За троном. Царская милость - Юрий Корчевский

Алексей, еще служа в Москве, натаскивал свою сотню. При учебных стрельбах не все сразу палили, иначе без огненного боя останешься. Разделял сотню на четных и нечетных по принципу – «первый, второй». Первые делали залп и начинали перезаряжать оружие, по мере необходимости затем стреляла вторая половина. Неточность огня сглаживалась массовой стрельбой. Уж из полсотни пищалей при залпе хоть половина пуль свою цель найдет, особенно если противник наступает плотно.

Всадники подскакали ближе. Свистнули и воткнулись с недолетом первые стрелы. Один из пленных попросил Алексея:

– Слышь, сотник. Развязал бы ты мужиков. А то и вас побьют, и нас порежут-посекут. Сообща отбиваться надо. Все равно бежать нам некуда.

Мысль здравая, староверов – мужиков полтора десятка, а оружия – целая телега.

– Согласен. Ефим, развяжи, а то потом поздно будет.

Десятник с коня спрыгнул, ножом веревки разрезал. Мужики запястья потерли да к телеге с оружием кинулись. Выбирали то, что привычнее: сабли, сулицы. Вот щитов не было, ни одного, считалось – устарели. Старовер, похоже, авторитетный, поскольку слушались его, крикнул женщинам:

– Бабы, а вы чего расселись? Быстро спрыгивайте и под телеги.

Разумно. Под телегами все какая-никакая защита от стрел, которые сверху падать будут. Повторять ему не пришлось. Кто такие крымчаки, все знали. Коли в плен возьмут, продадут в Судаке, ни родину, ни родню не увидишь никогда. Османы да персы русских рабов покупали охотно – выносливы.

А стрелы все чаще и чаще падают. Уже первые раненые появились. Алексей приказал:

– Герасим, пару-тройку баб развяжи, пусть перевязки делают. Сам понимаешь, сейчас каждый человек на счету.

Десятник спрыгнул, наклонился под телегу.

– Перевязывать умеет кто?

Вызвалась одна из молодиц и женщина в возрасте.

– Перевязывайте кто ранен.

Алексей выжидал, пока крымчаки поближе подскачут. А татары уже окружать начали.

– Первые – пли!

Половина стрельцов дала нестройный залп. Из-за черного дыма толком ничего не видно. Татары решили, что у московитов пищали разряжены, кинулись в атаку. Со всех сторон кони летят, сабли во вскинутых руках сверкают.

– Вторые – пли! – крикнул Алексей.

Второй залп, которого татары не ждали. А дистанция уже метров тридцать – тридцать пять была. И почти каждая пуля свою жертву нашла. Если не татарина, так его лошадь. Крики боли, стоны, несколько татарских мохнатых лошадей упали. Крымчаки понесли ощутимые потери, после двух следующих друг за другом залпов потеряли убитыми и ранеными человек тридцать-сорок. Но остальные рвались вперед.

– Сабли наголо! – закричал Алексей.

Мог бы и не приказывать, стрельцы выучены были. Да и каждый сейчас за себя, за свою жизнь драться должен. Сошлись в схватке. Алексей прятаться за спины своих подчиненных не стал. Чай опыт сабельных боев у него большой.

На него налетел крымчак. Лицом бел, не раскос, кабы не черные волосы и вислые усы, за русака принять можно. С ходу татарин обрушил град ударов. Алексей пока только отбивал удары. Вдруг конь татарский заржал, стал заваливаться набок. Алексей резко наклонился, подался на стременах вперед, почти лег на шею своей кобылки, татарина рубанул, отрубив руку по плечо. А слева мужик-старовер вынырнул, в руках окровавленный бердыш.

– Здорово я его коня подрубил?!

