Дело Уильяма Смита - Патриция Вентворт

Мисс Силвер покачала головой.

— Вы правы, миссис Солт, — абсолютно неправильное обращение! Но если не было никаких внешних связей, возможно, был кто-то в семейном кругу?

— Нет, никого… — Абигейль замолчала. Потом продолжила: — Была ее племянница… С тех пор уже прошло несколько лет — Эмили воспылала к ней отчаянной любовью. Иногда с ней это бывает, и она становится ужасно утомительной. Я была очень рада, когда это прошло.

— Вы говорите, племянница?

Абигейль заколебалась.

— Ну, в некотором роде. Дело в том, что я о ней не много знаю. Одна из сестер моего мужа сбежала со своим женихом и вышла за него против воли семьи. Отношения так и не были восстановлены. Я ее никогда не видела, а родные о ней не упоминали. Потом, незадолго до начала войны Эмили встретила кузину, которая сказала ей, что отыскалась дочка Мэри. Не помню, каким образом они столкнулись. Эмили сказала, что узнала ее из-за сходства с моей свекровью. — Абигейль развернулась и указала на зловещий портрет на стене. — Вот такой она была, когда я с ней познакомилась. Но в молодости она считалась красавицей. Ни за что не подумаешь, правда? Эти увеличенные изображения любого изуродуют, но у меня в альбоме есть фотография, по которой видно, какой она была. Думаю, среди предков ее отца были итальянцы. Он держал ресторан в Бристоле, и у него была итальянская фамилия. Но мать ее родом из Англии. Мэри, которая сбежала, сильно на нее походила, и ее дочка, по всей видимости, тоже.

— И что же, миссис Солт?

— Ну, больше, пожалуй, и нечего рассказывать. Эмили отправилась познакомиться с этой Мэй и прониклась к ней страстной любовью. Это в самом деле было крайне утомительно. То стащит из моего шкафа банку варенья, то половину курицы или лучший кусок языка. А как только в кармане у нее окажутся деньги, то через минуту их уже и нет — перчатки для Мэй, чулки для Мэй, сумочка для Мэй Я с этим мирилась, потому что ничего не могла поделать и надеялась, что это само собой пройдет, ведь подарки — подарками, но кто же сможет долго терпеть Эмили — если только они не обязаны это делать!

Стена многолетнего молчания, которой окружала себя Эбби ради Эмили, теперь была насильственно пробита. И сквозь брешь к ней хлынуло осознание того, скольких жертв стоила ей эта дружба, это служение, это каждодневное обуздание себя.

Мисс Силвер произнесла в ответ те слова, что так и не были высказаны:

— Это, должно быть, вас ужасно измучило.

— Да, — сказала Абигейль. Мимолетное выражение удивления скользнуло по ее лицу. Оно, возможно, было вызвано внезапно пришедшим пониманием того, насколько ее это измучило. А может быть, Абигейль задумалась, откуда это стало известно мисс Силвер. Через мгновение она продолжила: — Немудрено от нее устать — любой устанет. Между ними, видимо, произошел скандал. Эмили вернулась домой в таком ужасном состоянии, в каком я ее никогда не видела. В конце концов мне пришлось позвать врача — я не делала этого со смерти мужа.

— И что он сказал, миссис Солт?

И Абигейль впервые за все эти годы повторила услышанные тогда слова:

— Он сказал, что Эмили может причинить вред себе или еще кому-нибудь. — Она покраснела, на лице ее вновь появилось удивленное выражение: — Я никогда никому об этом не рассказывала.

— Сказал ли врач что-нибудь еще?

— Что ее надо поместить в приют. Но она снова успокоилась и стала такая, как прежде.

— Это случилось перед войной?

— Буквально перед началом — в июле или августе.

— И на этом все кончилось? Повторения этой дружбы не случалось?

Абигейль пожала плечами.

— Вот этого я как раз не могу сказать… Иногда мне казалось…

— Да, миссис Солт?

— В последние два месяца что-то происходило. И я думала, не Мэй ли это снова или, может, кто-то другой. Эмили вновь взяла за привычку по вечерам удирать из дому, как раньше, — а зимой это особенно странно. Если я спрашивала ее, где она была, она впадала в возбуждение. Тогда я напрямик спросила у нее, не с Мэй ли она опять видится, и Эмили ответила «нет». Но снова все пошло по-прежнему — исчезают деньги и продукты пропадают из кладовой. Однажды я хватилась целой тарелки студня, когда кого-то ждала к ужину. А буквально в этот уик-энд пропала банка моего яблочного джема, который я специально припрятала, чтобы оставить у брата для Уильяма Смита и его жены.

Мисс Силвер кашлянула.

— Миссис Солт, а как зовут эту племянницу мисс Эмили Солт?

— Мэй…

— А фамилия?

