Пятнистый сфинкс - Джой Адамсон

Внезапно у меня началась такая боль в пояснице, что пришлось немедленно поехать к доктору в Найроби. Он нашел у меня опоясывающий лишай, а это требовало длительного лечения. Надолго расставаться с гепардами мне не хотелось, и я пробыла в больнице только три дня, а потом вернулась в лагерь и там уже сама продолжала лечение.

Глава 15.

Наводнение

Возвратившись, я узнала, что гепарды ушли вверх по течению, направляясь к хребту, который широкой дугой подходил к Скале Леопарда. Гряда холмов постепенно расширялась, переходя в плато. Оно возвышалось над окружающей местностью не более чем на двести футов, но с него открывался великолепный вид на равнины; эти равнины ограничивались слева нашей речушкой, а справа — Муликой; обе речки текли параллельно друг другу примерно в миле от гребня. Для гепардов это был сущий рай, хотя нам нелегко было таскать тяжелый груз за пять миль от лагеря. У начала гряды осталось несколько высохших луж, дно которых было покрыто тонким осадком соли. Судя по следам, эти солонцы привлекали множество животных. Над ними склонялись тенистые пальмы дум, где, по всей видимости, устроилось на временное жительство большое стадо павианов. До сих пор Пиппе удавалось уберечь своих малышей от этих зловредных существ, но я очень обеспокоилась, когда на этом месте нам повстречались только Пиппа и Мбили — а остальные не показывались. Пиппа спокойно принялась за мясо, а маленькая Мбили бродила вокруг, тревожно звала сестер и смотрела в ту сторону, откуда доносились вопли павианов. Мы пошли на шум и увидели целую толпу этих мохнатых клоунов на дереве возле солонца. Завидев нас, они попадали на землю, как спелые яблоки, и умчались к дальним деревьям, откуда наблюдали, как мы разыскиваем гепардов. Только через два часа мы наткнулись на Уайти и Тату — они затаились в густых зарослях, окаменев от страха. Я попыталась успокоить их, пока Гаиту уходил за мясом, но они очень нескоро решились выйти на открытое место и поесть, хотя были голодны. Мне хотелось подманить Пиппу к детенышам; я пошла за ней и увидела, что она устремилась в погоню за маленьким стадом газелей Гранта, которые убегали как раз в противоположную от молодых сторону. В довершение неприятностей хлынул ливень и промочил нас до нитки. Но я приняла твердое решение — собрать всю семью воедино и шлепала по грязи до тех пор, пока не подогнала всех троих малышей к матери. Чтобы семейство опять не разбежалось, я отдала им все оставшееся мясо, и Пиппа вцепилась в него с такой жадностью, что приняла за мясо мою руку и основательно ее прокусила.

До лагеря было около двух часов ходу, и к тому времени, когда я добралась до машины и доехала до Скалы Леопарда, чтобы сделать укол пенициллина, лимфатические железы у меня распухли уже довольно сильно. Мне пришлось лечиться три дня, да еще и принимать лекарства от опоясывающего лишая, так что, странствуя пешком по шесть-семь часов в поисках гепардов, я чувствовала себя очень неважно.

Однажды утром после долгих поисков мы услышали возбужденное кудахтанье цесарок и поднялись на вершину холма, где и нашли наше семейство в окружении целой стаи птиц. Нельзя было удержаться от смеха, видя, как задорная цесарочка прогуливается прямо под носом у гепардов, квохча изо всех сил, чтобы вывести их из терпения. Наконец Уайти лениво поднялась и бросилась на пернатых, но тут же села и широко зевнула. Это меня озадачило, потому что гепарды были явно голодны и очень оживились, увидев корзинку с мясом, — должно быть, завтракать цесарками им не хотелось.

Наступил апрель, и короткие, но сильные дожди стали поливать нас вовсю. После одного такого ночного ливня мы едва не наткнулись на спящего буйвола, заметив кончики его рогов чуть ли не у себя под ногами. Мы не успели отступить, когда он стал подниматься. Забавное это было зрелище: он уставился на нас, а комья липкой грязи отваливались от него и шлепались на землю. Бежать по скользкой грязи было невозможно, и положение оставалось весьма напряженным, пока мощное животное не побрело прочь, потешно скользя раскоряченными ногами в болоте. Прежде чем мы обнаружили семейство, нам пришлось пройти еще две мили и не раз приземлиться на «пятую точку», причем самым неблаговидным образом.

