Самовоспитание и самообучение в начальной школе (сборник) - Мария Монтессори

Некоторые, впрочем, считают, что в детях надо развивать любовь к хорошему ради самого хорошего и что от дурного их должно удерживать чувство долга, а не страх перед наказанием. Это положение признается высшим идеалом, но малопригодным на практике. Воображать, что ребенок будет работать, потому что он хочет исполнить свой долг, – педагогический абсурд; также маловероятно, что дети будут трудиться и вести себя хорошо во имя каких-нибудь отдаленных целей, как, например, хорошее социальное положение в будущем и т. д. Необходимы непосредственные стимулы, прямые признаки одобрения.

Правда, теперь большинство согласно с тем, что наказания не должны быть так суровы, как прежде, и раздача наград не обставляется так торжественно. Эти видоизменения приняты теперь повсюду. И действительно, телесные наказания, существовавшие в тюрьмах, сумасшедших домах и школах, теперь уничтожены в школах. Современные наказания: дурные оценки, выговоры, сообщение родителям, временное удаление из школы, сравнительно не очень жестоки.

Торжественная раздача наград тоже отходит в область прошлого. Уже почти не устраиваются школьные собрания, где назначенный к награде получал ее из рук какого-нибудь важного лица на сцене и должен был публично, со сцены выслушать поздравление и несколько слов поощрения при одобрении всей залы, наполненной родителями счастливцев. Теперь все эти церемонии отменены. Награда (предмет) передается получающему в школьной раздевалке в присутствии, может быть, только сторожей.

Существенно только то, что ребенок получает вещь, которую он заслужил. Также отменены теперь и нагрудные медали, которые раньше лучшие ученики носили на груди. Наградой служит книга, полезный предмет. Практический смысл получил доступ в школу. Быть может, в недалеком будущем хорошим детям станут выдавать кусок мыла или ситец на фартук. Церемония передачи будет происходить tete-a-tete между получающим и выдающим. Но награда должна остаться.

Однако во всех этих педагогических дискуссиях и при эволюции взглядов на наказания и награды никому не пришло в голову поставить вопрос, что такое хорошее, за что нужно награждать, и что такое дурное, за что надо наказывать, или не следует ли, прежде чем побуждать ребенка взяться за какое-нибудь дело, разобрать это дело и взвесить его ценность.

Наконец, научное изучение школьного дела пролило достаточно света для того, чтобы дать этому старому вопросу новое обоснование. Хорошо ли, приманивая наградой, толкать детей на то, чтобы они портили себе зрение и истощали свою нервную систему? Хорошо ли пугать их наказанием, когда они под влиянием могучего инстинкта самосохранения стараются избегнуть этих опасностей?

Известно, что ученики, которым достаются награды в начальной школе, становятся посредственностью в средней школе; те, кого награждают в средней школе, переходят в высшие учебные заведения уже совершенно опустошенными. И, наконец, дети, получающие награды в продолжении всей своей школьной карьеры, скорее всего погибают в жизненной борьбе. Зная это, хорошо ли поощрять детей наградами и подавлять наказаниями, доводить их до состояния гибели? Не достаточно ли серьезны уже теперь опасности школьной жизни, и можно ли вводить стимулы, которые заставят детей подвергаться этим опасностям еще сильнее?

Не так давно был сделан ряд интересных сравнительных наблюдений над способными и тупыми школьниками: над теми, кто получает награды, и теми, кого наказывают. Некоторые антропологи при изучении вопроса предполагали исследовать, обладают ли получатели наград морфологическим превосходством, какими-нибудь отличительными признаками естественного превосходства, мозгом, более развитым, чем у средних школьников. Наоборот, антропологические данные указывают на их физическую отсталость – низкий рост, узкую грудную клетку. Их головы ничем не отличаются от голов их товарищей; многие из них носят очки.

Вот картина жизни прилежного ребенка, старательно зубрящего уроки, дрожащего от боязни совершить ошибку. Он учит все свои уроки и поэтому лишает себя и прогулки, и игры, и отдыха. Захваченный страстью первенства или жаждущий лучшего положения в будущем, под влиянием наград и похвал ребенок воображает себя «надеждой страны», «утешением родителей» и… на всех парах мчится к своему будущему бессилию. А тут же рядом его товарищи по классу – само веселье и беззаботность, их грудные клетки развиты нормально.

