Мумонкан. Застава без ворот. Сорок восемь классических коанов дзэн - Р Блайс

Дарума сидел лицом к стене. Второй патриарх с отрубленной рукой стоял возле него в снегу.

— Ум вашего ученика не знает покоя, — сказал Второй патриарх.

— Я молю Учителя успокоить его.

— Дай мне сюда свой ум, и я успокою его, — ответил Дарума.

— Я искал свой ум, но так и не нашел его, — сказал Второй патриарх.

— Тогда я уже успокоил его! — ответил Дарума.

Мумон так сильно сократил этот случай, что он едва ли понятен для того, кто читает его в первый раз. Но зато вариант истории, который приводится в Дэнтороку, необычайно подробный. В нем говорится, что дело было девятого декабря и Эка стоял в снегу, пока снег не засыпал его по колено, и тогда Дарума, сжалившись над ним (если бы он этого не сделал, снег засыпал бы Эка с головой), спросил, зачем тот к нему пришел. Эка, обливаясь слезами, сказал то-то и то-то, на что Дарума ответил то-то и то-то. После чего Эка отрубил мечом свою левую руку и положил ее перед Дарумой, и лишь когда Дарума сказал то-то и то-то, имел место диалог, приведенный в настоящем случае. Несмотря на многие занятные подробности этой истории, в ней ничего не говорится о том, что патриархи сделали потом с отрубленной рукой. В передаче просветления первым трем патриархам после Дарумы прослеживается странное сходство:

Сосан: Избавьте меня от грехов!

Эка: Покажи мне их, и я избавлю тебя.

Сосан: Я искал их, ко не смог найти.

Эка: В таком случае я уже избавил тебя от них.

Досин: Откройте для меня врата освобождения!

Сосан: Кто лишил тебя свободы?

Досин: Никто не лишал меня свободы.

Сосан: Зачем же ты просишь меня об освобождении?

В настоящем случае интересно проследить, как пассивность и негативизм раннего дзэн, который еще не ушел далеко от индийского буддизма, сменился активностью и позитивизмом Шестого патриарха, который велел Эме найти свою подлинную природу (см. случай XXIII), которой тот был до своего рождения. Не найти своего «я», но найти свое «Я» — одно и то же, и все же есть большая разница.

Беззубый старый чужеземец проплыл по морю сотни тысяч миль с важными намерениями. Это было подобно подниманию волн в безветренную погоду. У Дарумы был только один ученик, да и тот калека. Вот оно как!

Слова «поднимать волны в безветренную погоду» часто используются в дзэн, чтобы сказать, что проблем жизни не существует. Вещи таковы, каковы они есть, и как только мы постигаем это в активном, а не пассивном смысле, нам больше не о чем беспокоиться. С этой точки зрения наши обычные представления о жизни напоминают ноготь, врастающий в палец. И наконец, будды и патриархи дзэн — это врачи, которые делают вид, что лечат болезнь, а на самом деле лишь порождают ее. Но если это лучший из возможных миров, зачем вся эта суета вокруг Дарумы, Эка и Мумонкана? Из этого вопроса родилась знаменитая дока Иккю:

С тех пор как шалунПо имени ШакьяПришел в этот мир,Какое великое множество людейОказалось одураченным!

У дзэн много общего с панглоссизмом, но этот недостаток уравновешивается оскорблением будд и патриархов. В западной культуре мы находим эту свободу только в истории рационалистов, где она почти неизменно сопровождалась полным отсутствием поэзии, не говоря уже об отсутствии религиозных чувств. Едва ли не самое ценное в дзэн — то, что он освобождает нас от беспринципности рационалистов и в то же время от набожности обычных верующих.

Последнему предложению в книге Като посвящены четыре страницы, которые я здесь кратко перескажу. Некоторые комментаторы переводят его «Билл Браун не может читать даты на монетах». Другие так: «Глупый рыбак не знает иероглифа «четыре» [хотя он знает иероглиф «три», входящий в состав его имени]». В соответствии с Иноуэ, в этой строке идет речь о Гэнся, который был учеником Сэппо. Однажды Сэппо спросил у Гэнся:

— Почему ты не путешествуешь [чтобы встречаться с мастерами]?

На что Гэнся ответил:

— Дарума не пришел в Восточное Царство; Второй патриарх не отправился на Запад.

Последнее изречение стало известным в дзэнском мире, благодаря чему установилась связь между Гэнся и настоящим случаем. Следует отметить, что, если в последнем предложении идет речь о Гэнся, в целом комментарий Мумона не блещет оригинальностью — в нем говорится, что Дарума пересек океан (это очевидно), что волны поднимаются без ветра (тоже очевидно) и еще каким-то непонятным образом упоминается монах-рыбак Гэнся. Но вернемся к другим комментаторам. Донку считает, что четыре последних иероглифа просто обозначают четыре истины дзэн. Высказывались также мнения, что в этой непонятной строке Мумон выразил свое понимание подлинного смысла прихода Дарумы в Китай.

