Ричард Длинные Руки – гранд - Гай Орловский

Я дождался захода солнца и медленно пошел к выходу из города, но как бы ни пытался сосредоточиться на предстоящей схватке с колдуном, в черепе стучат молоточками тревожные мысли, что когда мои подлинные намерения в Варт Генце начнут проявляться, я могу потерять даже предельно верного сейчас Меганвэйла.

Он и не подозревает, что ликование от моего пребывания во главе королевства быстро сменится озлоблением, а мне придется гасить его быстро и жестоко. Это только Армландия мне досталась в классическом варианте, когда правитель ничуть не могущественнее, не богаче, не влиятельнее, чем многие лорды. Во Франции изначально век за веком короли были беднее своих вассалов. У них очень долгий исторический период было во много раз меньше земель, чем у многих сеньоров, и они получали с них меньше доходов.

В Сен-Мари я, пользуясь «военным временем», успел вырезать самых яростных противников, но это было сумбурно, интуитивно, бессистемно. В то время я все еще оставался рядовым рыцарем, поставленным во главе войск, и для управления целым королевством ну никак не годился.

Разгром Турнедо и опыт Гиллеберда позволили сформулировать некоторые аспекты власти короля: максимальная независимость от прихоти крупных феодалов, упрочение своей власти на местах, сбор налогов напрямую в королевскую казну.

Правда, и самому Гиллеберду это не удалось в полной мере, но все же наряду с феодальной у него была и королевская армия, а налоги хоть и не собирал напрямую, но сумел везде или почти везде отдать земельные владения верным себе людям.

Но все-таки даже Гиллеберд, собираясь идти на войну, созывал феодалов, и каждый из них являлся со своим войском, верным только ему, а не королю.

Я же, вторгнувшись в Турнедо, везде клялся в верности идеям Гиллеберда, что должно льстить населению, и я в самом деле им верен, разве что стараюсь везде продвинуться дальше и закрутить гайки потуже: я завоеватель, мне можно так в покоренной стране.

Но в Варт Генце я могу, получив неограниченные полномочия, провести молниеносную реформу… ну, не совсем уж, но достаточно быструю, чтобы не успели в ней разобраться и принять меры. Нет, разобраться смогут быстро, это на виду, но у меня настолько мощная поддержка всего населения, всех слоев общества, что придется проглотить неудобства от моих реформ и уповать на то, что как только я уйду, смогут все развернуть круто взад.

Так что за год должен успеть сделать все… сделать так, чтобы и через годы, да-да… я не настолько глуп, чтобы заглядывать вперед всего на годик, так вот, чтоб и через годы…

Деревья растут могучие, земля здесь прекрасная, потому и селятся охотно, несмотря на неудобства. Ручей впереди течет достаточно широкий, перепрыгнешь только в узких местах, в ночи вода кажется темной и пугающе опасной. От мертвой луны идет холодный и недобрый свет.

Я вышел из-за деревьев, осторожно ступая по берегу ручья, шагах в полусотне впереди на обломке дерева сидит у ручья, судя по силуэту, молодая обнаженная девушка с большим горбом, рассеянно болтает ногами в воде.

Дорогу мне загородил большой скользкий камень, слизь на нем так и блестит, но если войду в воду, то плеск ее насторожит, вдруг да подумает, что подкрадываюсь, я крикнул негромко:

– Эй, я друг!.. Не бойся меня!

Она вздрогнула и повернула голову в мою сторону. Я заулыбался пошире, хотя в этой полутьме вряд ли рассмотрит мое лицо, ступил все-таки в воду и медленно пошел к ней.

– Не бойся…

Она вскочила на ноги, подпрыгнула, за ее спиной развернулись громадные крылья, ударила ими по воздуху с такой силой, что по воде пошла рябь, а ее взметнуло ввысь, где исчезла почти моментально.

– Что за хрень, – пробормотал я. – Какой-то птеродактиль сидел, а мне все бабы мерещатся. Да еще и сразу голые, ага, а как же, ждут не дождутся… Пора кончать с этим гребаным целибатом…

Хотя, мелькнула другая мысль, она – птеродактиль, я – птеродактиль, можно бы и поптеродактилиться малость, мы же в лесу, здесь можно отринуть на время бремя цивилизации и этой, как ее, ага, культуры, место предопределяет сознание…

– Борись, – напомнил я себе. – Привлекательные птеродактилихи отвлекают! А мне еще столько надо сделать, и почти половину – за счет вязки.

Деревья кончились, я вышел на простор, теперь на фоне звездного неба утес смотрится совсем близко, в домике немножко жутковато светятся окна, словно страшилка какая.