Другой тип успевающих учеников – это дети, которым дома помогают репетиторы или образованные матери. Что касается типа неуспевающих, наказываемых – это чаще всего дети бедноты, лишенные дома какого бы то ни было ухода, предоставленные самим себе, дети улицы или уже самостоятельные работники, зарабатывающие себе на хлеб рано утром, до школы. При одном моем обследовании выяснилось, что все дети, которых хвалили и переводили без экзаменов, принадлежат к группе, приносящей с собой хорошие завтраки. И наоборот: последние ученики приходили совсем без завтрака или с куском хлеба.

Конечно, я не привожу исчерпывающего списка причин, лежащих в основе явлений, связанных с наградами и наказаниями. Но все это намечает ясную дорогу к пониманию фактов. Награды и наказания – это не конечный эпизод, это – показатели моральной организации школы. Как провал на экзамене ученика, который помогал товарищу, является примером «воспитания», пытающегося изолировать индивидуум в его эгоистических стремлениях, так же награда и наказание – крайние показатели принципа, на котором основывается организм школы, – принципа соревнования, соперничества. В основе принципа лежит то, что дети видят, как другие получают хорошие отметки, похвалы, награды, и это толкает их на подражание, побуждает лучше работать и догонять своих товарищей. Так создается механизм, который подымает всю школу не только в области работы, но и в области усилия. Моральная цель – приучить детей «к страданию, к выносливости».

Приведем пример такого соревнования, соперничества. Когда доктор попал в школу, то он обратил внимание на органы чувств и скоро отметил довольно много детей с дефектами слуха. Благодаря этому дефекту дети казались неспособными, и в наказание их сажали на самые задние парты. Их часто оставляли в классе для повторения, потому что они не могли выучиться писать под диктовку и делали самые невероятные и непростительные ошибки. И соперничество, и наказания не приносили им никакой пользы. Даже когда их посадили на самые задние парты, подальше от учительницы, эти глухие дети не стали учиться лучше. Были тут живые дети, которых постоянно наказывали за живость и напрасно старались заставить подражать «примерным» товарищам. Дети с аденоидами и дыханием через рот были невнимательны и за это наказывались. Напрасна была и борьба против открытых ртов; как ни старалась заботливая учительница изобразить безобразие детей с открытыми ртами, да еще с пальцем во рту, это не оказывало никакого действия.

Так называемые «ленивые», которые не хотели участвовать в гимнастических упражнениях или горбились и таким образом подавали дурной пример другим, на самом деле оказывались больными; среди них было отмечено много случаев сердечных болезней, анемии или болезни печени. А самый блестящий пример соревнования – это гимнастические состязания в выносливости, в быстроте. Детей побуждают продолжать упражнение как можно дольше или пробежать расстояние как можно скорее; тут усилие – основа упражнения.

Теперь антропологические данные устанавливают два главных типа: один, где первое место занимает грудь, другой – где более всего развиты ноги. Если грудь развита, а легкие и сердце крепки, человеку более свойственна выносливость, чем быстрота движений. Другому типу с развитыми ногами и слабой грудью более свойственна быстрота. Никакое соревнование не может переделать один тип в другой. Морфологическое изучение ребенка, чье тело меняется по возрастам, должно стать базисом для организации физических упражнений, а никак не соревнование. То, что имеет своим началом тело, его строение или его аномалии, должно определяться в связи со свойствами тела. Чувство соревнования не может творить чудес.

Предрассудок, устанавливающий всемогущество принципа соревнования, укоренился так глубоко, что когда в 1898 году я начала в Италии борьбу за организацию отдельных классов для отсталых и дефективных детей, против меня выдвигали идею соревнования: дефективные дети лишатся примера способных и прилежных детей; а если этих слабых лишить стимула соперничества, им ничего не добиться.

Но соревнование, соперничество может действовать только среди равных. При состязаниях выбираются чемпионы. Для дефективного ребенка пример его более способного товарища – только унижение; его дефективность, его неспособность постоянно подчеркиваются победами других. Он падает духом все больше и больше, чем чаще старательный учитель бранит и наказывает его за неспособность и подчеркивает успехи способных. Проблеск надежды, луч света для отсталого – это возможность сделать что-нибудь, что в пределах его сил и все же имеет ценность само по себе; иначе – быть в среде, где он может состязаться с кем-нибудь, где его поощряют. Тогда он сделается таким, как все, он будет счастлив и спокоен, и слабый цветок внутри него может распуститься. Поощрение, утешение, внешние стимулы, поощряющие его к активности, гораздо важнее для него, чем для нормального ребенка.