Татарский конь на земле лежит, сучит ногами, а брюхо распорото бердышом, все сизые кишки на земле. Кобыла Алексея в сторону сдвинулась, а на сотника уже другой крымчак напал, молодой совсем. Завизжал, закричал по-татарски, удар нанес. Алексей свою саблю подставил, отбил, тут же рукоять кистью повернул и укол острием в лицо татарина нанес. Удар в глаз пришелся, кровь ручьем хлынула, татарин левой рукой за лицо схватился, а Алексей второй раз ударил, уже по шее. Слева на стрельца татарин наседает, удар за ударом наносит, стрелец обороняется только. Увлекся татарин, момент удобный. Алексей саблей в неприкрытый бок врага ударил. Справа стрелец сабельный удар пропустил, обливаясь кровью, упал. А татарин добить хочет. Алексей коня развернул, татарина сзади поперек спины рубанул. Увидеть не успел – убил ли врага? Как на него еще один накинулся, уже в возрасте, усы седые, но дерется ловко, умело. Обменивались ударами, Алексей момент улучшил, нанес удар по левой руке. Татарин непроизвольно вскрикнул, по рукаву кровь заструилась. Это хорошо, раненый всегда бой осторожнее ведет, чувствует, что противник удачливее его попался. После одного из ударов Алексея крымчак назад отклонился, Алексей возможность не упустил, обратным ходом клинка врага по бедру резанул. Шелковые штаны по резу разошлись, кровавую рану видно. В глазах татарина впервые за время сечи страх мелькнул. С кровью у раненого силы уходят. Татарин, дабы не ослабнуть, сам в атаку кинулся, клинок так и засверкал. И вдруг охнул, повалился на бок, а из спины сулица торчит, вошла едва не на треть древка. В пяти саженях старовер стоит, ухмыляется довольно. Но радовался недолго, татарин подскакал, на всем ходу староверу голову снес. Алексей коня каблуками в бока ударил, скакнул тот вперед. Татарин свою лошадь развернул, желтые зубы щерит. Закричал что-то по-своему, в атаку кинулся. Алексей отбил, сам удар нанес, и пошла сеча. Левую руку ниже локтя болью обожгло. Скосил на миг глаза – рукав кафтана рассечен, ткань обильно кровью напиталась. Ах ты, собака! Алексей на противника накинулся, как коршун на цыпленка. Удар за ударом наносил, татарин лишь обороняться успевал. Еще один сильный удар. Татарин саблю подставил, а она переломилась у рукояти. Алексей тут же острием в грудь ударил противника, следом по плечу сверху. Татарин назад, на круп коня завалился. Обернулся Алексей и замер. Сначала подумал – оглох, уши как ватой заложило. Кони валяются, бродят без всадников. А вокруг мертвые – стрельцы, крымчаки. Лишь у небольшого обоза мужик-старовер стоит с бердышом в руках. И оружие, и одежда его вся в крови, своей ли, чужой. Алексей подъехал, сполз с седла, сил не было.

– Ранен? – спросил он.

– Вроде не болит нигде.

Мужик головой по сторонам вертеть стал.

– Сколь живу, такой сечи не видел. Стрельцы полегли все, как и татары! Что в мире делается?

Алексей сел на землю, ноги не держали. Мужик бердыш бросил, к телеге наклонился.

– Бабы, все живы? Вылазьте!

Женщины и дети вылезли из-под телег. Тут же в голос завыли. Картина вокруг жуткая – трупы, на земле кровищи целые лужи. Лошади с распоротыми животами. Одна еще в агонии бьется. Даже для тертого воина видеть неприятно, с души воротит.

– Что делать будем? – спросил старовер.

– Бери телеги, там немного провизии есть, коней, да иди с Богом.

– Не будешь, значит, вязать? – ухмыльнулся мужик.

– Кабы не ваша помощь, вообще никто не уцелел, даже они.

Алексей кивком головы на баб и детей указал.

– Так ведь басурмане, а мы все же крещеные, как в стороне остаться? Похоронить бы наших.

– Сотня полегла. Представляешь, какую братскую могилу рыть надо? А вдруг крымчаки, что на нас налетели, только передовой отряд?

– Пусть воронье и шакалы жрут мертвые тела? Не бывать тому! Эй, бабы, ищите какой-нибудь инструмент. Ратников похоронить надо. Кабы татары дальше прошли, быть большой беде.

Женщины молча стали рыться в телегах. Может, оно и верно, что не роптали? По Ярославской Правде – да убоится жена мужа своего! Убоится – подчинится, как заповедано. Хоть и сил не было, а устыдился Алексей. Бабы могилу рыть будут для его товарищей, а он в стороне останется? Встал, поднял бердыш. Лезвие сбоку, копать неудобно, медленно получается. Да еще рука раненая болит. Подошел к молодке, кафтан снял.

– Перевяжи.

– Так ты ранен? – удивился старовер. – Я думал – то вражеская кровь. Лихо ты дрался, я видел.

Когда молодица тряпицей чистой перевязала, Алексей снова за бердыш взялся. Мужик подошел, сулицу в руку сунул.

– Ей копай, сподручнее.

Сулица – короткое, в рост человека, метательное копье. Древко легкое, а на конце плоский рожон, заостренная плоская железяка. Таким рыхлить землю удобно. Так и приспособились. Алексей землю рыхлит, а баба руками выгребает. До самой темноты рыли, но осилили. Закончив, без сил свалились.

– Завтра после полудня землице предадим, – кивнул старовер. – И тризну справим.

Алексей сел, где стоял, потом лег и уснул сразу. Старовер подошел, поглядел на него.

– Не, не одолеть Кузьме Москву. Мыслю – у стрельцов не один такой.

А ведь сонного и убить мог. Уснули все, уж больно день выдался страшный, полный переживаниями. Как солнце утром выходить стало, проснулись. Алексей стрельцов обошел, собрал оружие, глаза прикрыл, вчера сил не хватило. Потом подумал: зачем он оружие собирает? Сотни уже нет, и доберется ли он до Воронежа, еще большой вопрос. Но и старовер ему помогать стал. Все оружие – свое и татар – в телегу уложили. Старовер к Алексею повернулся.