Искатель. 2014. Выпуск №8 - Анатолий Королев

Флорентина не раз наблюдала за звездами и их скоплениями, хитросплетениями и показной сплоченностью, гравитационной связанностью и отдаленной рассеянностью, но не позволила им обманывать себя таинственным далеким свечением. Их коалиции, большие и малые, иногда казались в высшей степени нелепыми и хаотичными, но кто из людей осмелится оспорить исключительно совершенный порядок в них? Да и разве сама Вселенная, величественная и необозримая, не вышла из всеобъемлющего лона хаоса, сотворяющего и всепоглощающего? Вселенная, с ее бесчисленными мерцающими галактиками, содержащими десятки, а может и сотни, созвездий, и в неукоснительном порядке нашедшими себе земное воплощение в форме микроскопических частиц, также сочетающих в себе еще более первичные составляющие, с которых начинается и которыми заканчивается жизнь. И было бы безрассудством так варварски вмешиваться в покоряющее времена и пространства единство.

Рассудив так, девушка осторожно вошла в комнату, прикрыв деревянную дверь, окаймленную длинными медными пластами, которые со временем уже покрылись перламутровой патиной. Несмотря на убогость и запущенность снаружи, архив при внимательном рассмотрении радовал чистотой и заботливым уходом. Во всем чувствовалась заботливая рука: пол чисто вымыт, застойной пыли не ощущалось совсем, даже большое панорамное окно влажно блестело прозрачной родниковой водой. Оно выходило на ту сторону, где густой непроходимый лес, дрожащий качающимися соснами, напоминающими исполинские пинии с полотен Боттичелли, темнел зеленеющей пустыней и сливался с ровной линией горизонта. Лес шумел перед окном, точно чуть колыхающееся безбрежное море в ожидании грозы.

Странное чувство защищенности и необъяснимого покоя не оставляло Флорентину. Это место являлось наглядным олицетворением ее смутных мечтаний, дарило прибежище и уют.

В стопках сумбурно сложенных бумаг и написанных убористым почерком рукописей обнаружились — вообразите удивление и радость девушки! — различные ноты, эссе и просто заметки о чем-либо прочитанном или услышанном. В разбросанных по всему помещению книгах на некоторых листах мелкими неразборчивыми буквами виднелись пояснения и комментарии, которые в большинстве случаев было невозможно прочитать. Девушка держала в руках листы так, словно они могли в любую секунду рассыпаться в пепел, — настолько хрупкими и ценными они ей казались. У Флорентины всегда была досадная склонность относиться к неодушевленным предметам, как к живым людям.

Чего здесь только не было! И целой жизни не хватит, чтобы не просто изучить, а хотя бы просмотреть всю хранящуюся в заветной комнате информацию, чтобы сыграть всю музыку, написанную на пожелтевших листах. На одном из круглых аккуратных столиков Флорентина обнаружила стопку нот, подписанных датами восемнадцатого и девятнадцатого веков. Заголовки пестрели различными диковинными названиями, возле которых рукой неизвестного гения были выведены эпиграфы в виде кратких цитат, стихотворений или посвящений какому-либо графу или мадемуазель. Она пытливым взором вглядывалась в нотные листы, понимая, что держит в своих руках давне искомую музыку.

Но девушка вдруг замерла на секунду, точно озаренная внезапной догадкой, а затем в нетерпении начала оглядываться пс сторонам в поисках необходимого предмета. Действительно, в алькове стены по правую сторону двери прятался бугор, покрытый темным холщовым покрывалом неопределенного цвета, так отлично сливавшимся с пестрым разнообразием интерьера, что зрительно растворился среди шкафов и тумб. С трепетом надежды Флорентина потянула покрывало, обнажая ветхое пианино цвета ореха с красноватым отливом.

Изысканная простота инструмента, плавность его линий, блеск и переливчатость окраски — ничто не смогло бы сбить с толку не только истинного знатока и ценителя, но и неискушенного в музыке человека. Оно дышало старостью, а гордой аскетичностью будто упрекало девушку во вмешательстве в свое размеренное существование. Величавым стражем стояло оно среди общего великолепия, несчастное, но смиренное с коварной судьбой.

Флорентина открыла крышку и уверилась в своих догадках: некогда белоснежные клавиши покрылись светло-янтарной желтизной, передающей осеннее настроение, а уголки нескольких клавиш жаловались варварски отбитыми острыми краями. Девушка с грустью подумала о том, что звучание лишь зеркально отобразит внешнюю обветшалость. Тонкие цепкие пальчики аккуратно прикоснулись к клавишам робким поцелуем, на миг помедлив в нерешительности, и, наконец решившись, смело, с неожиданной силой, заиграли начало а-moll'ной Аллеманды Рамо.

Удивительно, но внутреннее состояние пианино порадовало чистым глубоким звучанием, от которого веяло мудростью и достойным опытом. Легкой поступью гаммообразных пассажей пройдясь по всей клавиатуре, Флорентина уловила на слух незначительную фальшь в верхнем и нижнем регистрах, иногда смешанную с глухим треском, похожим на шелест сухих листьев под ногами или на звук ломающейся старой ветки. И все же найденные недостатки не только не раздражали слух, но и постепенно растворялись в гуще благородного полнозвучия, исходившего, казалось, из самого сердца инструмента.

Складывалось впечатление, что кто-то регулярно настраивал его, скромно довольствуясь тройкой октав. Тот, кто следит и за чистотой, и за благообразием комнаты.

Девушке следовало задуматься об этом, но музыка уже вела се за собой, лишая возможности оглянуться и трезво оценить ситуацию. Волны покоя укачивали ее, уверяя в безопасности и отсутствии тревог, нашептывали успокоительные речи, мягко завлекая в свой призрачный кокон. Новые возможности панорамою развертывались перед ней, а на губах расцветала счастливая улыбка.

* * *

«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся».

Какая сила заставляет людей раз за разом, от века к веку возвращаться умственно и зрительно к гравюрам и холстам Дюрера, портретам ван Эйка, пейзажам Лоррена? Что притягивает нас к скульптурам Фидия или Скопаса, воодушевляет в надменных кариатидах Эрехтейона? Внимательный взгляд изучает, познает, сравнивает, делая для себя выводы, которые сначала кажутся истинными, но проходит время, и новые поиски становятся неизбежными. Каждый раз новые объяснения и причины, значения и выводы: непременно новые.

Как в густом червонном золоте солнца, отраженного сине-лазурными мягкими волнами, как в смиренных чертах мадонн, так и в сумрачном взоре крылатой женщины с циркулем в руке таятся тысячи тайн, загадок и надежд. Возвращение к истокам столь же естественно, как и дыхание, а поиски первопричины облагораживают не хуже чудесной музыки.