История твоей жизни (сборник) - Тед Чан

Работа с ними изменила мою жизнь. Я встретила твоего отца и выучила Гептапод Б, и не будь этих двух событий, я бы ничего не знала о тебе, стоя здесь в патио под лунным светом. Я знаю, что через сколько-то лет после этой ночи я потеряю твоего отца, а потом и тебя. Все, что у меня останется от этого момента, будет язык гептаподов, и поэтому вся я — сплошное внимание и стараюсь запомнить навеки каждую деталь.

Я знаю свое предназначение и выбрала свой путь. Но к чему же я иду — к боли или радости? Минимизация это или максимизация?

Все эти мысли наполняют мой мозг, когда твой отец спрашивает меня: «Ты хочешь ребенка?», а я улыбаюсь и говорю: «Да», и выскальзываю из его объятий. И вот мы чинно беремся за руки и входим в дом, чтобы заняться любовью и произвести на свет тебя.

Эта история выросла из моего интереса к вариационным принципам физики. Они мне казались захватывающими еще с тех пор, как я впервые о них узнал, но я не знал, как использовать их в рассказе, пока не увидел перформанс «Тайм флайз» «Когда ты будешь жив» — моноспектакль Пола Линке о битве его жены с раком груди. Мне пришло в голову использовать вариационные принципы физики, чтобы рассказать историю о реакции человека на неизбежное. Через несколько лет эта идея скомбинировалась с замечанием одной моей подруги о ее новорожденном ребенке и сформировала ядро сюжета.

Тем, кто интересуется физикой, я должен заметить, что идущее в рассказе обсуждение о принципе минимального времени Ферма опускает все упоминания о его квантовомеханическом обосновании. Квантовомеханическая формулировка сама по себе интересна, но я предпочитаю классической версии метафорические возможности.

Что до идеи рассказа, самое, быть может, краткое ее резюме, которое мне приходилось видеть, дал Курт Воннегут на двадцать пятой годовщине «Бойни номер пять»: «Стивен Хокинг… решил, что мучительно, что мы не можем помнить будущее. Но для меня теперь помнить будущее — детская игра. Я знаю, что станет с моими беспомощными доверчивыми младенцами, потому что сейчас они уже большие. Я знаю, как кончат мои лучшие друзья, потому что так много из них теперь на пенсии или умерли… Стивену Хокингу и всем тем, кто моложе меня, я говорю: „Терпение. Будущее придет к вам и ляжет у ваших ног, как собака, которая знает и любит вас, кем бы вы ни были“.»

Перевод: Л. Щёкотова

72 буквы

В детстве любимой игрушкой Роберта была простая глиняная кукла, которая умела ходить, да и только. Пока родители развлекали в саду гостей, обсуждая коронацию Виктории или чартистские реформы, Роберт бродил следом за куклой по коридорам семейного дома, разворачивая ее на поворотах. Кукла не понимала никаких команд и ни на что не реагировала: упершись в стенку, глиняная фигурка продолжала тупо маршировать, пока ее руки и ноги не превращались в бесформенные комки (иногда Роберт развлекался этим). Когда руки куклы полностью теряли форму, он поднимал игрушку и вынимал из нее имя, останавливая движение. Затем сплющивал тельце в гладкий комок, раскатывал его на доске и лепил новую фигурку, делая одну из ног или кривой, или длиннее другой. Потом вставлял в нее имя, и куколка тут же падала и описывала небольшие круги, отталкиваясь разными ногами.

Мальчику нравилось вовсе не лепить новые фигурки, а находить пределы действия оживляющего имени. Ему было интересно проверять, какие изменения еще можно внести в ее тельце, прежде чем имя переставало действовать. Для экономии времени он почти не заботился о внешности фигурки, детализируя ее ровно настолько, чтобы вновь испытать имя.

Другая кукла ходила на четырех ногах. У нее было красивое тело фарфоровой лошадки, изготовленное с мельчайшими подробностями, но Роберта гораздо больше занимали эксперименты с ее именем. Это имя подчинялось командам «вперед» и «стоп», позволяло обходить препятствия, и Роберт пытался вставлять его в другие самодельные тела. К его разочарованию, имя имело более четкую привязку к форме тела, и мальчику так и не удалось слепить глиняную фигурку, которую оно смогло бы оживить. Он делал ноги отдельно, прикрепляя их потом к туловищу, но так и не сумел добиться бесшовного соединения — имя не распознавало тело как единое целое.

Роберт исследовал и сами имена, делая наугад простые замены и пытаясь определить, где же разница между «двуногостью» и «четвероногостью» и какие буквы заставляют тело выполнять простые команды. Но имена для разных игрушек выглядели тоже разными: на каждом клочке пергамента были написаны семьдесят две крошечные буквы еврейского алфавита — двенадцать рядов по шесть, — и, насколько он мог судить, совершенно бессистемно.

Роберт Стрэттон и другие четвероклассники не сводили глаз с мастера Тревельяна, расхаживающего между рядов парт.

— Лэнгдейл, что есть доктрина имен?

— Все предметы суть отражения бога, и… гм-м… все…

— Избавь нас от своего бормотания. Торберн, а ты можешь поведать нам, что есть доктрина имен?

— Поскольку все предметы суть отражения бога, то и все имена — отражения божественного имени.

— И что есть истинное имя объекта?

— Это имя, которое отражает божественное имя таким же образом, каким объект отражает бога.

— И что есть действие истинного имени?

— Наделение объекта отражением божественной силы.

— Правильно. Хэлливелл, что есть доктрина сигнатур?

Урок натуральной философии продолжался до полудня, а в субботу занятия заканчивались в час. Мастер Тревельян отпустил класс, и ученики Челтенхемской школы разошлись.

Забежав на минутку в спальню, Роберт помчался к школьным воротам, где ждал его друг Лайонелл.

— Значит, успех? И я все увижу сегодня? — спросил Роберт.

— Я ведь сказал, что сегодня.

— Тогда пошли.

И парочка направилась к дому Лайонелла в полутора милях от школы.

Во время первого года учебы в Челтенхеме Роберт почти не общался с Лайонеллом — тот был одним из «дневных» учеников, а Роберт, как и остальные «пансионатские», относился к ним с подозрительностью. Но во время каникул Роберт совершенно случайно наткнулся на него в Британском музее. Роберт любил музей: хрупкие мумии и огромные саркофаги, чучело велоцераптора и заспиртованная русалка, стена, ощетинившаяся слоновьими клыками, рогами лосей и единорогов. В тот день он стоял у витрины с элементалями и читал карточку, поясняющую, почему здесь нет саламандры, и неожиданно заметил стоящего рядом Лайонелла — тот разглядывал ундину в стеклянной банке. Завязался разговор. Выяснилось, что оба интересуются наукой, и мальчики быстро стали друзьями.