Леди для первых рыцарей (СИ) - Алая Лира

— Не смог сдержать любопытства?

— Как и ты, — ответил Блейк, который собрал мой сундук для первой помощи. — Придется отдать в ремонт — замок безнадежно сломан.

— Не спорьте, это того не стоит, — умиротворенно сказала я, довольная тем фактом, что никто не стал расспрашивать меня подробно, зачем мне нужен этот нож. Хотя, пожалуй, насчет убийства Глен попал в точку. Я не знаю, каким чудом мне удалось сохранить относительно спокойное выражение лица.

— Мы уже закончили, — хмыкнул Глен. — Что-то из слуг никто не зашел, неужели так отвыкли, что даже не заходят в эту спальню.

— С учетом того, что мы тут не были с тех времен, как Марион у нас появилась, то вполне возможно. Я побуду здесь, а ты...

— Пойду за нормальной обувью, да-да, я понял, — сказал Глен, покидая спальню.

Я не могла не улыбнуться — уж больно забавно выглядели перепалки, где каждый из моих мужей как-то умудрялся читать мысли другого.

— Блейк, можно вопрос?

— Конечно, почему ты спрашиваешь разрешение?

— Понятия не имею, — сказала я, откидываясь на спинку кресла. — Если тебе так интересно, что для чего кинжал, то почему ты не продолжил допытываться?

Я понимала, что сейчас ходила по очень тонкой грани, ведь давала Блейку повод еще раз спросить и настоять на ответе.

— Потому что ты не хотела отвечать.

— А как же доверие и все прочее? Разве то, что я умалчиваю, не показывает мое недоверие?

Блейк тяжело вздохнул, взъерошил свои светлые волосы, а потом как-то грустно спросил:

— Почему ты не задаешь такие вопросы Глену? Он поразительно хорошо ориентируется в таких темах. Я не знаю, что тебе ответить. Откуда я могу знать, что ты чувствуешь? Мне кажется, что ты нам доверяешь. В определенной мере. Как и мы тебе. Но доверие вроде как не обязывает открывать все-все свои тайны другому, иначе получается, что это уже мы не доверяем тебе, раз требуем отчета о самых незначительных вещах. Понятия не имею, что ответить на твой вопрос. Если бы ты нам солгала, то это одно. А то, что не хочешь рассказывать что-то о своем особом лечении, — это твое право. Не вижу в этом проблемы.

Блейк казался раздосадованным и почти уставшим. Еще бы, кажется, сегодня я заставила его говорить вдвое больше обычного.

— Ты и впрямь не очень хорош в объяснениях, — сказала я с легкой поддразнивающей усмешкой. — Но я тебя поняла. Надеюсь, что когда-нибудь научусь предугадывать ваши с Гленом мысли, как вы это делаете друг с другом.

— Не надо, это очень, очень плохая идея.

— Почему еще?

— Чтобы предугадывать, что мы думаем, ты должна мыслить как мы. А это будет настоящий кошмар. Кто же тогда будет пытаться нас вразумить, когда мы начнем спорить или драться с друг другом?

Глава 32

Пока Глен смог найти мне нормальную обувь моего размера, как раз прошел час, отведенный нам королями.

— Ты как будто не за обувью ходил, а за смертью, — не удержался от замечания Блейк, когда мы шли по коридору.

— Уж извини, что все женщины в замке, у кого я смог попросить обувь, предпочитают каблуки, — ехидно отозвался Глен. — Или ты думаешь, что в такое время легко найти мастера обувных дел, который сошьет менее чем за час хорошенькие туфельки? Пришлось искать, у кого одолжить.

Я едва не рассмеялась, когда представила Глена, который ходит от одной дамы к другой, спрашивая, не найдется ли у них обуви моего размера на низком каблуке.

— Смешно тебе, да? — с деланной обидой сказал Глен.

— Если совсем немного. Спасибо, — сказала я, поглядывая на Глена из-под чуть опущенных ресниц.

— Не благодари. Это все моя вина, — ответил Глен. — Мне и исправлять оплошность, даже если приходится ночью бегать по спальням благородных леди, интересуясь, не найдет ли у них лишней пары обуви, и рискуя получить от их мужей по голове. Кстати, Марион, ты не ревнуешь?

