Эдгар По в России - Шалашов Евгений Васильевич

Но женщина, севшая за столик, всколыхнула не плоть, задела не разум, она затронула сердце. Юная девушка, совсем девочка, с бледно-розоватой кожей, маленьким носиком и огромными черными глазами, смотревшими на него так, как не смотрела на него ни одна женщина в мире. Эдгар не мог понять — кого же напоминает юная леди? Не то покойную миссис Джейн не то, виденную лишь на портрете мать. А может, и ту и другую, кто знает? Так могла смотреть только лучшая женщина в мире! И сразу же улетучились все подозрения. Мало ли какие обстоятельства привели юную деву в трактир. К тому же час был не слишком поздний, да и совсем непоздний, а трактир — это место, куда приходят поесть, а не просто выпить. Да и что он знает о русских девушках? Возможно, мисс сопровождает своего отца или брата. Или же, она путешествует без прислуги и зашла перекусить. Даже такие прекрасные особы нуждаются в хлебе насущном.

— Прошу прощения, — улыбнулась девушка, с легкостью перейдя на французский. — По правилам этикета женщине не положено первой начинать разговор с мужчиной. Но я решила, что к поэтам это не относится.

— А как вы узнали, что я поэт? — оторопел Эдгар.

— Вы уже полчаса сидите здесь, цедите водку и произносите стихи, — приподняла девушка верхнюю губку, став еще прекраснее.

— Водку? — обомлел Эдгар, посмотрев на опустевший графинчик. Как это он успел? Но вслух спросил: — А почему вы решили, что это стихи? Может, я просто что-нибудь бормотал?

— Вы не просто бормотали, а еще и прищелкивали пальцами — словно отбивали такт. Я посмотрела на вас и решила, что либо вы музыкант, сочиняющий музыку, либо поэт. Чужие стихи — пусть это стихи самого Пушкина или Байрона, не читают с таким видом. Я даже сумела разобрать несколько строф.

— И как вам мои стихи? — мрачно поинтересовался Эдгар, которого задело упоминание о Пушкине.

— Я плохо знаю английский, — повинилась девушка, — но того, что услышала, было достаточно, чтобы понять — вы замечательный поэт!

Разумеется, Эдгар Аллан По и так знал, что он самый гениальный, но услышать это от постороннего человека — тем более от красивой девушки, было вдвойне приятно. Чтобы продолжить разговор и вывести девушку из неловкого положения, нашелся:

— Вы говорите, девушкам неприлично заговаривать с незнакомым мужчиной. Меня зовут Эдгар По. Могу я узнать ваше имя?

— Anna-Belle, — услышал он.

Боже ты мой! Такое имя носила жена Байрона! Впрочем, пошел он к чёрту, этот Байрон, вместе со своими любовницами и женами. Это жена лорда носила (точнее, до сих пор носит) имя прекрасной девушки. Прошептал, повторяя: — Анна-Белла… — По американской привычке соединять два имени в одно, прошептал еще раз, словно пробуя замечательные звуки на вкус: — Аннабель… Видите, теперь мы знакомы.

— Пусть будет Аннабель, — усмехнулась девушка. — Так меня еще никто не называл, но мне нравится. И сочетание очень забавное.

— А что вы делаете здесь, мисс Аннабель? — спросил По, озираясь по сторонам. Наверное, к столику сейчас подойдет брат Аннабель, или ее дуэнья. Хотя, существуют ли у русских девушек дуэньи? Или дуэньи — это не у русских? Ну, пусть будет компаньонка. Но вместо приличного молодого человека (а каким же должен быть брат у такой красавицы?) или пожилой матроны в черной одежде к столику неспешно подходили двое бородачей. Судя по долгополым пальто со стоячими воротниками (по-русски — poddevca) — русские бизнесмены средней руки. Не произнося ни слова, один из бородачей ухватил девушку за волосы и потянул на себя так, что бедняжка едва не упала со стула. И упала бы, не подхвати ее второй бородач.

Оба бизнесмена подхватили девушку под руки, не обращая ни малейшего внимания на ее собеседника — так, словно того и Не было. Возмущенный подобным неуважением Эдгар вскочил со стула и, перемешивая английские слова с русскими, попытался остановить наглецов.

