Посол Урус-Шайтана - Владимир Малик

В ответ прокричала только ночная птица. И снова наступила тревожная, гнетущая тишина.

5

Златка сидела напротив окна. Личико вытянулось, исхудало, но от этого казалось ещё нежнее и красивее. Печальные темно-синие глаза внимательно вглядывались сквозь маленькое стекло оконца. Всеми мыслями девушка уносилась в море, где, возможно, в это самое время Звенигора рассекал вёслами воду, торопясь к ней.

Удивительные вещи случаются на свете. Арсен и она почти не разговаривали. Не говорили о своих чувствах. Но оба знали, как крепко любят друг друга. Молчаливое объяснение взглядов сказало им больше, чем тысячи слов. И они бережно таили свои чувства, зная, что никакие слова не в состоянии усилить их.

Девушка машинально отправляла в рот кусочки солоноватой брынзы и мысленно представляла закованного в цепи невольника над побеждённым барсом. Обросший, грязный, окровавленный… Но не это запало ей в сердце. Её удивил сам подвиг. Она поняла, что барс не случайно оказался во дворе, что его загодя готовили к поединку с невольником. А ещё больше её поразил взгляд незнакомца: в нем было и удивление, и восхищение, и смущение, граничащее со стыдом. Ещё никто так не смотрел на неё. Она выросла в мрачном замке, среди нянек и жён Гамида, почти не видела юношей, а тем более таких храбрецов, о которых так интересно рассказывалось в песнях и сказках. Вдруг появляется мужественный юнак — даром что невольник! — и спасает её от страшных когтей дикого зверя! Она была безмерно благодарна казаку и старалась хоть чем-нибудь помочь в его безрадостной жизни. Думала о нем долгими вечерами. Из этих чувств и мыслей, очевидно, и выросла её первая любовь…

Где же он теперь? Прошло уже четыре дня. А дед Момчил ждал их ещё вечером третьего дня.

Неожиданно до её слуха донёсся глухой топот конских копыт. Она растерянно взглянула на Момчила, Яцько. Встала.

— Вы слышите?

Момчил вскочил с лавки. Он тоже услышал, как к хижине приближался конный отряд. Это мог быть только разъезд янычар. Что им здесь надо?

— Яцько, айда из хижины! Спрячься так, чтобы тебя не заметили, — подтолкнул он паренька в плечо, а Якубу и Златке махнул рукой, чтоб оставались на месте. — Вы турки, вас не тронут!

Яцько быстро шмыгнул во двор. Момчил вышел следом за ним.

К хижине приближались всадники. В темноте Момчил не мог разглядеть, сколько их было — пять, десять или, может, больше. Увидев хозяина хижины, передний подъехал к нему и ткнул старика в грудь нагайкой:

— Кто такой?

— Здравей, ага! — поклонился Момчил. — Я Момчил Крайнев. А ты кто?

Вместо ответа воин удивлённо свистнул и повернул голову назад:

— Эй, дайте огня!

Один из всадников спешился, высек огонь и зажёг факел. Кровавый свет заплясал на суровых лицах воинов и на потных конях.

— Ближе! — приказал передний.

— Слушаюсь, Сафар-бей! — И воин поднёс факел чуть ли не к бороде старика.

Момчил устремил взгляд на лицо аги. Так вот какой он, Сафар-бей, этот палач болгарских крепостных крестьян, гроза горцев-гайдутинов! Совсем ещё молодой! Увидев его, никогда не подумал бы, что его как огня боятся болгары. Ничего страшного нет в его фигуре и лице. Среднего роста; тонкое красивое лицо, на котором чернеют опушённые длинными ресницами красивые глаза. Рука, что лежит на эфесе сабли, белая и тонкая, как девичья… Неужели эта рука хлестала нагайкой не только мужчин, а и женщин и девчат? Неужели это она, как говорят, выжигает раскалённым прутом глаза невольникам-беглецам и посылает на виселицы повстанцев-гайдутинов?

Пока в голове старого Момчила проносились эти мысли, Сафар-бей надменно улыбался, щёлкая в воздухе нагайкой. А потом сказал:

— Так вот ты какой, гайдутинский пёс! Старый шакал! Грязное болгарское отродье!.. Мы давно подозревали, что ты служишь воеводе Младену — гнев аллаха на его мерзкую голову! — а сейчас убедились в этом… Признавайся, это ты убил стражника Василёва? Наши люди нашли его тело, обглоданное рыбами, возле берега.

— Я никого не убивал, — спокойно ответил Момчил.

— Другого ответа я и не ждал от тебя, разбойник! — крикнул Сафар-бей. — Все вы, болгары, брехливы, как собаки!.. Тогда ты, может, скажешь, где спрятал посланца воеводы Младена? Ну?!

Старый болгарин молчал. Каждое слово Сафар-бея огнем жгло ему сердце. Он понимал, что речь идёт о Драгане, который должен был сегодня или завтра прибыть сюда. Люди Сафар-бея, очевидно, выследили парня и шли к хижине по его следам.

— Что же ты молчишь? — Сафар-бей толкнул старика нагайкой в плечо. — Или ты хочешь, чтоб мы развязали твой лживый язык?

— Мне нечего тебе сказать, почтённый Сафар-бей, пусть аллах продлит твои годы. Злые языки оболгали меня, а ты поверил им, ага… Про воеводу Младена я слышал. Кто же не слышал о нем в нашей стране? Но я его не знаю. И никакого посланца от него у меня нет… Не верите — ищите!

— Посмотрим. Эй, воины, осмотреть все вокруг! Если найдётся что-либо подозрительное, немедленно ко мне!

Всадники спешились и кинулись врассыпную.

— Показывай своё логово, старик! — Сафар-бей бросил поводья джуре и направился к дверям.

Они вошли в хижину.

Перепуганная Златка, закрыв голову и плечи тонкой черной накидкой, стояла посреди комнаты. Якуб сидел за столом.

Сафар-бей подозрительно взглянул на них:

— Гайдутины?

— Нет, я купец, ага. А это моя дочка Адике, — сказал Якуб.

Сафар-бей обернулся к Момчилу:

— Почему не сказал о них? Скрываешь неизвестных?

— Разве не видишь, ага, — это ваши люди. Из Трапе-зунда. Их корабль разбился… Я спас их, — ответил старик.

— Ну, мы в этом разберёмся потом, когда прибудем в Загору, — отмахнулся Сафар-бей и схватил Златку за руку. — А ну-ка открой лицо, пташка! Может, ты с усами и с бородой?

Златка отшатнулась. Но Сафар-бей успел сорвать с неё накидку. Девушка вскрикнула, но не отвернулась и не закрыла лица руками, как сделала бы на её месте любая молодая турчанка, лишь гневно посмотрела на агу.

Сафар-бей отпустил её руку. Он был поражён необычайной красотой девушки. Воины, набившиеся в хижину, тоже с любопытством разглядывали её.

— О аллах, какая неземная красота! — воскликнул Сафар-бей. — Я беру свои слова назад, джаным! Ибо вряд ли среди гайдутинок найдётся хотя бы одна такая красавица. Все они так грубы, эти неотёсанные горянки, с потрескавшимися от работы руками, с грязными, растрёпанными косами…

Златка покраснела. На глазах у неё выступили слезы. Кулачки её сжимались, — казалось, она вот-вот бросится с ними на агу. Но в это время её заслонил Якуб.