Бог войны - Дэвид Вебер

конечно, буду действовать в полном соответствии с его пожеланиями и инструкциями. — Его серые глаза вспыхнули. — Лорхэм готов помочь вам всем, что в наших силах.

— Я ценю ваше отношение, — ответила она, воздержавшись от выражения удивления по поводу того факта, что ему понадобилось «всего» семь часов, чтобы ознакомиться с двумя письмами Телиана.

— Да. Но это все завтра. Что касается сегодняшнего вечера, позвольте моим поварам продемонстрировать вам свое искусство.

Служанка поставила перед ним фаршированную дичь, и он взял украшенный резьбой нож.

— Вы какое мясо предпочитаете, миледи, светлое или темное?

Кабинет Тризу располагался на третьем этаже древнего фамильного замка. В первый момент, увидев его, она удивилась, почему лорд не занял более просторное и удобное помещение, однако удивление тут же растаяло. Именно такой кабинет полностью соответствовал характеру этого человека. Одного взгляда на небольшую комнатку, с ее спартанской обстановкой и белеными стенами, украшенными исключительно оружием, было достаточно, чтобы не осталось никаких сомнений: здесь Тризу чувствует себя удобно, как нигде.

Телохранитель привел Каэриту в кабинет и удалился по знаку Тризу, закрыв за собой дверь. Солнечный свет вливался через узкие, узорчатые окна позади стола Тризу, в квадратной комнате с высоким потолком было тепло.

— Доброе утро, госпожа Каэрита. Надеюсь, вы хорошо спали? Комната удобная?

— Да, благодарю вас, милорд. И спала хорошо, и комната удобная. — Она улыбнулась. — Спасибо, что приняли меня сегодня же утром.

— Не стоит благодарности. Таков мой долг по отношению к собственному сеньору — и Богу Войны. — Откинувшись в кресле с высокой спинкой, он сложил руки перед собой на столе. — В то же время инструкции барона Телиана, хотя и предельно ясные, показались мне неполными. Каким образом я могу быть вам полезен?

— Да, барон был недостаточно конкретен, — согласилась Каэрита. — К сожалению, когда он писал эти письма, ни он, ни я не были уверены, с какими именно проблемами мне придется иметь дело. — Тризу вопросительно вскинул брови. — Избранники Томанака часто оказываются в ситуациях, милорд, когда приходится схватывать суть дела на лету. Барон Телиан знал, что это как раз такой случай.

— Понимаю. — Тризу задумался, поджав губы. — Понимаю, — повторил он, — Однако осмелюсь предположить, что, поскольку вы искали меня и представили письма барона, теперь вы знаете, в чем состоит проблема?

— Ну, по крайней мере, мне ясна природа проблемы, милорд. — Каэрита понимала, что очевидная предубежденность Тризу способна пробудить его первоначальную антипатию к ней, и потому тщательно следила за своим тоном и выражениями. — Она касается ваших… разногласий с Калатхой.

— Каких разногласий, миледи? — молниеносно среагировал он, улыбнувшись, но прищурив глаза. — У меня и «дев войны» просто возникло несколько мелких спорных проблем.

Слово «девы войны» он произнес кислым тоном, однако Каэрита ожидала этого. Ее насторожило другое; возникло ощущение, что лорд не рассчитывает на ее беспристрастность.

— Прошу прощения за такие слова, милорд, но все ваши разногласия с Калатхой, — она сознательно избегала явно возбуждающего нездоровые эмоции слова «девы войны», — по сути, объясняются чувствами.

— Извините, я с вами не согласен, госпожа Каэрита. — Тризу заиграл желваками на скулах. — Мне известно, что бургомистр Йалит приписывает все разногласия между нами исключительно моей глубоко укоренившейся предубежденности. Уверяю вас, это не так.

Видимо, на лице Каэриты промелькнуло скептическое выражение, потому что он фыркнул и отрывисто хохотнул.

— Поймите меня правильно, миледи избранник. Я не люблю «дев войны». По моему глубокому убеждению, их существование оскорбляет тот жизненный уклад, который предписывают нам боги. И сама идея, что женщины — большинство женщин, по крайней мере, — поправился он, заметив, как вспыхнули глаза Каэриты, хотя сам тон остался вызывающим, — могут быть равны мужчинам как воины, совершенно нелепа. Очевидно, существуют некоторые исключения — взять хотя бы вас, — однако как общее правило эта идея просто смехотворна.

Каэрита изо всех сил сдерживала себя. Это было нелегко. Но, по крайней мере, сидящий напротив нее молодой человек имел мужество — или самонадеянность — говорить то, что думал. И еще у него хватало честности открыто выражать свои чувства, а не отрицать их или рядить в одежды невинности. Не слишком склонная приписывать ему добродетели, Каэрита вынуждена была признать, что честность кажется неотъемлемой частью его натуры.

«И от этого поладить с ним еще труднее, — сокрушенно подумала она. — Но вот что удивительно. Он же наверняка в глубине души понимает, что не прав. Что дает ему силы так упорно стоять на своем? Неужели предубеждение против „дев войны“ перевешивает природную честность?»

— Меня не слишком волнуют «общие правила», милорд, — сказала она, справившись с собой. — Для большинства людей, знаете ли, эти самые «общие правила» — всего лишь оправдание, чтобы игнорировать реальность, которую они не желают признавать.

Их взгляды скрестились, и ни один не дрогнул.

— Меня не удивляет, что вы это так воспринимаете, — сказал Тризу. — И я вполне могу себе представить, что на вашем месте я чувствовал бы то же самое. Однако я не на вашем месте и потому придерживаюсь другого мнения.

В этих словах нет вызова, поняла Каэрита.

— И поскольку дело обстоит именно так, я предпочитаю говорить открыто. Не только по причине убежденности в своей правоте — хотя, очевидно, и это играет роль, — но и потому, что хотел бы, чтобы между нами не было недопонимания.

— Всегда лучше избегать недопонимания, — сухо заметила Каэрита.

— Полностью согласен с вами, — кивнул он. — И, учитывая все сказанное, хочу повторить — наши… сложности с Калатхой практически не связаны с моим отношением к «девам войны» в целом. Проблема в том, что Калатха нарушает свою собственную хартию и границы моих владений, а бургомистр Йалит и ее городской совет отказываются признавать это.

Каэрита откинулась в кресле, удивленная этим резким заявлением. Точно такую же позицию Тризу отстаивал в своих посланиях Телиану, однако прежде чем отправиться в Талар, Каэрита, будучи в ратуше у Йалит, ознакомилась с оригинальными текстами хартии Калатхи и дарственного акта лорда Келлоса. Бургомистр и хранительница архива, Ланитха, обратили ее внимание на языковые особенности, ставшие причиной основных разногласий, и она была им за это благодарна. Сама она знала письменный язык Сотойи гораздо хуже Брандарка, а архаические слова и неразборчивые, выцветшие каракули давно умершего писца, переносившего на пергамент то, что ему диктовали Гартха и Келлос, поставили перед ней тяжкую задачу. И все же в конечном счете она сумела пробиться через фразеологические дебри. Не вызывало сомнений, что интерпретация Йалит гораздо более точна, чем можно было понять из заявления Тризу.

— При всем моем уважении, милорд, — сказала Каэрита, — я прочла хартию короля Гартхи и дарственную лорда Келлоса «девам