Еще чуть подождем, напомнил я себе. Там в городском доме колдуна я сумел войти только потому, что на меня магические ловушки не сработали, меня просто не заметили, но здесь колдун может принять и не только магические меры предосторожности.

С другой стороны, не может же весь дом обставить ловушками. Особенно если похищенную женщину держит не в подвале на цепи…

Пожалуй, в этих землях драконы не водятся вовсе, это не Гандерсгейм, где по ним бьют сверху и снизу, но рисковать не стоит, попробую-ка лучше безобидным птеродактилем, что и курицу украсть не сумеет…

Я хотел уже начать превращение, но в темном звездном небе появилось нечто, несется, быстро увеличиваясь в размерах, что-то достаточно крупное… как мне чудится.

Я вытащил меч, но это так, рефлекс, гораздо больше, чем к схватке, я примерился, в какую сторону отпрыгну в случае… в случае чего.

На какой-то миг почудилось, что ко мне летит диковинный цветок на тонком стебле, потом ахнул, сообразив наконец, что это на самом деле.

Вообще-то я существо целомудренное, как и все мое поколение, что бы нам ни приписывало поколение постарше. При сообщении, что ведьмы летают на метле, я всегда скромно предполагал как-то по дефолту, что сидят на ней, как птички на жердочке, ну разве что просовывают древко между ног, но, как бы сказать поскромнее, в горизонтальной позиции, и летят, ерзая промежностью.

Но то, что ведьмы перемещаются на метлах несколько в ином положении, как-то в голову не приходило, пока сам не увидел, а ведь знал же, что сила ведьмы многократно возрастает лишь в случае, если пробуждает и выплескивает свою животную, плотскую энергию, самую могучую, глубинную и хтонную.

Потому неспешно летящая на метле ведьма всегда похожа на цветок ночи, покинувший землю: вверху соцветие с лепестками, трепещущими по ветру, сидит оно плотно на длинном тонком стебле, а внизу подобно корням свисают прутья метлы…

Правда, если нужно набрать скорость, ведьма переходит в горизонтальный полет и становится похожей на кальмара, часто-часто схлапывающего щупальцами, а здесь вместо них судорожно дергаются эти длинные прутья.

Она резко пошла вниз, на миг исчезла в темноте, слышно, как затрещали сухие веточки за кустами, а через минуту вышла: миниатюрная, ибо в «Молоте ведьм» точно сказано, что метла выдерживает женщин только до ста двадцати фунтов, потому все женщины крупнее или просто с весом автоматически вне подозрений, еще у этой дюймовочки длинные распущенные волосы до пояса, высокая грудь под длинной ночной рубашкой и метла в руке.

– Привет, – сказал я первым, потому что она остановилась в настороженности, – не спится?

Она все еще тяжело дышит, лицо в лунном свете выглядит совсем изможденным.

– Н-н-нет… – услышал я прерывистый голос.

– Отдохни, – посоветовал я. – А потом… мне вот интересно, а фригидные ведьмы бывают?

Она несколько раз глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, грудь у нее по росту крупная, приподнимает рубашку еще как, с каждым вздохом остро выпячиваются твердые, как речная галька, соски.

– Мне кажется, – ответила она с трудом, дыхание еще вырывается сиплыми хрипами, – вы из тех… кто понимает… суть магии… или догадывается!

– Да так, – пробормотал я. – А вдруг?

Она покачала головой:

– Откуда фригидная возьмет стихийную магию?

– Я так и думал, – сказал я. – Ты не случайно здесь оказалась, так ведь?

Она наклонила голову и посмотрела на меня исподлобья.

– Вы спасли мою младшую сестру Аргентьеллу, как она рассказала только что. И ее жениха. Мне он не очень… но это ее забота. Она убивается, что ничем не смогла вам отплатить! Сестра у меня гордая…

Я хмыкнул.

– Еще бы, она так рассказывала о своем древнейшем роде. И что? Уговорила тебя?

Она снова покачала головой:

– Нет, я сама предложила вам помочь, если сможем. А сестра тем самым будет не должна больше. Вы здесь чужестранец, как она сказала, теперь и я вижу.

Я спросил задето:

– А что во мне не так? Вроде бы все такое же…

Она усмехнулась одними глазами.

– Это кажется вам, мужчинам. А женщины видят, что нитки идут не внахлест, перевязь широковата, у нас таких вообще нет, вон те петли должны смотреть в другую сторону…

– Понятно, – прервал я. – Нужно было кого-то ограбить и одеться в его тряпки. Да, так было бы надежнее. Учту на будущее. Только вот что, лапушка… Кстати, как тебя зовут?

– Астрида, – ответила она.

– Астрида, – повторил я, – что значит богиня красоты?