Дублин - Эдвард Резерфорд

Энн не придала этому значения, однако наутро после отъезда мужа она вдруг увидела, что и сын тоже куда-то собрался, и спросила, куда именно он едет и когда вернется. Морис ответил, что хочет повидать одного друга и вернется завтра. Энн показалось, что сын держится как-то уклончиво, и поинтересовалась:

– Что это за друг?

– Ты его не знаешь, – сказал Морис.

Однако Энн почувствовала, что сын говорит неправду. Она стала настаивать и заявила, что если он не скажет правду, то никуда не поедет. Наконец Морис признался, что собирается в Ратконан.

– Я вернусь раньше отца, – сказал он. – Ему и знать незачем.

Энн уставилась на него. Она понимала, что именно должна сказать: Морис не может туда ехать. Ее долгом было поддержать мужа. Но после того единственного визита она ни слова не получила от О’Бирна. Ей страстно хотелось хоть какой-нибудь вести от него. И если Морис собирался с ним повидаться, он мог хотя бы рассказать ей о нем, о том, как там дела… а может, и привезти какое-то тайное послание…

– Ты ему расскажешь, если я поеду?

Теперь Морис делал ее своей сообщницей. Конечно, он этого не понимал. Ох, если бы обстоятельства были другими! Тогда Энн могла бы отправить с сыном письмо. Но она хотя бы узнает что-то.

Энн колебалась. Потом наконец выбрала самый трусливый путь.

– Ты должен слушаться отца, – сказала она. – А если нет, то я и знать ничего о том не желаю. Не желаю знать! – С этими словами она развернулась и ушла. И через несколько минут услышала, как застучали конские копыта.

В тот же день в сумерки вернулся Уолтер. Его дело потребовало меньше времени, и ему незачем было ночевать у Орландо. И конечно, очень скоро он поинтересовался, где его сын. Энн сидела в гостиной, держа на коленях кроху Дэниела.

– Куда-то ускакал утром. Сказал, что, может быть, сегодня не вернется, – абсолютно правдиво ответила Энн.

– И куда он отправился?

– Не захотел сказать.

– И ты ему позволила?

– Я подумала… Мне показалось, что это может быть девушка…

Уолтер замолчал. Было совершенно ясно, что именно произошло. Существовало только одно место, куда стремился Морис. Значит, он просто выжидал до сегодняшнего дня, когда, как он подумал, можно будет съездить, а отец ничего не узнает. Уолтер был в ярости оттого, что его сын мог поступить столь вероломно, однако у него хватило здравого смысла не обвинять юношу во всех грехах. Молодые люди нередко творят такое. А вот его жена – это совсем другое дело. Она утверждает, будто ничего не знала? Уолтер обвиняюще уставился на Энн. Она вздрогнула и опустила глаза. Уолтер медленно кивнул. Вот как, значит. Она позволила их сыну отправиться к ее любовнику, открыто выступив против воли мужа. В глубине души Уолтера закипал обжигающий гнев. Он несколько долгих, ужасных мгновений смотрел на младенца. А потом вышел из комнаты.

На следующий день, когда Морис вернулся, его отец был абсолютно спокоен. Он даже не спросил сына, где тот был. Но сообщил, что Морис не может исчезать на ночь без разрешения, а также заявил, что у него больше нет лошади и не будет до следующего Рождества. И сразу отправил сына с какими-то поручениями в город.

Позже Энн узнала от Мориса, что у О’Бирна дела идут хорошо, что он бодр, как всегда, и собирается в Дублин.

– Скоро?

– Он не сказал. Но посылает тебе свои наилучшие пожелания.

В следующие недели Уолтер Смит был очень занят делами. И еще Энн казалось, что в нем происходят какие-то перемены. Потерял ли он действительно какую-то часть своего лишнего веса, она сказать с уверенностью не могла, потому что физической близости между ними не было. Но в нем появилась какая-то новая живость и жесткость, он проживал дни так, будто, по крайней мере мысленно, больше не нуждался в Энн.

А она все ждала какой-нибудь вести от О’Бирна.

Чиновники Уэнтуорта предложили Дойлу войти в некую важную комиссию, и он предположил, что, должно быть, о нем вспомнили в связи с той историей в Лондоне, больше десяти лет назад, когда речь шла о благосклонности к католикам.

– На вас смотрят как на достойного доверия представителя Ирландской церкви, – сказал Дойлу один из чиновников.

– Наверное, – сухо заметил позже Дойл в разговоре со своим кузеном Орландо, – я должен воспринимать это как комплимент. – И хотя он не имел ни малейшего желания оставлять семью, отправляясь куда-то с какой-то миссией, он продолжил: – Но я был бы дураком, если бы отказался.

