочли? А что в нем?

— Мне хватило и пары фраз, чтобы понять, что письмо личное. Углубляться в эту лирику я не стал. — Павел взял со стола пожелтевший от времени лист бумаги и протянул его Теоне. — Передаю его вам, возможно, оно вам что-то прояснит. Возьмите, потом прочтете. А сейчас давайте пить чай!

Теона с Лешей расселись за старинным столом, украшенным львиными мордами. Под столом прикорнула Бобби; собака спала, положив рыжую морду на туфельку Теоны.

Настенные часы, отмерившие не один век, показывали скорое приближение полночи. В окна заглядывала луна, рассеивая по магазинчику молочный свет. И все равно главным источником света, несмотря на луну и электрический свет, была старая картина, стоявшая на столе.

— С ней можно и лампу не включать, — улыбнулся Павел, перехватив взгляд Теоны.

Ночь плыла над Петербургом, и в самом сердце города, в удивительной лавке, где были собраны вещи со всего мира, впитавшие в себя время, прошедшие через тысячи человеческих глаз и рук, загадочная незнакомка на явившейся будто из небытия картине смотрела в свое окно, видя что-то известное только ей.

Теона отпила чай, который хозяин заварил на английский манер, прямо в молоке, и поежилась — происходящее казалось ей каким-то фильмом. Словно бы она сама стала героиней некой странной картины, придуманной таинственным художником, а Леша Белкин, Павел и даже лисичка-Бобби тоже участники этого необычного действа. Тем временем Павел разлил еще по чашке чая и по следующему кругу принялся рассказывать очередной случай из истории живописи, когда под одним слоем на картине находили другое изображение.

— Такие картины-призраки есть у Рафаэля, Рембрандта, Ван Гога, Пикассо, Малевича, — увлеченно повествовал Павел, — а секрет одной из картин художника Милле был раскрыт благодаря Сальвадору Дали, который «чувствуя смерть на этой картине», попросил специалистов Лувра ее исследовать. В результате эксперты обнаружили, что изначально на ней был изображен мертвый ребенок, которого хоронят родители, но позже художник зарисовал младенца, чтобы картину было проще продать. А вот скажем…

— Очень интересно, — выдохнул Леша, — но скажите, сколько все же примерно может стоить наша картина? Ну хотя бы приблизительно.

Взглянув на ерзающего от нетерпения Лешу, Павел усмехнулся:

— Понимаете, при оценке картины учитывается сотня факторов, в том числе, очень важен провенанс художественного произведения — некая история владения этим предметом, его происхождение. Условно говоря, если художественное произведение или антикварный предмет был занесен в какие-то каталоги, или же он имеет некую подтвержденную историю, то ценность такого предмета будет куда выше произведения, про которое в мире искусства ничего неизвестно. Вот, к примеру, ваша картина! Она будто лежала в этой стене триста с лишним лет! О ней никто ничего не знает, поэтому оценить ее будет крайне сложно. В общем, как я уже сказал, все будет зависеть от экспертизы научно-реставрационного центра. Но предположу, что ее стоимость в любом случае будет внушительной.

При этих словах на лице Леши засияла довольная улыбка, осветившая помещение не меньше светоносной картины.

— Так что же нам делать? — вздохнула Теона.

Леша ничего не ответил, он, казалось, вообще не слышал подругу. По всей видимости, он уже представлял себя владельцем не только всех кофеен Петербурга, но также кофеен Москвы и кофейных плантаций в Бразилии и на Ямайке. Взгляд его блуждал, на губах застыла мечтательная улыбка. И только хороший пинок Теоны под столом привел его в чувство.

— Эй, Белкин? Так что ты думаешь? — проворчала Теона.

— Ты о чем? — не понял Леша, возвращаясь в реальность.

— Отдадим картину государству или продолжим искать ее владельца? — тоном «доктор безнадежно тупому пациенту» спросила Теона.

— А это вообще неправильный ход мыслей, — подбоченился Леша. — Должен быть третий вариант! Скажем, мы продаем эту картину и берем себе комиссионные! А что? Мы имеем право — мы же ее нашли.

