Зеркало Лукреции Борджиа - Наталья Александрова

Женщина улыбнулась Людмиле (так могла бы улыбнуться та самая сторожевая собака) и шагнула ей навстречу.

– Вы – дочка Михаила Николаевича? – спросила с затаенным недоверием. – Обычно он сам приезжал…

– Сейчас он очень занят, – ответила Людмила и на всякий случай показала рыжеволосой письмо.

Та взглянула на него, казалось, мельком, но очень внимательно, и снова улыбнулась, оскалив крепкие зубы:

– Анатолий Германович вас ждет.

Людмилу проводили в кабинет с большим, во всю стену, окном, выходящим в сад. За массивным столом из ореха сидел высокий (даже сидя) мужчина с красивым выразительным лицом, густыми бровями и пышными темными волосами.

– Анатолий Германович, вот она! – проговорила рыжеволосая мегера, как будто только что уличила Людмилу в каком-то неблаговидном поступке.

Подняв глаза, хозяин кабинета встал из-за стола, небрежным жестом отпустил свою сотрудницу и прошел навстречу Людмиле, почти до самых дверей. На нем был белоснежный крахмальный халат, который ему очень шел.

– Людмила Михайловна? – не то приветствовал он посетительницу, не то уточнил ее статус. – А что, Михаил Николаевич не смог приехать? Обычно он сам…

Людмила ответила ему то же самое, что рыжеволосой, немного расширив ответ:

– Отец очень занят и не смог сам приехать. Он попросил меня посмотреть, что здесь… происходит.

Доктор, однако, нахмурился и проговорил недовольно:

– Но он, несомненно, помнит условия нашего договора. Он сам настаивал на том, чтобы я не допускал к… нашей пациентке никого, кроме него…

– Обстоятельства изменились. Отец попросил меня съездить. Я ему все расскажу, и тогда уже он примет решение…

Говоря это, она послала доктору тот самый взгляд, которому ее научило зеркало, взгляд Лукреции.

И этот взгляд подействовал на психиатра так же безотказно, как на всех остальных мужчин. Анатолий Германович смешался, захлопал глазами и приоткрыл рот, как выброшенная на берег рыба. Совершенно очевидно, он забыл заготовленные слова.

– Да, конечно… – пробормотал он, сам удивляясь тому, что говорит. – Раз Михаил Николаевич доверил вам… у меня нет никаких причин… пойдемте, вы взглянете… это нужно увидеть своими глазами…

Он машинально расстегнул верхнюю пуговицу халата, снова застегнул ее и вышел из кабинета, предложив Людмиле следовать за собой.

В коридоре их дожидалась рыжеволосая мегера.

Она была явно разочарована тем, что Людмила жива и невредима.

– Проводите нас к пациентке номер семь, – сухо проговорил врач.

Рыжая чуть слышно клацнула зубами и быстро пошла по коридору.

В одной его стене были окна, выходящие в тот же сад.

Вскоре они уже стояли перед дверью. С виду дверь была самая обычная, но когда мегера открыла ее своим ключом, оказалось, что под деревянным шпоном скрыт толстый слой железа, которым могло бы гордиться банковское хранилище.

– Что у вас здесь – отделение для буйных? – настороженно спросила Людмила Анатолия Германовича.

– Ну… – Он слегка замялся. – Мы стараемся не употреблять такие термины, унижающие наших пациентов. Я предпочитаю называть их сложными пациентами, представляющими потенциальную угрозу для окружающих…

– Понятно, – кивнула Людмила. – Именование другое, а суть та же самая…

За железной дверью оказался такой же коридор, только без окон. Зато через каждые несколько шагов здесь были двери с номерами, как в гостинице.

Пройдя мимо нескольких таких дверей, мегера остановилась перед очередной. Но эту дверь она, к удивлению Людмилы, не открыла ключом, а нажала кнопку звонка.

На двери открылся глазок. Пришедших внимательно оглядели, и дверь медленно открылась.

На пороге стояла рослая и удивительно крепкая женщина лет сорока, с военной выправкой, облаченная в светло-зеленую хлопчатобумажную униформу. Вытянувшись перед врачом, как солдат на плацу, женщина отчеканила:

– Пациентка номер семь в порядке, нарушений дисциплины сегодня не было!

– Полина прежде служила в воздушно-десантных войсках, – не то с гордостью, не то со смущением пояснил Анатолий Германович для Людмилы.

Только теперь Людмила увидела саму пациентку.

Это была миниатюрная, худенькая женщина неопределенного возраста. Она сидела в глубине комнаты в обитом мягкой тканью кресле, сложив руки на коленях, как примерная ученица, и глядя перед собой немигающим взглядом. На ней была аккуратная блузка из розового шелка и черные узкие брюки.

– Валентина Романовна, к вам пришли! – проговорил доктор странным, чуть растерянным голосом.

Худенькая женщина повернулась сначала к нему, затем, не увидев ничего нового, – к Людмиле.

– Здра-авствуйте, ми-илая! – проговорила она, заметно растягивая слова. – Как это ми-ило, что вы ме-еня навести-или… здесь такая ску-ука… с ума сойти мо-ожно!