Приход с Запада и прямое указывание —Вот источник всех неприятностей!Монахи разводят руками и пожимают плечами —Вот что натворили эти двое!

Многие люди принимают то, что Мумон здесь говорит шутя, за чистую монету. Они считают, что религия — опиум для народа. Но человек — это религиозное животное и, кроме того, животное трусливое, смелое, мудрое, глупое, терпеливое, раздражительное. Далее, подобно тому как мы не можем иметь мир без (возможности) войны, мы не можем иметь религию без атеизма. Как говорится в стихотворении, затруднения, возникающие у нас в связи с пониманием прихода Дарумы с Запада, в связи с Эка, который не мог успокоить свой ум, пока не нашел Ум, — все эти затруднения возникают вследствие истощения, буддистского безразличия и животного равнодушия. Таким образом, Мумона с его иронией можно понять в том, что дзэн, будучи величайшим творением человечества, является в то же время источником величайших зол, как-то: религиозных маний, мазохизма, преследования, бесплодного аскетизма и других еще более неприглядных страниц в истории человечества.

Случай XLII. БУДДА И ЖЕНЩИНА

Будда часто появляется в Мумонкане, можно даже сказать, слишком часто. Мумон позаботился об этом, чтобы мы не забывали, что дзэн имеет отношение к буддизму. В истории, лежащей в основе этого случая, мы едва ли можем считать Шакьямуни историческим основателем религии, равно как Манджушри никогда не был монахом, прислуживающим Будде. Манджушри — это воплощение мудрости; возможно, идеализированная реальная личность. На изображениях его часто молено увидеть слева от Шакьямуни, а Самантабхадру справа. Вьющиеся волосы Манджушри имеют пять (неизгладимых) завитков, и, если верить учению секты Сингон, эти завитки соответствуют Пяти Мудростям. Манджушри держит меч мудрости в правой руке и голубой лотос в левой. Иногда он восседает верхом на льве. Он является одновременно главным учеником Будды и предводителем бодхисаттв.

Женщину называют Рий, что буквально означает «Отделенная от воли, или сознания». Так ее имя интерпретируется в книге, из которой происходит эта история, — в Сборнике существенных отрывков из всех буддистских сутр.

Момё Босацу, скорее всего, был выдумкой того, кто изобрел этот коан. В сутре встречается имя Рисёонгай Босацу, которое буквально означает «выбрасывание прочь всех призрачных одеяний Босацу».

Однажды в древности Манджушри пришел к Почитаемому Миром, где обычно собирались будды, однако в этот раз все будды уже разошлись по своим домам. Только одна женщина сидела рядом с престолом Будды. Она была в глубокой медитации. Манджушри спросил у Будды:

— Почему эта женщина сидит ближе к вашему престолу, чем вы мне позволяете садиться?

— Пробуди ее из медитации и сам спроси у нее, как такое возможно, — сказал Будда.

Манджушри три раза обошел вокруг женщины, щелкнул пальцами, [но не мог пробудить ее и поэтому] взял ее на брахманские небеса, где применил к ней все известные ему магические средства, но так и не смог вывести ее из состояния медитации.

— Даже сто тысяч таких, как Манджушри, не могут вывести ее из состояния концентрации, — сказал Почитаемый Миром. — Но далеко, за тридевять земель, которых не меньше, чем песчинок в Ганге, живет бодхисаттва по имени Момё. Он один может пробудить эту женщину из глубокой медитации.

Как только Будда произнес эти слова, Момё возник из-под земли и поклонился Почитаемому Миром, который сказал Момё, что ему нужно. Момё подошел к женщине, стал перед ней и один раз щелкнул пальцами, после чего она сразу же вышла из медитации.

Этот случай настолько не похож на остальные, что нам кажется, будто мы стали свидетелями левитации. Это история в индийском, а не в китайском духе. Все ее действующие лица не реальны, но значимы; они больше похожи на символы, чем на личности. Но дзэн можно найти даже здесь, не только в отвлеченном, но и в конкретном; не только в призрачном, но и в биологическом. Героя этого случая зовут Момё. Два иероглифа его имени созвучны словосочетанию «непросветленный». Как уже говорилось, первоначальное имя, встречающееся в сутре, означает сбрасывание всех призрачных покрытий, отказ от мирских страстей — одним словом, просветление. Но имя Момё подразумевает прямую противоположность этому — непросветленность. Можно сказать, что изменение имени иллюстрирует здесь всю историю развития буддизма махаяны в сторону понимания, что без иллюзии и рабства не может быть ни просветления, ни освобождения, ни окончательного постижения, что иллюзия, без каких бы то ни было изменений, — это просветление, а обычный человек, какой он есть, — это Будда. Это открытие кажется парадоксальным и мистическим, но на самом деле оно подтверждено нашим повседневным здравым смыслом.