Если верить Хэрриоту… - Галина Львовна Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это слово одинаково действовало на лошадей как в книгах, так и в реальной жизни. Богиня словно приняла пароль и успокоилась, последовав за мною в открытую дверь.
Любая лошадь рада возможности поразмяться. Весьма немногие кобылы выходят неохотно, а возвращаются в тесный душный денник галопом. Богиня же явно застоялась, а может, причина была в другом, но только она вылетела в коридор пулей, а поскольку я старалась не отставать, то выволокла и меня, попутно зажав в дверях.
Только одна мысль — успеть закрыть двери перед носом жеребенка — удержала меня на ногах. Едва Богиня, сделав прыжок, оказалась на свободе, я круто развернулась и, не обращая внимания на то, как ведет себя лошадь, налегла на створку, накидывая на крюк задвижку.
Жеребенок понял, что его одурачили, только ткнувшись носом в решетку. Он обиженно заржал, трепеща ноздрями: «А как же я?» — и Богиня словно очнулась. От мысли, что ее нарочно разлучили с малышом, она разъярилась и рванулась прочь.
— А ну, стой! — тут уже разозлилась я и дернула за повод.
С лошадьми так не поступают, но с Богиней этот прием сработал, хотя и ненадолго. Все еще кипя от гнева и возмущения, она поволокла меня по коридору на улицу, с каждым шагом увеличивая скорость.
Мы вылетели на двор бегом. На нас сразу же закричали конюхи — Богиня, попав на яркий свет, не спешила останавливаться и только прибавила ходу. Скользя по асфальту, я отчаянно натянула повод, и она резко затормозила, вскидывая голову и порываясь взмыть на дыбы.
— Держи ее! Держи, безрукая! Вырвется! — кричала мне бригадирша.
Уже не первый раз мне доставалось от этой огромной женщины — то сенную дачку накладываю слишком маленькую, то не чисто в денниках, то не умею правильно одеть недоуздок или слишком долго копаюсь с исполнением простой работы. Я работала уже девятый день и еще ни разу не слышала из ее уст и слова хвалы, а сказать ей, что она умеет работать с людьми лишь немногим хуже, чем слон — петь, у меня не хватало сил. Я боялась ее гораздо больше, чем всех остальных людей, вместе взятых, и, едва заслышав ее голос, изо всех сил рванула на себя повод, поворачиваясь вокруг своей оси, чтобы дать Богине выплеснуть энергию в движении.
Кобыла описала вокруг меня почти три полных круга, и я крутилась вместе с нею, попутно выслушивая от бригадирши все, что она обо мне думает. Наконец, продолжая вальсировать с лошадью, я смогла кое-как подвести ее к коновязи. Жеребец-пробник уже рвался из рук конюхов, танцуя на задних ногах, и его темно-розовое мужское достоинство ясно показывало, что он возбужден сверх меры.
Привязав Богиню, я отскочила в сторону со всей возможной прытью, и тут со строптивицей произошла чудесная перемена. Едва почуяв рядом жеребца, она присмирела, прогнулась, словно кошка, подняла хвост и призывно даже не заржала — застонала сквозь стиснутые зубы. «Ну, иди же ко мне, милый!» — только так можно было истолковать ее поведение.
Жеребец не заставил себя просить — волоча на себе людей, как пушинки, он подлетел к млеющей в предчувствии ласки кобыле и взмыл на задние ноги, спеша исполнить свой мужской долг…
Не тут-то было! Конюхи, оказывается, не теряли бдительности и трепещущего от страсти пробника силой уволокли прочь. Как он не разметал людей в ярости, трудно представить.
— Уводи ее, — приказала мне бригадирша. — После дневной кормежки приведешь на случку!
Ой, мамочка! Почему именно я? Вести куда-то эту черную ведьму, когда она так возбуждена?.. Нет, где находится случная конюшня, я знала — успела любопытства ради добежать. Небольшой дом красного кирпича стоял неподалеку отсюда, всего метрах в ста. Но что там делать, я не представляла.
Заветного часа я ждала, как ждут экзамена или операции — с трепетом и тайным желанием: а вдруг все обойдется? Когда я входила в денник, Богиня встретила меня пристальным взглядом… чуть было не сказала «исподлобья» — но впечатление было такое, что она и впрямь хотела сказать: «Ну, чего опять приперлась? Одного раза мало оказалось?.. Тогда держись!» Я сама не помню, как надела на нее недоуздок и вывела наружу. Кобыла вылетела из денника пулей, так что я едва успела захлопнуть дверь перед носом жеребенка. Обиженный малыш просунул нос в щель между прутьями и тоненько заржал. Его мать отреагировала на это энергичным рывком, требуя вернуться назад.
— Нет уж, пошли! — Я уперлась ногами в пол, изображая из себя заупрямившегося осла — так, как видела на картинках. Нечего было и думать о том, чтобы без посторонней помощи попытаться сдвинуть с места лошадь, но Богиня неожиданно подчинилась и последовала за мной.
Однако сразу должна оговориться: «последовала» — слово не совсем точное. Кобыла шла, куда ей хотелось, а я только прилагала все усилия к тому, чтобы рано или поздно ее прогулочный маршрут пролег достаточно близко к случной конюшне. Богиня же явно наслаждалась путешествием, и единственное, что могло отравлять ей жизнь, было отсутствие рядом жеребенка. Из-за этого она постоянно порывалась вернуться в конюшню, и трудненько порой становилось понять, чего она хочет больше — снова увидеть своего малыша или же с пользой провести время на свежем воздухе.
Описав почти полный круг по заводу, мы наконец приблизились к случной конюшне. Широкие двери сбоку были распахнуты, указывая, куда заходить. Там нас уже ждала техник-осеменатор, девушка не намного старше меня, о которой я успела услышать лестные слова от Альбины, и моя бригадирша, приветствовавшая меня словами:
— Долго же ты копалась!
В середине стоял станок, немного похожий на те, в которых я еще в Шаморге доила коров. Те же железные трубы перекрытия, тот же настил — только впереди все закрывалось наглухо.
Богиню у меня забрали, и двое конюхов завели ее в станок, где я, поскольку меня никто не просил выйти, смогла воочию пронаблюдать за подготовкой кобылы к случке.
До сей поры я была знакома только с искусственным осеменением — техник надевает резиновую перчатку, берет шприц с подготовленным к введению размороженным семенем и вводит все это в корову. Та при этом стоит как вкопанная. Но с лошадьми дело другое. Кобыле не объяснишь, что с нею собираются делать, и вот двое конюхов одевают на Богиню случную шлею — петлю типа легкого хомута на шею, к которой прикрепляют два ремня. Эти