Первый из бородачей, словно бы в недоумении, посмотрел на щуплого иностранца (немец, да кой хрен разница?) и без долгих разговоров дал ему в ухо. Вернее, бородач решил, что дал. Но Эдгар Аллан По был не из тех хлюпиков, которых можно победить так просто. Буйные пирушки студентов нередко заканчивались потасовками с молодыми приказчиками и конторщиками Шарлотсвилля, где надобно было постоять за себя! А служба в артиллерийском полку, где батальонные командиры требовали от новичков таскать туда-сюда тяжеленные старые пушки! А сержант Грэйвз из форта Моултри, учивший подчиненных не только воинским уставам и субординации, но и настоящему воинскому искусству — искусству грязной драки, когда в схватке не до благородных приемов дуэлянтов!

Увернувшись от неуклюжего удара, Эдгар пнул бородача между ног, а когда тот согнулся, ударил кулаком в лицо — и верзила упал, роняя ни в чем не повинный столик. Второй бизнесмен при виде поверженного брата на некоторое время впал в некое изумление. Выпустив волосы девушки, он ринулся на наглого немца.

Эдгар встретил нападающего прямым ударом в челюсть, на некоторое время остановив нападавшего. Добавил второй раз, третий. Осознавая, что бородач его рано или поздно сметет благодаря весу (раза в два тяжелее поэта!), усилил натиск, осыпая верзилу ударами, но чувствуя при этом, как выдыхается! Но и бородач начал оседать. Эдгар По уже торжествовал победу, но он позабыл о втором поверженном враге, которого бы следовало добить. Увы, было уже поздно. Что-то тяжелое ударило юношу по затылку, так что мир перед глазами взорвался тысячами звездочек и померк.

Если кто-нибудь скажет, что петербургская полиция недаром ест хлеб, то будет прав! А если кто скажет, что горек сей хлеб — прав вдвойне!

К чему, скажете вы, подобные филозофствования, присущие юнцу, а не зрелому мужу, носящему чин десятого класса? Не за то мы выполняем свой долг, денно и нощно храня досуг градских обывателей, исполняя регламент и Устав благочиния, вмененный еще матушкой Екатериной Великой, чтобы рассуждать о тонких материях.

Согласен, совсем даже и не к чему. Но ведь так хочется, господа, побыть немного не в чинах и рангах, а в самой такой простой роли — в роли романтика! Вы же мне вопрос задали о поэте-романтике?

Я, господа читатели, врать не стану — не из голубых я кровей, всё сам, всё своим горбом выслужил. Мы, Ефимовы, не князья и не бояре, и не из столбовых дворян родословную ведем, а из простых вологодских стрельцов, тех самых, что колодников в Сибирь водили. А Сибирь-матушка с Вологодчины начинается, мимо нее не пройти. Небось слыхали: "Вологодский конвой шутить не любит"? Вот именно, через "о", а никак иначе. Я-то от вологодского говора отучился, но слова те крепко запомнил. Так какие тут шутки, коли со времен Алексея Михайловича конвоиры за каждого арестанта собственной головой отвечали. Недосчитались арестанта — метайте жребий мужики, кому в каторжники идти, в кандалы или цепи заковываться, а кому дальше службу нести.

Прадед мой и дед в конвоирах ходили, чинов и званий не имели, а батюшка, царствие ему небесное, в войсках Внутренней стражи служил, офицерский чин выслужил и потомственное дворянство. И я, сын дворянский, а не невесть кто, а чин Двенадцатого класса Табели о рангах, который пехотному поручику соответствует. На два градуса батюшку своего обошел, вот бы он порадовался. А детушки мои, Бог даст, в обер-офицерские чины войдут, собственным гербом обзаведутся.

Теперь ведь в тюрьме сидеть — красота! Кормят два раза в день, на деньги, что от казны плотят. Не особо сытно, не зажируешь, но коли работать не любишь, так и то хорошо. А раньше, всего-то двадцать годов прошло, как оно было: посадят тебя в тюрьму, никто пропитанием не озаботится. Хорошо, коли родственники есть, принесут покушать. А нет, выведет сторож арестанта убогого на главную площадь, сиди и проси, за ради Христа. Подадут — слава богу, а нет, пойдешь спать голодным. А еще от сторожа тычков схлопочешь, потому что тому тоже хочется кушать.