Фол последней надежды - Юля Артеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выхожу им навстречу и ловлю выражение лица Гели, когда она тоже меня замечает. Рада? Смущена? Я же еще ничего не сделал.
Ускоряя шаг, я подхожу к ней, обхватываю руками и отрываю от земли и прокручиваюсь с ней вокруг своей оси. Геля обнимает меня за шею, пищит и заливисто смеется.
Я ставлю ее обратно и, не сдержавшись, щипаю за бок. Она поднимает на меня сияющие глаза и говорит с улыбкой:
— Игра рукой, Громов.
Я довольно щурюсь:
— Чем докажешь?
— Ну, тут нужно смотреть «Вар».
Я хмыкаю, наклоняюсь и быстро целую ее в губы. Геля дергается и смотрит на меня расширившимися глазами. Я беру ее за руку, и чувствую, как ее пальчики трепыхаются, готовые удрать из моего захвата. Берусь крепче и только тогда поворачиваюсь к Богдану.
Он смотрит на меня исподлобья.
— Ну? — вырывается у меня с какой-то шальной иронией. — Твой вердикт?
Глава 41
— Какой вердикт? — бурчит Богдан.
Я пожимаю плечами:
— Ты так внимательно смотрел. Захотелось узнать, что решил.
— Хотел бы узнать, спросил бы меня заранее.
— Извини, не пришло в голову.
— Кровь в другое место прилила?
— Бо! — восклицает Геля с искренним возмущением.
Но в данный момент это не ее война. Хоть мы и стоим посреди аллеи втроем, а я держу ее за руку, именно мы с Богданом срезаемся серьезными взглядами.
Он смотрит на меня мрачно, но потом вдруг деланно растягивает губы в улыбке. Как будто ему семь, и в разгар истерики его попросили улыбнуться для фото.
Я хмыкаю и качаю головой.
Он вмиг становится серьезным и говорит:
— Если Энж счастлива, то и я тоже. Но мы с тобой еще поговорим.
— Без проблем, — улыбаюсь я.
Богдан делает жест рукой, приглашая нас начать движение. Я делаю шаг и тяну за собой Гелю. Богдан недоволен, это для меня не сюрприз. Чего-то подобного я, конечно, и ожидал. Но уверен, что все как-то решится. Он слишком любит сестру, чтобы вставлять нам палки в колеса. Но, похоже, мне и правда стоило поговорить с ним до того, как события приобрели серьезный оборот. Но, кажется, все закрутилось как-то слишком быстро. Не знаю, бывает ли иначе в шестнадцать, но я и сам не заметил, как запал на нее.
Мы с Богданом не чужие люди, росли вместе, сто лет играем в одной команде, нам всегда было легко общаться. Он еще отойдет. Да ведь?
Первое время идем молча. Я крепко держу Гелю за руку, пока она бросает на нас, как будто незаметно, озадаченные взгляды. Интересно, если бы ее брат действительно был против наших отношений, она была бы со мной? Наверное, это вопрос, над которым я не хочу всерьез размышлять.
Поддаюсь порыву и наклоняюсь к Субботиной, говорю ей на ухо:
— Все будет хорошо.
Она улыбается мне несмело, в глазах какая-то настороженность, но она коротко сжимает мою ладонь. И этого знака мне хватает, чтобы расслабиться.
— О чем шепчетесь? — ворчливо интересуется Богдан.
Я фыркаю:
— О тебе, конечно. Я предложил отравить тебя и обставить все, как несчастный случай. Никакой «тру детектив» не разберется.
Субботин пару секунд хмурится, а потом как-то враз сдается и начинает смеяться, сходу резюмируя:
— Дебил.
— Или человек дождя? — я стучу себя указательным пальцем по виску, ухмыляясь.
Богдан двигает мне кулаком в плечо, конечно, чуть сильнее, чем нужно было, и говорит, улыбаясь:
— Человек, который ходит по краю.
— Или человек-везунчик.
— Человек без мозгов.
— Ну, — я смеюсь, — я же футболист.
— Да, только на поле ты куда сообразительнее.
По голосу слышу, что Богдан оттаивает. А может, он всерьез и не злился, может, просто переживает за сестру. Смотрю на Гелю, и она наконец отвечает мне той задорной улыбкой, которая уже успела мне полюбиться. Ей важно, чтобы мы с ее братом дружили. Ну, или как минимум не враждовали. Значит, так и будет.
Дальше разговор идет легче. Обсуждаем общих знакомых, Богдан рассказывает последние командные новости. Говорит, что на последней тренировке наш центрфорвард дернул заднюю, и тренер был в бешенстве.
— Короче, — он взъерошивает волосы на затылке и разводит руками, — орал, что мы будем единственной командой, которая играет чисто в защите.
Я переглядываюсь с Гелей и пытаюсь скрыть ликование. Я боялся, что будет сложно уговорить тренера выпустить меня на поле, но теперь все становится проще. Моя травма не такая свежая.
Но восторг рвется наружу, и я говорю:
— Не боись, автобус ставить не придется*.
— Ага, — Богдан криво улыбается, — не перестарайся только.
Я внимательно всматриваюсь в его лицо и поворачиваюсь к Геле:
— Ты ему рассказала?
— Нет! — горячо заверяет она, тут же сдуваясь. — Он сам понял, Вань. Честно, я ничего!..
— Да все в порядке, Котенок.
Богдан выпускает смешок через иронично изогнутые губы:
— Не переживай, твой Котенок реально ничего не говорил. Просто брату врать не умеет.
Я говорю:
— Не самое плохое качество.
— Согласен. А насчет ноги…Слушай, я не лезу, но надеюсь, что ты там не убиваешься, вот и все.
— Геля меня тормозит.
Я бросаю на нее короткий взгляд, большим пальцем глажу ее кисть, нащупывая тонкую пястную косточку. Я не сильно рассчитывал, что она сохранит наши тренировки в тайне, от брата так точно. Но приятно знать, что она пыталась.
— Главное, чтобы ваш отец не знал, — озвучиваю вслух свою главную тревогу, — а то через пять минут и мой будет в курсе, а еще через десять я уже буду сидеть в подвале на привязи.
Мы втроем обмениваемся немного нервными улыбками. Мы слишком давно знакомы, загоны моего отца насчет футбола Субботины знают так же хорошо, как и я.
— За это не волнуйся.
— Слушайте, — говорю я, — мне тут в голову пришла одна глупая идея. Как думаете, отец мог заплатить…ну, за мою травму?
Ангелина отвечает моментально и даже несколько резко:
— Нет!
Смутившись от наших внимательных взглядов, она поясняет уже спокойнее:
— Мы Вадима Антоновича знаем достаточно хорошо. Мы с ним не живем, конечно, это другое. Но я уверена, что, хоть он человек очень сложный, он тебя любит, Вань. Платить кому-то за то, чтобы тебя так убрали — это слишком грязно. Бо, ты согласен?
Богдан кивает,
