Еврейское счастье (сборник) - Семен Соломонович Юшкевич

был в дружеских отношениях. Позвонив, он нарочито придал своему лицу важность и солидность, так как рассчитывал застать Ивана Николаевича. Пока горничная явилась на звонок, он успел смахнуть пылинку с сюртука, вытер платком усы... В передней он по каким-то своим догадкам почуял, что мужа дома нет, и в миг переменился... На лице его заиграла веселая улыбка и, пригладив волосы, он бодро, лихо, чуть изгибаясь, вошел в гостиную. Увидев Елену, поднявшуюся при его входе, он скользнул к ней и, неизвестно почему, протянул обе руки. После приветствия он поцеловал ее руку выше кисти -- "ведь мужа нет дома, значит можно", -- сказали его глаза, -- и, с удовольствием втянул в себя чудесный запах ландыша, шедший от этой руки, сел в кресло, близко против Елены... Зная, что никто не может ему помешать, он, как всегда, с восхищением начал пожирать глазами ее руки, всю ее, и было это так явно, что, казалось, вот-вот он отбросит все условности, обнимет ее и крепко прижмет к себе. Елена невольно отодвинулась от него, опустив глаза и почувствовав стыд. Руки ее бессознательно поднялись и скрылись за спиной. Он рассмеялся и, подняв густые черные брови, с томностью в глазах коротко спросил:

   -- Елена Сергеевна, вы боитесь меня?

   -- Нет, не боюсь, -- ответила она. -- С чего это вам пришло в голову? -- Но глаз все-таки не подняла и покраснела.

   -- Вы покраснели, -- сказал он, значительно посмотрев на нее, -- это хороший знак.

   -- Какой?

   -- Такой.

   -- Не знаю, о каком знаке вы говорите, -- с легкой досадой, но и чуть заинтересованная, сказала она и удивилась тому, что мысли, лишь недавно мучившие ее, сейчас, когда она подумала о них, показались ничтожными и маленькими.

   -- Если вы покраснели, -- объяснил он, не то шутливо, не то серьезно, -- значит, почувствовали, что нравитесь мне. -- Сказав это, он не мог уже остановиться. -- Вы почувствовали, что я не могу оторвать глаз от вас, и что если бы можно было, я... я стал бы на колени перед вами, -- как бы невольно вырвалось у него, и он сжал свои красивые руки, поразительно похожие на руки Ивана.

   Опять она была в железном кругу, в который попадала помимо своей воли.

   "Как не стыдно, как не стыдно! -- думала она о нем. -- Почему же я не могу преодолеть своей немоты, чтобы сказать ему: перестаньте, вы говорите пошлости!"

   Но она не может... Она скорее перенесет какую угодно пытку, но не подаст вида, что поняла слова эти, как дурные, оскорбительные для нее. Она промолчит и не скажет, что хотела бы вместо этих слов услышать от него слова простые, человеческие... Но почему же они все-таки, несмотря на их оскорбительный смысл, приятны ей, развлекают? -- Ах, но потому, -- с нетерпением ответила она себе, -- что годы бегут, что не нужно терять ни одного часа, что в старости никто к ней в гости не придет и не скажет того, что теперь говорит Глинский.

   -- Я знаю, о чем вы сейчас думаете, -- сказал Константин Андреевич.

   -- Нет, не знаете, -- ответила она и, улыбнувшись, протянула руки за книгой.

   -- Мужчина, -- ответил Глинский, -- всегда знает, о чем думает женщина. Сейчас вы вспомнили об Иване Николаевиче, которого я люблю во всем, кроме его прав на вас.

   -- Да, я думала о своем муже, -- солгала Елена.

   -- Ну, вот, -- почти нагло сказал он, -- видите, я был прав. Теперь угадайте, что я думаю о вас?

   -- Не знаю, -- сказала Елена.

   -- Боитесь сказать? -- спросил он.

   -- Боюсь, -- ответила она.

   Сердце у нее вдруг быстро, быстро забилось.

   -- Чего? -- произнес он не своим голосом и осторожно придвинул к ней кресло, на котором сидел.

   "Какой странный разговор, -- подумала Елена, холодея, -- и я не знаю, как его оборвать".

   -- Скажите, скажите, -- попросил Глинский, переводя дыхание... -- Хотите, я за вас отвечу? Вы боитесь признаться, что угадали в моих глазах любовь к вам. Правда? Отчего же вы молчите?

   "Притворюсь, что ничего не поняла", -- с тихим ужасом подумала Елена и встала, сделала несколько шагов и подошла к окну. Он тоже встал и пошел за ней, шепча ей что-то в спину и неотвязно думая лишь об одном: "Она будет моей... В конце концов ты будешь моей..".

   Прощались они так:

   -- До свидания, Елена Сергеевна, -- говорил он... -- На днях непременно заеду за вами и увезу вас за город. На будущей неделе в четверг праздник. Наступает весна, земля за городом покрылась травой...

   -- До свидания, но я не поеду.

   -- Опять испугались?

   -- Нет, не испугалась.

   -- Значит, поедете, уверен, что поедете. До свидания, -- тут он приложился к ее руке. -- В будущий четверг я у вас.

   -- До свидания, но в будущий четверг меня не будет дома.

   -- Странно, -- со значительностью в голосе произнес он и подозрительно посмотрел на нее.

   "Он, кажется, догадался, что я его поняла, а мне этого не хочется, -- подумала она -- Лучше рассею его уверенность, и он решит, что я ничего не заметила"

   -- Я пошутила, -- выговорила она громко, -- а вы и поверили... Приезжайте, непременно приезжайте.

   Сказав это, она тотчас же пожалела, а когда осталась одна, то долго мучилась от своей глупости, от неумения найтись в нужную минуту. Ведь, в сущности, она ему назначила свидание, которого не хотела, о котором и не думала...

   Но, в конце концов, что же дурного в том, что поедет со знакомым покататься за город? Какая катастрофа, какое мировое событие! Поедет ли она, не поедет, выслушает ли его глупости, или откажется, что изменится во вселенной и что в этом значительного?.. И все-таки, все-таки в данном ею согласии есть что-то нехорошее, и она не поедет с ним...

   Вскоре пришли дети с прогулки. Она сначала страшно обрадовалась им, бросилась к Боре и стала страстно целовать его холодные розовые щечки, помогла раздеться Коле и пошла с обоими в детскую...

   Коля тотчас затеял борьбу с Борисом. Потом бросил, обнял Елену и начал