Законы войны - Владимир Мельник

— Нет, все было нормально. Спасибо, товарищ майор, что хорошо ко мне отнеслись.

— Да я просто уже не первый год с людьми работаю и научился видеть, где человек врет, а где говорит правду. Ну, будь здоров, младшой. — и он пожал мне руку.

Меня вывели из вагончика и подвели к автозаку. Залез во внутрь, там была стальная клетка, в которой обычно помещался заключенный. У бортика увидел свои вещи, а также оружие. За мной вошли два сержанта с автоматами. Один из них открыл решетчатую дверь клетки и жестом приказал мне туда войти. Захлопнулась дверь и оба сопровождающих уселись на скамейку между клеткой и выходом из будки. Мы ехали около часа, трясло немилосердно, потому что уже смеркалось и водитель ехал на огромной скорости по разбитой дороге, чтобы не стать жертвой случайной ракеты или еще чего-нибудь. Ну, и качество дорог после того, как несколько месяцев подряд по ней идет бесчисленное количество техники, в основном гусеничной, можете себе представить. И еще частенько америкосовская авиация по ней работала. Приходилось заруливать в лес, чтобы переждать налеты вражеских самолетов. Эти сержантские уроды во время налетов выбегали из машины и прятались неподалеку, а я оставался в клетке. Вероятность гибели в машине у меня была в сотню раз больше, чем побега. Зачем мне это? Всеравно везли освобождать.

Наконец машина остановилась и сопровождавшие меня вертухаи уже через минуту выводили из «воронка». Мы оказались возле старого бомбоубежища, возле кинотеатра «Победа». Повели по длинному коридору и завели в «аквариум». Дежурным оказался молодой лейтенант с небольшим следом от ожога на лице. Он, недолго думая, расстегнул одну дужку моих наручников и защелкнул ее на трубе батареи отопления. Так просидел около сорока минут, наблюдая за окружающей обстановкой. После почти двухнедельной отсидки и информационной изоляции, вся эта суета воспринималась с какой-то долей восторга. Невольно прислушиваешься к разговорам — вдруг какие-нибудь новости услышишь. Вокруг ходили люди в форме, каждый был чем-то занят. Приводили и уводили людей самой разной наружности. Лейтенант сидел и отвечал на непрекращающиеся звонки телефонов. Казалось, что обо мне забыли.

Наконец в дежурку зашел высокий старлей. Он о чем-то поговорил с дежурным-лейтехой, тот отстегнул наручники от трубы и вошли два прапорщика, которые под конвоем отвели меня в какой-то кабинет. Там предложили присесть и закурить (снова отказался). Меня допрашивали два майора, внешность которых не разглядел из-за того, что свет от электрической лампы бил мне прямо в глаза. Снова рассказал свою историю. Они позадавали еще пару вопросов и меня вывели. Опять прищелкнули к батарее и ждал еще пятнадцать минут. Потом пришел дежурный, отстегнул меня сначала от батареи, а после вообще снял наручники. Он приказал следовать за ним. Спустились на уровень ниже и через пару дверей зашли в кабинет. Там сидел какой-то подполковник.

— Свешников Владимир Анатольевич? Присаживайтесь.

— Спасибо.

— У меня к вам есть небольшой разговор. Единственно прошу, независимо от его результатов сохранить его в тайне. Вот, распишитесь здесь. — сказал он, протягивая бланк обязательства о неразглашении.

— Хорошо, обещаю.

— Ну, так вот. Мы вам предлагаем свободу в обмен на сотрудничество.

— Это очень хорошо, но в чем будет заключаться моя задача?

— Постарайтесь втереться в доверие к полковнику Мамчуру и его заму по вооружению капитану Ленько. Ваша задача в том, чтобы вы стали для них настолько своим, чтобы они давали выполнять самые щекотливые поручения.

— Это понятно, а как с вами связь держать?

— Через вашего особиста — лейтенанта Мавросовидиса. Если заметите что-либо интересное с оружием, боеприпасами и т. д. немедленно докладывайте ему.

— Я понял. А если я откажусь?

— Вас тогда разжалывают в рядовые и попадаете в дисциплинарный батальон.

— Нда-а, перспективка не ахти. А какие-нибудь поощрения за это будут?

— В данном случае для вас ненаказание будет самым лучшим поощрением.

— А в чем меня обвиняют?

— В дезертирстве, мародерстве, распространении наркотиков, убийство начальника и шпионаже. А по закону военного времени сами знаете, что за это грозит.

— Ну, а доказательства есть?

