Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Артузов полез в папку и зашелестел газетными вырезками:
– Одесская газета «Призыв» напечатала любопытный очерк про иностранца, знающего Россию. Вслух я его зачитывать не стану, но это короткая биография Рейли. Вопрос – зачем кому-то нужно публиковать биографию неизвестного иностранца, упомянув его участие в «заговоре послов», и о том, что он приговорен к смертной казни? Как мы считаем, это намек. В другом номере появилась заметка «Большевики-гастролеры», где был упомянут «Граф де Ля-Фер – член Московской чрезвычайки». Товарищ Лафар и Рейли были лично знакомы. Членов французской миссии, проходящих по делу о заговоре послов, допрашивал именно Георгий Лафар. Кроме того, они могли встретиться в бывшем ресторане «Эрмитаж», на литературном вечере. В восемнадцатом году там размещался «Дворец свободного искусства», куда захаживали иностранные дипломаты, а Георгий Лафар иногда читал там свои стихи.
– А какой смысл Рейли информировать своего противника? – пожал я плечами. – Предупрежден – значит, вооружен. Если бы я прочитал в парижской газете – мол, у нас советской торговой миссией заведует начальник ИНО Аксенов, я бы подался в бега.
– Подожди, еще и напишут, – хмыкнул Артузов. Верно, Артур хотел пошутить, но осекся под пристальным взглядом нашего начальника. Смутившись, начальник контрразведки Советской России сказал: – Извини, шутка дурацкая.
– Шутка и на самом деле дурацкая, но за каждой шуткой есть доля правды, – вздохнул товарищ Дзержинский. – Несколько дней назад сообщили из Крыма, через канцелярию Слащева – в Константинополе, где сейчас сидят Врангель и Кутепов, суд офицерской чести приговорил вас к смерти. Как я понимаю, ваш знакомец Келлер сейчас возглавляет разведку и контрразведку Крымской республики, поэтому он плотно работает по своим бывшим коллегам. Генерал Слащев опасается, что Врангель захочет вернуться.
Ну вот, до чего же странные люди. Чуть что – все бы им чекистов к смерти приговаривать. Спрашивается, что я плохого им сделал? На сапоги, что ли, барону Врангелю плюнул?
– Ну, к смерти приговорили, это ладно, – проговорил я. – Но интересно, каким боком я причастен к суду офицерской чести? Я же нижний чин, а не офицер. Слышал, что на меня приказ отправляли, но самого приказа не видел, а к тому времени, как мне прапором стать, я уже из армии выбыл по ранению. Да и услышал, когда уже в Архангельске был – вроде бы, в фильтрационном лагере мой бывший ротный командир сидел, и он, якобы, меня узнал, но я так и не удосужился уточнить.
– А вот у Врангеля уверены, что вы бывший офицер, не ниже поручика, – сообщил Дзержинский. – Поэтому, суд офицерской чести вашу судьбу и решал.
– Ну, хотя бы поручик, – обрадовался я. – Меня, когда узнают, что вольноопределяющимся на фронт ушел, вечно в прапорщики определяют. Нет бы в штабс-капитаны. А прапорщик – как-то несерьезно.
– Не переживайте, Владимир Иванович, у меня на вас четыре доноса лежат. Мол, Аксенов – замаскированный белогвардеец и бывший жандарм. Кстати, в двух случаях вы штабс-ротмистр, а двух – полковник корпуса жандармов. Один, кстати, товарищ Троцкий лично мне передал, а ему его кто-то из штабистов подкинул. Лев Давидович сказал – поверил бы, что Аксенов бывший полковник, если бы он постарше был.
– О, поздравляю вас, Владимир Иванович, – покачал головой Артузов. – Полковник Корпуса жандармов – это постараться нужно. Да, у меня тоже новость – Савинков, и иже с ним, и вас и меня тоже к смерти приговорили. Буквально за час до нашего совещания пришло сообщение.
– Ладно, товарищи, не будем отвлекаться, – постучал товарищ Дзержинский карандашом по столу. – Вернемся к теме. Да, касательно того, для чего Рейли газетные публикации, мне кажется, что здесь все просто. Я пару раз сам с ним общался, и у меня сложилось впечатление, что он не столько разведчик, сколько авантюрист и позер. Любит прихвастнуть, пустить пыль в глаза. Его увлекает не столько цель, а сам процесс. Тайны, интриги, вся прочая мишура. Вот и в газете он хотел сказать – дескать, иду на вы, бойтесь! И ему ужасно хотелось поквитаться с нами за провал «заговора послов».
Дзержинский не стал разглашать подробности, но мне они известны. В августе восемнадцатого, английские и французские послы[17], считавшие себя крутыми профессионалами (а какой посол не является шпионом?), отыскали слабое звено – командира Латышской стрелковой дивизии, согласившегося за некую сумму провести государственный переворот, убив товарищей Ленина и Троцкого. А посредником между послами и латышами был Рейли. Какова же была досада «профессионалов», узнавших, что вся операция проходила под пристальным надзором ВЧК, организации, которую они считали сборищем деревенщины и дилетантов?
– В общем, мы сумеем узнать, причастен ли Рейли к гибели наших товарищей, только тогда, когда поймаем его самого, – резюмировал Артузов. Посмотрев на Дзержинского, перевел взгляд на меня, и спросил. – Владимир Иванович, у вас есть какие-нибудь идеи?
– Есть идея выловить Рейли на «живца», – начал я вещать, делая вид, что идея только что пришла мне в голову. – В идеале – использовать вариант, с помощью которого шпионы Наполеона выманили во Францию герцога Энгиенского. Отыскать какую-нибудь любовницу Рейли, вывезти в Россию и пусть он за ней приедет. Но, как мне кажется, такой вариант не пройдет. Его любовницы нам неизвестны, а даже и станут известны, то не факт, что Сидней Рейли рванется за ними в Россию. Можно пойти по другому пути. Я предлагаю отпустить нашего антиквара в Петроград, пусть он открывает свою антикварную лавку, а мы за ним станем присматривать. Можно еще и в Москве открыть подобный магазинчик, заполнить его «наполеоникой» – гравюрами, подзорными трубами, шпагами эпохи империи. Рекламу магазинов дадим во французских газетах, я позабочусь. Соответственно, приказчиками при антиках будут наши люди, знающие приметы Рейли. Хорошо бы фотографиями разжиться, но в крайнем случае, можно отыскать толкового художника, чтобы сделал портрет. Наверняка остались полицейские рисовальщики, составлявшие портреты по описаниям. Как я понял – Сидней Рейли сходит с ума от всего, что связано с эпохой Наполеона. Не удивлюсь, если выяснится, что он приезжал в Россию лишь для того, чтобы вернуть свою вещь в коллекцию. Значит, приедет еще раз.
– Интересная идея, – кивнул Артузов, потом озадаченно спросил. – Но где мы отыщем столько старинных вещей, да еще связанных с
