Парадокс чести - Пэт Ходжилл

Интересно, почему он никогда не встречал там свою мать, кроме как в виде узора из мха и лишайника на каменной стене? Это расплывчатое лицо безмолвно наблюдало за ним всё его детство, а он никогда его не узнавал, пока оно не явилось за ним в образе той жуткой штуки из шнуров и голода.

Но теперь всё изменилось. У него есть семья. У него есть друзья.

Так он твердил сам себе. И всё же, в данный момент, он ощущал одиночество, и холод, и голод.

Кто ты такой, чтобы хоть кто-нибудь обращал на тебя внимание? шептали призраки его прошлого.

В обеденном зале двумя этажами ниже звенела посуда и разносился запах готовки. Кадеты возвращались с уроков, смеясь и переговариваясь. По лестнице зазвучали шаги. В комнату вошла стройная фигура, разговаривая с кем-то через плечо. Затем она повернулась и увидела его.

— Киндри! Так ты всё это время ждал меня здесь? Этот негодник Серод мне ничего не сказал!

Она шагнула вперёд и взяла его за руки, её — теплые в своих чёрных перчатках, его — холодные в её пожатии, пока её охотничий барс Жур обнюхивал ему ноги.

— Что у тебя с лицом?

Она коснулась тёмного синяка и рассмеялась. — Местные детишки играют довольно грубо, но вот отделаться от меня у них пока не получилось.

Нет, подумал Киндри, и не получится. Как минимум один из них оказался на редкость тупым учеником, раз уж до сих пор не смог этого усвоить. Он позавидовал её неунывающей стойкости, столь неожиданной в ком-то, казавшемся столь хрупким.

Она повернулась и позвала вниз по лестнице. — Рута, принеси еду сюда. Этим вечером я обедаю со своим кузеном. И разожги огонь. Вечер, похоже, будет прохладным.

Белобрысая кадетка принесла чашки с супом-пюре, свежий хлеб и кувшин эля. Пока они ели, а барс настырно выпрашивал у них объедки, Рута сложила груду растопки под большим бронзовым бассейном и разожгла огонь. Прошло время, и холод медленно покинул кости и душу Киндри.

— Он служит мне в качестве ванны, — сказала Джейм, махнув рукой в сторону бассейна, — но ты и так это знаешь, со времени своего последнего визита. Хочешь, чтобы его наполнили? Нет? Ну тогда, что насчёт перевода письма Кинци?

Киндри объяснил.

Джейм выругалась, встала и принялась мерить шагами комнату. Жур поспешно убрался у неё с дороги.

— Мне следовало уделить ему больше внимания, — сказала она. — Пусть даже Лура проглотила половину письма, а я не могла прочесть остальное. Перевод Тришен определённо наводит на некоторые размышления и согласуется с моими собственными подозрениями, но и что с того? Кирен права: это ещё не доказательство. И я едва ли знаю, что им может быть, разве только признание от самой Ранет.

— Значит, ей удастся выкрутиться? — От этой мысли у Киндри сжалось горло. Так много жертв, все женщины его семьи, кроме его матери, да и та оказалась в одиноком изгнании.

— Ну, до сих пор, Сука Глуши хранила свой секрет на протяжении десятилетий. А использовать письмо Кинци означает предательство драгоценного узелкового кода благородных леди.

— Это так важно?

— Не особенно. Зима, которую я провела под ласковой опекой Женского Мира, была почти столь же плоха, как и твоя в Училище Жрецов в Глуши. Я им ничем не обязана. Но нас теперь трое. И один из нас просто обязан её остановить, так или иначе.

— Вероятно, это будешь ты.

В ответ Джейм улыбнулась, мелькнули белые, плотно сжатые зубы. — О, мне бы этого очень и очень хотелось.

Киндри наблюдал, как она шагает. Её сжатые в кулаки руки погрузили ногти в её ладони, а глаза мерцали серебром в свете огня. Через образ души[78] пробежала дрожь. До него внезапно дошло, что она только что подавила зарождающуюся вспышку берсерка. Её самоконтроль пугал его почти столь же сильно, как и её потенциальная жестокость.

— Ты опасный человек, ты это знаешь?

— Порой, даже слишком опасный. А в остальном, я спотыкаюсь о свои собственные ноги. Но в качестве добавки ко всей этой мешанине, можешь передать Кирен следующее: в ту ночь пожара, когда был подписан твой контракт, тёмный переврат Мразиль[79] изображал из себя слугу Ранет.

Киндри поражённо на неё уставился. — Откуда ты знаешь?

Джейм скорчила рожу. — Это довольно сложно объяснить. Порой у меня бывают видения, как будто разные места пытаются мне что-то показать. В Канун Осени, в зале посмертных знамён Готрегора и в Лунном Саду, я углядела много того, что по-прежнему сбивает меня с толку. Но Мразиль там определённо был. Больше того, я не думаю, что Ранет имела хоть малейшее представление о том, кем или чем он являлся. Она не из тех, кто уделяет много внимания слугам.

— Таким образом, это может значить, — медленно сказал Киндри, складывая вместе кусочки мозаики, — что отцом Лорда Рандира, вероятно, является Мразиль.

— И дедушкой Тени, откуда понятно, как она сумела унаследовать свою порцию тёмной крови. Чего мы не знаем точно, так это чьё лицо показал Мразиль Ранет, когда они занимались любовью.

— Может, Грешана? — спросил, сбитый с толку Киндри.

— Нет. Она сначала и думала, что это был Грешан, но затем он изменился, и не обратно в Мразиля. Кинци говорит, что Ранет была довольна. А я не вижу причины ей радоваться, обнаружив, что её обманом принудили к связи с лакеем.

— Тогда, кто? Геррант?

— Нет. Как я полагаю, твой отец, Герридон.

— Но Мастер же не переврат?

— Нет. Мой дорогой дядя Герридон старается как можно меньше общаться с тенями. За его кажущееся бессмертие платят другие. Но Ранет этого не знала. Мне всегда казалось, что Милорд Кенан мне кого-то напоминает. Теперь я знаю кого: Мразиля.

— Так Кенан тоже переврат?

— Этого я не знаю. Возможно, эта способность перепрыгнула через одно поколение, но учитывая, насколько скрытны Рандиры, разве можно это узнать, пока он не потеряет контроль и не разоблачит сам себя? Ранет наблюдала или продолжает наблюдать за Тенью через её змею Эдди, вероятно, чтобы увидеть, если в ней начнёт проявляться её происхождение. Некоторые кадеты её дома уже ополчились на неё, но не из-за этого.

Она рассказала Киндри о попытке утопить Тень в подвале Рандиров во время Дня Безвластия.

— Всё это сильно запутывает, — сказал Киндри, ероша свои белые волосы и застревая пальцами в их непокорных вихрах. — Ты говоришь, что кадеты, пытавшиеся убить Тень, привязаны вовсе не к её бабушке? А тогда, к кому?

— Не к Рандироку, и быть может даже не к Кенану. Ты знаешь Рандиров лучше, чем я. Кто ещё там есть?

Киндри вернулся в мыслях к своей жизни в Глуши, большая часть которой была потрачена на Училище Жрецов. — Некоторые хайборны Рандиры служат Ранет только из страха. В училище есть несколько шаниров Рандиров, и не все из них здесь добровольно. Некоторые из них, возможно, способны привязывать.