— Сколько угодно. — сказал он и достал из рядом лежащей папки листы бумаги. — Это опись вещей изъятых у вас при задержании. Здесь указано: пять колец из желтого металла, предположительно золото; четыре зуба того же цвета; документы на имя майора Нестерова и рядовой Лабунец; личные вещи; валюта на сумму трех тысяч долларов США; продолжать?

— Да нет не стоит. — я понял, что меня прижали к стенке. — Насчет золотишка и валюты — это мне подбросили, изъятие проводилось, когда был в бессознательном состоянии.

— А вы докажите. На всех этих предметах нашли ваши отпечатки пальцев. А откуда у вас доллары США и фальшивые украинские гривны?

— Подбросили. Тем более, что Татьяна, которую тащил на себе все может подтвердить, что ничего такого я не делал. И у майора Кустова из фильтрлага есть ее показания.

— Кто подбросил? Фамилии? Эта девушка уже дала показания. И утверждает, что вы ей угрожали и держали в заложниках. Это написано в показаняих рядовой Лабунец, которые нам передал майор Кустов.

— Не знаю, я же говорю, что был в отключке. Интересно получается, угрожал и держал в заложниках, а потом еще ее раненную тащил на себе. Нестыковочка, товарищ подполковник. А можно глянуть на эти показания?

— нет, глянуть нельзя. Ну, а во-вторых, вы, как лояльный гражданин и добросовестный военнослужащий должны оказывать содействие правоохранительным органам.

— Если бы вы начали со второго, то я бы согласился. А в чем обвиняются Мамчур и Ленько?

— Если дадите согласие, то расскажу.

— Хорошо, я согласен.

— Подпишите это обязательство, предварительно ознакомьтесь с его содержанием. — и он протянул мне лист бумаги. На нем была стандартное обязательство при оформлении на допуск к госсекретам, правда, с несколькими поправками, относительно моей деятельности. Подписал и протянул обратно.

— Очень хорошо, очень разумно с вашей стороны, Владимир Анатольевич. Суть дела в чем, по нашей информации, Мамчур и Ленько снабжают оружием и боеприпасами татарских сепаратистов, даже оставляют им технику. А все списывают на боевые потери. Нам известно, что они иногда снаряжают целый грузовик и вывозят его в лес, где происходит обмен на деньги или наркотики. Всех свидетелей они убивают. Так, что нужно вывести этих козлов на чистую воду.

После допроса следак вызвал конвоиров-прапорщиков. Опять куда-то повели. Зашли в какой-то кабинет, где, как мне показалось, был у них склад. Там к нам подошел старый старший прапорщик. Выдал все мои вещи и оружие, потребовал расписаться в накладной. Ну, что ж, раз порядок требует — надо расписаться. Один из прапоров забрал у меня оружие, обещая вернуть его на выходе, повел меня дальше.

На выходе он сдержал слово — вернул автомат и пистолет. Вот теперь можно пойти к своим. Не знаю, где они находятся сейчас, но не это было важным — я наслаждался свободой. И тут начался дождь, природа просыпалась от зимней спячки: все-таки начало мая. В это время обычно девчата уже снимали зимние одежды, выставляя свои формы и прелести напоказ. Но это было в прошлой жизни, как мне кажется — в мирное время. Город окончательно изменился — улицы было не узнать и уже не мог сориентироваться, где нахожусь. Кругом одни развалины, на остатках планировки улиц копошились солдаты и строительная техника. Люди разбирали завалы, освобождая дороги. Развернул воротник бушлата, где находился капюшон и, накинув его поверх шапки, побрел дальше. У первого же патруля спросил, где находится комендатура. Они сначала с подозрением посмотрели на меня и потребовали документы. Морпехи были уже одеты по-весеннему, а я еще в бушлате и шапке. Отдал документы на ознакомление. Начальник патруля, старший лейтенант в морской форме с автоматом спросил меня кто я и откуда. Рассказал ему вкратце, где, что и как. Он посмотрел на меня немного по-другому. И потребовал мое оружие. Пришлось подчиниться, солдат сзади застегнул наручники, и опять повели меня куда-то.

В подвале здания городской прокуратуры, куда я был препровожден, оказалась гарнизонная комендатура. По «рубке дежурного» плавал сизоватый табачный дым. В наспех сооруженной клетке сидело еще три человека. Меня посадили на стул в коридоре и пристегнули к трубе отопления. Подсела девушка в камуфляже со звездочками прапорщика, достала лист бумаги и что-то написала. Потом спросила мои данные. Я ответил и попросил ее связаться с моим начальством сообщить, что нахожусь здесь. Прапорщица ушла, оставив пристегнутым. Не заметил, как уснул. Блин, что-то в последнее время, как солдат-первогодок — «как только почувствую точку опоры — через минуту оттуда доносится храп».