Глен мне нравился, но я совсем не ревновала. И это было вовсе не из-за того, что в моем мировоззрении измена была допустима, а больше потому, что появилась необъяснимая уверенность, что любая моя ревность будет беспочвенной: мне не собираются изменять. Да и мировоззрение мое, кажется, чуть изменилось. Навряд ли бы я смогла так просто смириться с изменой Глена или Блейка, как легко мне давалось это с моим бывшим женихом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет, я тебе доверяю, — ответила я без всяких преувеличений, от чего Глен... смутился?

— Спасибо.

— Не благодари, — вернула я мужу его же слова.

В кабинете королей сегодня было достаточно многолюдно. Два короля, мы втроем с Блейком и Гленом, один человек, который, скорее всего, был воином или телохранителем, и трое магов. Рассесться вдоволь не получалось, потому Блейк с Гленом отвели меня к креслу, в которое я уселась, а сами стали рядом.

— Теперь все в сборе, — сказал король Иштон. — Мне уже все рассказали, поэтому сейчас я бы хотел больше поговорить о том, что стоит делать. Все здесь прекрасно знают, насколько благополучие Далерии зависит от состояния вашей королевы, потому, я надеюсь, приложат все усилия для решения возникшей проблемы.

Все в сборе? Но почему нет ни одного лекаря, кроме меня? Или я ошиблась, и тот мужчина с выправкой воина умеет лечить?

— Какие у кого есть варианты? — спросил Эрон.

— Трудно подобрать какие-то варианты. Дети-маги находятся в утробе матери, потому их невозможно научить контролю. Невозможно защитить саму королеву, потому что магия идет изнутри, а не снаружи. Ни у кого из магов на данный момент нет никаких вариант, — честно ответил довольно молодой мужчина. Он и впрямь был молод, о чем свидетельствовали волосы без капли седины.

— Леди Марион?

Я отрицательно покачала головой — мне было нечего добавить, с подобным я попросту не сталкивалась, как лечить не знала. Разумеется, одна идея у меня была, но это не то, что можно озвучить на подобном собрании.

— Могу лишь сказать, что, как все знают, неконтролируемые всплески магии вызывают негативные эмоции. Это должны быть правдиво и для детей.

— Да, все верно, — заговорил мужчина, которого я мысленно окрестила телохранителем. — Я был рядом с Ее Величеством и смог собрать воедино картину. Ей становилось плохо в тот момент, когда ее кто-то расстраивал или вызывал ее гнев. Разумеется, никто это не делал специально. Также реакция была на физическое состояние: когда Ее Величество случайно порезалась, то ей тоже стало нехорошо. Мы списали все это на боязнь крови, но госпожа Алисия никогда не боялась вида крови. Еще могу добавить перенапряжение в этот список. Смею предположить, что если максимально убрать все эти вещи, то здоровью Ее Величества больше ничего не будет угрожать, все закончится благополучно.

— Скорее всего, это связано с тем, что настроение матери передается детям, — задумчиво сказал маг. — Что же, кажется, мы нашли выход.

— Не нашли, — возразила я, понимая, что одну вещь мы не учли. От этой мысли мне аж поплохело. — Алисии нужно родить. Это максимальная нагрузка на организм, всегда сильное напряжение и весьма стрессовая ситуация. И не только для нее, но и для самих детей. Скорее всего, в момент рождения нам стоит ждать очень большой всплеск магии.

— Насколько большой? — уточнил Эрон.

Все замолчали. Кажется, всем пришло в голову одно и то же, но никто не решался озвучить эту мысль.

— Настолько, что Алисия этот всплеск навряд ли переживет, — я буквально заставила сказать себя эти слова, выдавила их, несмотря на страх и тяжесть, поселившуюся в груди. Это всегда трудно — говорить, что кто-то, скорее всего, умрет. В отличие от присутствующих мне не раз приходилось это говорить.

— Ха-ха, — вырвалось из Иштона. И этот смех был страшнее, чем самые горькие слова. — Кажется, что из всех нас мужество здесь есть только у леди Марион. Новости ужасные, но королева жива, до родов есть время. Поэтому, исходя из нынешней ситуации, господа, я слушаю ваши предложения. Королева не может умереть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Господин Советник, перед уходом вы сказали, что у вас есть какие-то предположения, вы успели их проверить? — сказал Эрон. Он сидел на стуле с идеально ровной спиной. Все его тело было так напряжено, что, казалось, толкни — и он разломается пополам, разобьется в дребезги, словно не человек, а фигура из стекла.