И потому одним летним утром он вместе с большой группой джентльменов и чиновников из Дублинского замка поехал на север. Поездка должна была занять около месяца.

Цель миссии была проста: убедиться, что в Ульстере не происходит ничего опасного.

Когда позже той весной король Карл вместе со своей не слишком пылкой армией добрался до шотландской границы, его встретили сторонники Ковенанта. Произошло несколько стычек, но король Карл ничего не добился и заключил перемирие. Правительство оказалось в безвыходном положении. А тем временем королевские представители рыскали по Ульстеру и задавали вполне очевидный вопрос:

– Собираются ли шотландцы в Ульстере тоже устраивать беспорядки?

Дойл, продвигаясь все дальше на север, не уставал удивляться. Члены комиссии и их сопровождающие уже являли собой немалый отряд, но за ними шли еще и вооруженные всадники, пехотинцы и мушкетеры, и все это выглядело небольшой армией. Король отправил к шотландцам вовсе не бестолковых новобранцев. Это были хорошо обученные солдаты. Когда Дойл выразил свое восхищение в разговоре с одним из чиновников, тот ответил с улыбкой:

– Даже пресвитерианцы должны найти это убедительным.

Уже в Ульстере Дойл с изумлением узнал, что Уэнтуорт был намерен установить мир, просто вынудив ульстерских шотландцев принести клятву верности королю. Конечно, ничего нового в этом не было. Король Англии Генрих VIII проделал то же самое, когда сам нарушил клятву верности папе римскому, а некоторым преданным католикам вроде сэра Томаса Мора, отказавшимся это сделать, пришлось умереть. И именно отказ дать такую же клятву теперь не позволял Орландо Уолшу и остальным католикам из старых англичан занимать государственные должности. В традиционной Ирландии клятва верности была делом обычным, хотя, что было весьма умно, она сопровождалась заодно еще и передачей заложников.

А теперь от шотландцев требовали так называемой Клятвы Отречения. Приносивший эту клятву должен был отречься, то есть не признавать Ковенант и отдать свою преданность королю Карлу. Дойл предполагал, что этого потребуют от видных людей и от глав семей. Но ему следовало лучше знать Уэнтуорта.

– Полностью и до конца – вот мой девиз! – заявил тот.

И они заглядывали в каждый дом, на каждую ферму, на каждое поле и в каждый амбар.

– Там, где есть шотландец, будь он хоть последним нищим, – было сказано чиновникам, – если ему стукнуло шестнадцать, он должен дать клятву.

Именно так и поступала комиссия. Большинство шотландцев жили в восточной, прибрежной части Ульстера, но представители короля добирались туда, куда им было нужно. В каждом районе они разбивались на небольшие группы, но в сопровождении солдат, и просто шли от двери к двери. Любой шотландец, хоть местный житель, хоть гость, вынужден был давать клятву. Дойл сам выслушал ее от сотен человек, протягивая им небольшую потрепанную Библию.

Шотландцам это не нравилось. Черная Клятва – так они это называли. Но выбора у них не было. Через три недели Дойла поблагодарили и позволили вернуться домой. И он несколько дней в одиночестве путешествовал по провинции, прежде чем отправился назад.

По дороге домой, проезжая через Фингал, он свернул в сторону, чтобы переночевать у своего кузена Орландо.

Он с наслаждением поужинал с Орландо и его женой, а потом Мэри оставила мужчин наедине. Орландо очень хотел узнать о действиях комиссии, а Дойл в равной мере хотел поделиться мыслями с умным адвокатом-католиком. Орландо спрашивал: хотят шотландцы в Ульстере также образовать Ковенант или собираются переправиться через море и там присоединиться к своим?

– Когда вы туда отправились, в Дублине многие были напуганы как никогда прежде, – объяснил он.

– Не думаю, что там есть какая-то опасность, – ответил Дойл. – Конечно, сообщение через пролив между Ульстером и Шотландией существует. И всегда существовало. Но положение здесь и там совершенно разное. В Ульстере шотландские пресвитерианцы в меньшинстве. Им приходится вести себя тихо, хотя, без сомнения, они хотели бы помочь Шотландии, если бы могли, и они с восторгом наблюдали, как там унизили короля Карла.

– Я пытаюсь вообразить огромную общину докторов Пинчеров, – с улыбкой сказал Орландо.

– Знаешь, они весьма честны, горды и трудолюбивы. А кое в ком я заметил некоторый мрачный юмор, несмотря на обстоятельства. По правде говоря, Орландо, они мне понравились куда больше, чем доктор Пинчер. – Он немного помолчал, размышляя. – И еще в них есть некая сила, которой нет у доктора Пинчера и которая очень меня пугает.