Иисус, которого я не знал - Филипп Янси

По мнению Шусако Эндо, Иисус принес весть материнской любви, чтобы сбалансировать ею отцовскую любовь Ветхого Завета [14]. Конечно, милосердие присутствует и в Ветхом Завете, но оно легко теряется в связи с превалирующим акцентом на справедливости и законе. Обращаясь к культуре, воспитанной на этих строгих заповедях Торы, Иисус говорит о Боге, который предпочитает мольбу простого грешника молитве искушенного в религии человека. Он уподобил Бога пастуху, который бросает девяносто девять овец в загоне и отчаянно преследует одно отбившееся животное; отцу, который не перестает думать о своем непослушном, неблагодарном сыне, хотя у него есть другой сын, который почтителен и послушен; богатому хозяину, который открывает двери своего дома женщинам с сомнительной репутацией и мошенникам.

Иисус часто был «движим состраданием», а во времена Нового Завета сама эта фраза употреблялась для выражения тех чувств, которые испытывает мать по отношению к ребенку в ее утробе. Иисус останавливался, чтобы обнять нелюбимых и недостойных людей, которые абсолютно ничего не значили для остальной части общества — они позорят нас, мы не хотим их видеть, — чтобы доказать, что даже «никчемные» люди бесконечно дороги Богу. Одна нечистая женщина, слишком боязливая и стыдливая, чтобы встретиться с Иисусом лицом к лицу, ухватилась за его одежду в надежде, что Иисус не заметит этого. Он заметил. Она, как и многие другие «никчемные» люди, поняла, что не так–то просто избежать внимания Иисуса.

Иисус своим существованием доказал, что Бог любит людей не как расу или как вид, но человека как индивидуальность. Богу есть до нас дело. «Возлюбив тех, кто был недостоин любви, — сказал Августин, — ты сделал достойным любви и меня».

Временами мне нелегко поверить в Божию любовь. Я не живу в бедности, как христиане в странах третьего мира. Я не познал жизнь в изгнании, подобно Шусаки Эндо. Но я испил свою чашу страданий — это жизненный факт, который важнее всех расовых и экономических границ. Страдающие люди также нуждаются в исполненных благодатью глазах.

В течение одной ужасной недели два человека два дня подряд звонили мне, чтобы поговорить со мной по поводу одной из моих книг. Первый, молодой пастор из Колорадо, только что узнал о том, что его жена и маленькая дочь умирают от СПИДа. «Как я вообще могу говорить с моей паствой о божественной любви после того, что случилось со мной?» — спросил он. На следующий день я услышал историю слепого человека, который за несколько месяцев до этого приютил наркомана, находящегося на лечении, в своем доме, чтобы помочь ему. Недавно он обнаружил, что его жена изменяла ему с этим наркоманом в его собственном доме. «Почему Бог наказывает меня за то, что я пытаюсь служить ему?» — спросил он. Сразу же после нашего разговора он покинул свою квартиру, его телефон не отвечал, и я никогда больше не слышал об этом человеке.

Я научился даже не пытаться ответить на вопрос: «Почему?» Почему так случилось, что жене молодого пастора попалась пробирка с зараженной кровью? Почему некоторые добрые люди бывают наказаны за свои добрые дела, тогда как некоторые злые люди доживают в полном здравии до преклонных лет? Почему из миллионов людей, молящихся о физическом выздоровлении, лишь немногие получают ответ? Я не знаю.

Однако один вопрос больше не терзает меня, как это было раньше. Вопрос, который, я уверен, мы считаем причиной большинства наших разногласий с Богом: «Не все ли Ему равно?» Я знаю только один способ, как ответить на этот вопрос, и я нашел этот способ благодаря изучению жизни Иисуса. В фигуре Иисуса Бог дал нам лицо, и я могу прочитать непосредственно по этому лицу, что Бог ощущает по отношению к людям вроде молодого пастора и слепого, который так и не назвал мне своего имени. Иисус утешил далеко не всех страждущих, он излечил только несколько человек на небольшом кусочке земного шара — но он дал ответ на вопрос, безразлична ли Богу наша судьба.

Нам известно три случая, когда страдание доводило Иисуса до слез. Он плакал, кода умер его друг Лазарь. Мне вспоминается один страшный год, когда один за другим умерли трое моих друзей. Горе, как я понял, это не то, к чему можно привыкнуть. Опыт первых двух смертей никак не подготовил меня к третьей. Горе ворвалось в мою жизнь, как грузовой поезд, и раздавило меня. Оно заставило меня задыхаться, и мне ничего не оставалось, кроме как плакать. Каким–то образом, я чувствовал себя лучше из–за того, что Иисус ощущал нечто похожее, когда умер его друг Лазарь. Это дает поразительный ответ на вопрос, что должен ощущать Бог по отношению к трем моим друзьям, которых он также любил.

В другой раз на глаза Иисуса навернулись слезы, когда он смотрел на Иерусалим и понял, какая судьба ожидает этот легендарный город. Он испустил крик, свидетельствующий о том, что Шусаку Эндо назвал материнской любовью: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз Я хотел собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» Я чувствую в этом спазме эмоциональной боли нечто схожее с тем чувством, которое испытывают родители, когда сын или дочь, сбившись с истинного пути, щеголяют своей свободой, отвергая все, во что их учили верить. Или боль мужчины или женщины, только что узнавших о том, что их любимые их бросили — боль обманутых любовников. Это есть беспомощная, сокрушительная боль тщетности усилий, и она приводит меня к пониманию того, почему сам Сын Божий испустил беспомощный крик перед лицом человеческой свободы. Даже Бог со всей его силой не может заставить человеческое существо любить.

В конце концов, как говорится в Послании к Евреям, Иисус «…с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти», но, конечно же, он не был спасен от смерти. Не будет ли это преувеличением сказать, что сам Иисус задал тот вопрос, который преследует меня, который преследует рано или поздно большинство из нас: «Не все ли Ему равно?» Что же еще может означать цитата из этого страшного псалма: «Боже мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»

Меня, опять–таки, странным образом утешает тот факт, что, когда Иисус оказался лицом к лицу с болью, он прореагировал во многом так же, как и я. В саду он не молился: «О Господи,