— Белкин, опомнись, — усмехнулась Теона, — какие такие тебе комиссионные? Вон тетя Манана тебе пирожок даст и хватит с тебя. Я считаю, что картину надо отдать ее хозяину!

— Да кому отдавать-то? — вскрикнул Леша. — Нет ведь никого. Считай, нам ее домовик дал, ну и кому возвращать?

— Я найду ее законного владельца, — упрямо заявила Теона.

— Ну вот когда найдешь, тогда и подумаем, что делать, — пробурчал Леша.

Павел с улыбкой смотрел на них. Со стороны эта парочка, конечно, выглядела забавно.

— Молодые люди, вам надо как-то договориться между собой, что-то решить. Могу только сказать, что я приму любое ваше решение. Поскольку вы — мои клиенты, а в антикварном мире есть своя этика, я обещаю никому ничего не рассказывать. Но вообще, если рассудить по совести (и это уже из области общечеловеческой морали), картина обладает музейной ценностью, и я думаю, что самое правильное решение, — передать ее в музей.

— Мы подумаем, — пообещала Теона. — И если она действительно обладает такой ценностью, может быть, нам пока оставить ее у вас в сейфе? А то даже как-то страшно нести ее по улице.

— Вы можете оставить ее у меня, пока не решите, что будете делать дальше, — улыбнулся Павел.

Всю дорогу Теона с Лешей шли молча. И хоть шли они одной дорогой, но думали о разном. Собственно, Теона вообще заметила, что Белкин идет рядом, когда они уже приблизились к ее дому.

— Спасибо, что проводил.

Леша кивнул — ему надо было пилить к себе на Сенную.

Теона, понимая, что сегодняшней ночью она вряд ли сможет заснуть, предложила своему спутнику переночевать у нее.

— Ты действительно этого хочешь? — вылупился на нее Леша.

— Чего «этого»? — удивилась Теона. — Ты что, Белкин, чая перепил? Я тебя просто приглашаю ночевать — диван умершего родственника на кухне, окей?

— Так бы сразу и сказала, — буркнул Леша. — Ладно, идем.

…Теона положила письмо, которое ей вручил Павел, на столик рядом со своими куклами. Письмо манило девушку и вызывало немедленное желание его прочесть, но в то же время что-то ее останавливало. Она слонялась по комнате, не находя покоя, до тех пор, пока такой же взбудораженный Леша не заявил, что у него от ее мелькания рябит в глазах.

— У тебя, по ходу, тоже крыша поехала, — заключил Леша.

Теона вздохнула:

— Мне кажется, мы вряд ли сможем уснуть. У меня в груди что-то как будто ухает, а мысли проносятся, как кони. Ты прав, с крышей определенно проблемы. Кстати, хочешь посидим на моей крыше? Все равно ведь не спим?!

Леша оценил любимое место Теоны — с крыши ее дома открывался фантастический вид на город. Еще в начале лета Теона поставила здесь небольшой складной столик и пару стульев и повесила на стену вазоны с цветами. Довольный Леша расположился за столом — раскрыл пакет с капкейками с имбирными сливками и пакет с жареными каштанами. Теона зажгла свечу в стоявшем на столе светильнике и завернулась в теплый плед (ночь была по-осеннему холодной).

Внизу поблескивала река Фонтанка, по которой иногда проплывали катера, невдалеке виднелся шпиль собора, светились окна в соседних домах. Спелое яблоко луны висело так низко, словно касалось крыши.

Леша запустил лапу в пакет с десертами и довольно зашуршал в нем, как жадная мышь.

Теона усмехнулась:

— Белкин, все кругом будет лететь к чертям, но ты про свой мешок с едой не забудешь, да?

— Конечно, — подтвердил ее предположение Леша. — Тебе какой капкейк — яблочный или вишневый?

И так они сидели на крыше. Леша лопал свои капкейки, а потом переключился на каштаны и заботливо очищал шкурки не только для себя, но и для Теоны. Луна светила, пароходики проплывали, горка каштановой скорлупы на столе росла.