Невидимая горилла - Кристофер Шабри

Так же как и синоптики, мы иногда можем корректировать свои суждения и разрушать иллюзию знания с помощью обратной связи. В одном учебном эксперименте, который Дэн проводит на вводных курсах в психологию, каждому студенту выдается игральная карта. Он должен держать ее рубашкой к себе так, чтобы ее видели все, кроме него[187]. Затем каждый человек в аудитории пытается образовать пару со студентом, у которого как можно более старшая карта. Помните, что никто не знает своей собственной карты, но зато все видят карты других участников и, следовательно, замечают, сколько людей отвергает их.

Сначала практически все в аудитории пытаются образовать пару с тузом или королем (старшими картами), однако большинство обладателей этих карт отвечают отказом. Только участники с хорошей картой могут быть приняты теми, у кого есть туз или король. Обладатель туза или короля не знает о своей карте, однако он понимает, что лучше туза или короля он ничего не найдет, и поэтому отказывается от приглашений со стороны участников с шестеркой или семеркой, надеясь подыскать себе что-нибудь получше. Как это ни странно, но участники достаточно быстро образуют пары с тем, кто имеет карты примерно того же достоинства. Они получают обратную связь в виде отказа и моментально используют ее, чтобы скорректировать свои ожидания. С помощью этого же принципа можно объяснить, почему люди с разной степенью привлекательности редко сходятся вместе[188] — изначально все мы стремимся отыскать свой идеал, но затем, уже в ходе поиска партнера, вынуждены корректировать собственные представления о том, кто нам подходит.

И игра с подбором карт, и реальный мир знакомств и поиска партнера обеспечивают прямую (и порой болезненную) обратную связь в виде отказов. К сожалению, по большинству решений в своей жизни мы никогда не получаем точной обратной связи, в отличие от синоптиков, которые уже на следующее утро узнают о том, правы они были или нет — и так день за днем, год за годом. Чем же метеорология отличается от других областей знаний, например медицины? Теоретически врачам доступна информация о правильности диагноза или исходе операции. Однако на практике редко проводится систематический сбор, хранение и анализ такой информации так, как это происходит с метеорологическими данными. Врач, диагностирующий пневмонию и назначающий курс лечения, впоследствии редко проверяет правильность диагноза или эффективность лечения. Даже если такая информация и поступает, то это происходит слишком поздно, когда врачу сложно осознать связь между собственными решениями и конечным результатом. Если вы недавно перешли с пленочного фотоаппарата на цифровой, то способны оценить преимущества мгновенной обратной связи. Вам больше не надо ждать проявки, чтобы узнать, насколько удачными (или неудачными) вышли снимки. Теперь, допустив ошибку, вы можете легко понять, в чем она заключалась, и исправить ее. Любой учащийся знает, что, не получая моментальной обратной связи в ответ на допущенные ошибки, гораздо сложнее прогрессировать в своем деле — будь то фотография, психология или бизнес.

Почему иллюзия знания так устойчива?

Ученые, архитекторы и менеджеры хедж-фондов пользуются всеобщим почетом, в то время как синоптиков безжалостно высмеивают. А ведь метеорологи питают меньше иллюзий в отношении своих знаний, чем представители других профессий. В главе 3 мы видели, что врачи, искавшие подсказки в книгах или компьютерах, получали низкую оценку со стороны пациентов, а жертва изнасилования, абсолютно уверенная в своих показаниях, была объявлена образцовым свидетелем. Мы отмечали, что благодаря культу уверенности люди могут казаться более квалифицированными и точными в своих суждениях, чем на самом деле. Иллюзия знания приводит к схожим последствиям. Как правило, мы предпочитаем советы тех специалистов, которые внешне производят впечатление знающих людей, хотя в действительности они могут нарочно напускать на себя такой вид или искренне переоценивать уровень своих знаний.

Действительно ли мы склонны доверять людям, которые с большей определенностью предсказывают предполагаемые события, даже если прогнозы с меньшей вероятностью более точны? Попробуйте решить простую задачу, составленную голландским психологом Гидеоном Кереном.

Внизу приведены два прогноза дождя на четыре дня, составленные Анной и Бетти:

Как позднее выяснилось, три из четырех дней были дождливыми. Кто, по вашему мнению, является лучшим прогнозистом: Анна или Бетти?