— По-моему, Вудс… Миссис Вудс… или Вуд… Не могу точно сказать.

— А девичья фамилия?

— Я правда не знаю. Ее мать сбежала, и в семье о ней никогда не упоминали. А Эмили всегда ее называла Мэй — в то время она много о ней говорила… Я не знаю… Мне пришло в голову… Но, наверно, мне лучше этого не говорит.

— Думаю, лучше сказать, — твердо возразила мисс Силвер.

Легкая морщина прорезала гладкий лоб Абигейль.

— Ну, просто иногда у меня возникала мысль, что эта Мэй была… — Она запнулась, подбирая нужное слово, и наконец нашла его: — Не слишком респектабельной. Эмили говорила, что у нее хорошая квартира и все замечательно, но ни слова о том, кто ее муж или чем он занимается. Только что он иногда туда приходил, и если он собирался прийти, Мэй звонила и запрещала являться Эмили. Мне пришло в голову, что это звучит подозрительно. А так как потом Эмили вообще перестала хоть что-нибудь рассказывать, я решила, что ей, наверно, велели придержать язык.

Наступила пауза, после которой мисс Силвер задумчиво спросила:

— Миссис Солт, вы когда-нибудь слышали о семье Эверзли?

Глаза Абигейль остались совершенно пустыми.

— Нет, — ответила она и тут же добавила: — Миссис Смит была мисс Эверзли.

Мисс Силвер испытующе посмотрела на нее.

— Уильям Смит — на самом деле мистер Уильям Эверзли. К нему вернулась память, и семья его признала. Он владеет контрольным пакетом акций фирмы, и вполне могли найтись люди, которым его возвращение создало трудности. Вы знаете что-нибудь об этом?

Абигейль воскликнула в замешательстве:

— О нет, откуда мне знать?

Мисс Силвер не отводила от нее пристального взгляда.

— Я бы хотела задать тот же вопрос мисс Эмили Солт.

— Эмили?

— Да, будьте так любезны, миссис Солт.

Абигейль поднялась и вышла из комнаты, оставив дверь открытой. Мисс Силвер услышала, как она пересекла коридор и постучала. Через секунду стук повторился. Потом раздался звук открываемой двери.

Абигейль с встревоженным лицом вернулась в гостиную.

— Она, видимо, вышла. Ее пальто и шляпа исчезли. Не понимаю, почему я не услышала, как она ушла.

— Возможно, она и не хотела, чтобы вы слышали, — сказала мисс Силвер. — Может быть, вы позволите мне дождаться ее. Кажется, перед этим вы говорили о фотографии вашей свекрови. Мне было бы интересно взглянуть на нее.

Как и во времена старой миссис Солт, фотоальбом покоился на зеркально отполированном столе, занимающем всю середину комнаты. Чтобы не повредить полировку, под него была подложена шерстяная вязаная циновка, первоначально цвета зеленого мха, с добавлением оранжево-розового, теперь же вылинявшая до неясного оттенка, напоминающего скорее лишайник. Обложка альбома была покрыта тисненой кожей и снабжена массивной золоченой застежкой.

Пододвинув стул, мисс Силвер с интересом рассматривала длинную вереницу портретов семейства Солт. Сверкающие глянцем фотографии замечательно сохранились — очевидно, их тщательнейшим образом оберегали от солнечных лучей. Карточки были двух размеров — с открытку и с визитную карточку; каждая аккуратно вставлена в углубление на кремовой поверхности страницы. Были там и молодые люди с бородками; и женщины средних лет, с волосами, в форме котлеты уложенными на висках, и высокими воротниками-стойками со скошенными концами, введенными в моду Уильямом Эвартом Гладстоном; и маленькая девочка в полосатых гольфах, с круглым гребнем в волосах — она выглядела так, словно сбежала с одной из иллюстраций Тенниела к «Алисе в Стране чудес»; и дамы в юбках, обшитых галуном, натянутых на кринолин; и девушки начала восьмидесятых в рельефных турнюрах и маленьких шляпках набекрень; и маленькие дети, полузадушенные длинными одеяниями; и ужасающие маленькие мальчики с кудряшками и в матросских костюмах.

«Как интересно…» — время от времени бормотала мисс Силвер. Дело близилось к кульминации, но она все же позволила себе с головой погрузиться в эти страницы семейной истории, представлявшие в миниатюре целую удивительную эпоху. Здесь был срез того могучего среднего класса, которому Англия обязана столь многим, класса, беспрестанно пополнявшегося, с одной стороны, за счет тех, кому упорство, энергия и ум позволили пробиться наверх, а с другой стороны — за счет тех ответвлений дворянства и земельной аристократии, что в погоне за заработком переходили к занятию торговлей, фермерством или каким-либо Другим мелким ремеслом.