Людмила с мучительным любопытством разглядывала эту женщину, пытаясь найти в ней сходство с Глебом. Пожалуй, узкие губы и такой же, как у Глеба, разрез глаз… но сами эти глаза казались неживыми, словно были стеклянными.

– Ми-илая, – снова обратилась к ней Валентина, – я вас зна-аю? Ка-ажется, мы встреча-ались на премьере в Бо-ольшом… вы – племянница Варва-ары Константиновны?

Людмила не нашлась, что ответить, да ее ответ, кажется, был Валентине не нужен. Она улыбнулась узкими губами:

– Кака-ая у вас сла-авная блузочка! Это натура-альный шелк? Наверняка итальянская…

Она потянулась рукой к Людмиле, но Полина ловко перехватила ее руку и отвела в сторону.

Валентина этого, кажется, не заметила. Она продолжала светский разговор:

– Ми-илая, я совершенно отстала от жизни! Не помню, когда уже была на премьере или на верниса-аже… честно говоря, мне и надеть-то нечего! Все мои ве-ещи куда-то пропада-ают… а самое гла-авное, у меня такой скверный парикмахер! Не то что у вас, ми-илая!

С этими словами она снова протянула руку к Людмиле, но на этот раз Полина немного запоздала, и худощавая женщина успела схватить ее за плечо. Людмиле показалось, что в нее вцепились железными клещами. В то же мгновение Валентина вскочила, раскрыла рот, как хищный зверь, и закричала страшным, высоким голосом, визгливым, как скрип железа по стеклу. Оглушительный визг перемежался самыми грязными ругательствами, какие Людмиле приходилось слышать, но самым ужасным было то, что эта женщина, только что казавшаяся такой хрупкой и беспомощной, пыталась вцепиться зубами в горло девушки.

И еще… Людмила узнала это страшное, перекошенное яростью лицо.

Именно это лицо увидела она в зеркале перед тем, как отправилась в сегодняшнюю поездку.

Так вот о чем предупреждало ее удивительное зеркало!

Людмила едва не потеряла сознание от страха. Ей казалось, что еще секунда – и мелкие острые зубы Валентины разорвут ее горло. Полина безуспешно пыталась оттащить сумасшедшую, по крайней мере, она удерживала ее на каком-то расстоянии.

Вдруг из-за плеча Людмилы возникла рыжеволосая ассистентка доктора. Она подскочила к Валентине, ткнула ее сложенными пальцами за ухо и одновременно выкрикнула:

– Лежать!

Неизвестно, что подействовало на сумасшедшую – удар или команда, но Валентина отпустила свою жертву, упала в кресло и замерла, глядя перед собой пустыми стеклянными глазами.

Людмила глубоко, прерывисто дышала, как будто только что поднялась пешком на десятый этаж, руки ее тряслись.

Анатолий Германович мягко, но решительно взял ее за локоть, вывел в коридор. Закрыв за собой дверь палаты, он повернулся к Людмиле и проговорил:

– Простите… все едва не кончилось очень плохо, но зато теперь вы видели своими глазами то, о чем я писал, и сможете передать Михаилу Николаевичу, что это – не пустые страхи. Ее состояние ухудшилось и становится хуже с каждым днем.

– Ужас какой! – проговорила Людмила дрожащим голосом. – Скажите, что это за болезнь?

– Разве Михаил Николаевич ничего вам не рассказывал? – Доктор взглянул на Людмилу подозрительно, но она взмахнула ресницами и послала обезоруживающий взгляд.

Анатолий Германович часто заморгал, казалось, он забыл, о чем только что говорил, потер руки и произнес слегка растерянным голосом:

– Что ж, пройдемте ко мне в кабинет, я постараюсь вкратце рассказать вам об этой пациентке…

Они вернулись в кабинет.

Анатолий Германович сел за свой стол, показал Людмиле на кресло и после небольшой паузы начал:

– В психиатрии это заболевание называется биполярным аффективным расстройством, среди неспециалистов оно известно как маниакально-депрессивный психоз…

– То есть у нее чередуются периоды депрессии и вот такие вспышки ярости?

– Не совсем так. Обычно больные биполярным аффективным расстройством делятся на четыре группы – униполярный вариант, в котором больной страдает только маниакальной или только депрессивной аффектацией, биполярный с преобладанием одной из этих фаз и строго биполярный… впрочем, все это вам совершенно ни к чему запоминать. Важнее другое. Ученые до сих пор спорят о причинах и происхождении этой болезни. Большинство склоняется к тому, что причины ее преимущественно наследственные, виноват в приступах маниакального возбуждения травмированный ген, полученный от кого-то из предков. Правда, многие склонны винить и факторы среды. Но как раз этот случай подтверждает наследственную причину болезни. Я провел тщательное исследование всех доступных документов и выяснил, что в семье Валентины Романовны маниакальное поведение встречалось в нескольких поколениях. Ее прадед, крестьянин-старовер, живший в конце девятнадцатого века в северной деревне, одну за другой забил до смерти трех своих жен. Правда, тогда это считалось в порядке вещей и не вызвало интереса ни психиатров, ни полиции.