Этот вопрос вызывает конфликт между требованиями, которые мы предъявляем к точности и определенности. Бетти оценила вероятность дождя на 75 % и оказалась права, следовательно, иллюзия знания не оказала влияние на ее прогноз. Анна, пытаясь определить вероятность дождя, явно переоценила свои знания: чтобы ее прогноз оказался точнее, чем у Бетти, дождь должен был бы идти все четыре дня. Однако когда мы проводили эксперимент именно с такой формулировкой вопроса, почти половина участников отдала предпочтение прогнозу Анны[189].

Условия данного эксперимента отличаются от большинства реальных ситуаций, ведь нам редко дается возможность выбора среди нескольких специалистов на основе таких четких сведений о точности и погрешности прошлых предсказаний. Согласно одному исследованию, эксперты по международной политике не смогли превзойти по точности прогнозов простые статистические модели. Исследователям удалось выяснить, почему их прогнозы менее надежны. В целом эксперты предсказывали изменения политической и экономической ситуации (как в лучшую, так и в худшую сторону) гораздо чаще, чем те происходили на самом деле. Если бы они просто исходили из того, что в будущем все останется по-прежнему, то их предсказания оказались бы более точными. Однако, в отличие от эксперимента с прогнозом погоды, люди, внимающие этим политическим экспертам, не могут заранее сказать, насколько точны их прогнозы[190]. В реальном мире гораздо сложнее сделать правильный выбор, чем в лаборатории — или из-за отсутствия информации, или из-за недостатка времени, концентрации внимания и знаний, необходимых для тщательного анализа.

Эксперимент с Анной/Бетти показывает, что, даже владея всей необходимой информацией для того, чтобы определить специалиста, объективно оценивающего свои знания, мы склонны отдавать предпочтение другому специалисту. Авторы книг в жанре «сделай себя сам», которые дают точные указания («этим можно питаться, а этим нельзя»), имеют более широкую аудиторию, чем те, кто предлагает своим читателям несколько разумных вариантов, давая им возможность самим выбрать наиболее подходящий из них. Джим Крамер, телевизионный гуру фондового рынка, призывает нас: «Скупайте, скупайте, скупайте!» или «Продавайте, продавайте немедленно!» (со своим душевным «Бу-йе!»), вместо того чтобы предложить нам анализ инвестиционных идей в контексте наших общих финансовых целей с оценкой разных активов и с учетом других нюансов. И это неудивительно, ведь такой подход мог бы разрушить исходящий от него ореол уверенности[191].

Этим отчасти объясняется устойчивость иллюзии знания: люди отдают предпочтение специалистам, которые стараются казаться более знающими, чем они есть на самом деле. Синоптики, понимающие ограниченность собственных знаний, говорят, что вероятность дождя не превышает 75 %, в то время как их коллеги, не обладающие таким пониманием, склонны проявлять чрезмерную уверенность. Но даже люди с глубочайшими познаниями в своей области могут становиться жертвой иллюзии знания. Вспомним ученых, которые ошиблись в оценке количества генов, недооценили запасы природных ресурсов и обещали скорое появление мощных шахматных компьютеров. А ведь эти ученые, оказавшиеся слабыми прогнозистами, не были аутсайдерами и неудачниками в своих областях. Эрик Лэндер, неправильно предсказавший количество человеческих генов, и Джон Холдрен, давший ошибочный прогноз о непрерывном росте цен на товары, позднее стали научными советниками в администрации Барака Обамы. Пол Эрлих получил премию «гения» от фонда Мак Артуров в размере 345 тысяч долларов. Это произошло в 1990 году, в том же году, в котором он проиграл пари о росте цен на товары. А Герберт Саймон был удостоен в 1978 году Нобелевской премии по экономике за «новаторские исследования процессов принятия решений в экономических организациях», но не за свои способности в предсказании результатов шахматных матчей[192].

Ни в одном из описанных случаев иллюзия знания не лишила людей средств к существованию, хотя иногда доходит и до этого. В сознании людей успешный инвестор — это не тот, кто тщательно страхует свои риски и следит за тем, чтобы распределение средств между различными активами и использование заемных средств адекватно отражали уровень неопределенности. Успешный инвестор — это человек, который не боится делать смелых шагов, тот, кто рискует всем и выигрывает. Иллюзия знания настолько глубока, что мы слишком благосклонно относимся к тем людям, которые какое-то время действуют удачно, одерживая одну победу за другой, но затем заходят слишком далеко и все теряют. В 2007 году Брайан Хантер, несмотря на катастрофические убытки, которые понесли из-за него Amaranth и Deutsche Bank, и формальные обвинения в манипуляциях на рынке, предъявленные правительством США, смог привлечь средства на создание нового хедж-фонда, — а до него то же самое удалось сделать осрамившимся учредителям Long-Term Capital и других обанкротившихся фондов[193].