Гепарды отыскали для себя песчаную полоску, соединявшую холмы с рекой Муликой — в насквозь затопленной местности это был единственный сухой клочок земли. Мы увидели их, когда они гнались за медоедом. Пиппа прекратила погоню, как только увидела корзинку с мясом, а молодые преследовали свирепого зверя, пока он не ускользнул в чащу, куда они уже не могли пролезть. Я недавно заметила следы глистов в фекалиях молодых и поэтому накормила всю семью йомезаном — по две с половиной таблетки каждой из молодых и три таблетки Пиппе. Лекарство было принято без всякого сопротивления, потому что я спрятала его в мясе. После еды они от души повеселились: дрались из-за кусочков козьей шкуры и хватали друг друга за ноги.

В эту ночь лило без конца. Мне не терпелось узнать, как гепарды перенесли глистогонное лекарство, но пришлось ждать до полудня, пока земля хоть немного подсохнет. Семейство встретило нас на песчаной полосе, все были голодны, но как будто здоровы. Только Мбили показалась мне страшно худой. Наверное, причиной была ее нервозность — она жила в постоянном напряжении, и это мешало ей набирать вес так же легко, как ее более спокойным сестрам. Мне оставалось надеяться, что, избавившись от глистов, она вообще окрепнет. Весь день небо хмурилось, и только к вечеру солнце пробилось сквозь тучи и согрело нас всех. Как хорошо было смотреть на пирующих гепардов, залитых золотым сиянием закатного солнца. Мы ушли от них, уверившись, что с голоду они не умрут, даже если дожди помешают нам в течение нескольких дней приносить мясо.

Двое суток дождь не прекращался, и болотистая местность стала непроходимой. Когда мы наконец добрались до холмов и пошли вдоль гребня, мы вдруг увидели вокруг массу прыгающих рыбок от шести до восьми дюймов длиной. Они выскакивали из мелкого ручейка, который вился по болоту и исчезал ярдов через двадцать. Гаиту зашлепал вслед за ними, уверяя меня, что это прекрасное блюдо, и за несколько минут изловил пятнадцать штук. Я никак не могла догадаться, каким образом эти рыбки очутились на вершине гребня. Насколько я знала, поблизости не было даже ручейка, из которого дождевые потоки могли бы их принести. И, конечно же, их не могли разбросать птицы или браконьеры — для этого рыбешек было слишком много.

Пока Гаиту занимался рыболовством, я осматривала окрестности в бинокль и очень скоро обнаружила своих гепардов далеко внизу на равнине. По тому, как они заторопились к нам, старательно избегая луж и постоянно отряхивая лапы от налипшей грязи, было ясно, что они сильно проголодались; и я огорчилась, что у нас с собой так мало еды. Чтобы извлечь из нее как можно больше, я раздробила кости; малыши так и рвали у меня из рук это месиво. Когда до Пиппы дошло, что она проворонила свою долю, она с достоинством удалилась. Я попыталась вернуть ее, дала ей несколько лакомых кусочков, но она очень нескоро сменила гнев на милость.

К счастью, в эту ночь дождя не было, и наутро нам удалось принести им свежую козью тушу. Пока они ели так, что за ушами трещало, мы пошли фотографировать рыбок. Но из-за того, что не было дождя, ручеек пересох. Все рыбки погибли и лежали кучками по шесть-десять штук в подсыхающей грязи. Меня удивило, что ни одну из них не тронули ни птицы, ни хищники — ведь они были совсем на виду. Я сделала несколько снимков Гаиту с мертвой рыбой в руках, а потом собрала немного экземпляров и, просолив их хорошенько, послала в Найроби в Министерство рыболовства. Оттуда ответили, что это Labeo gregorii — водятся они в Тане и ее притоках. Но никто так и не смог объяснить, каким образом их занесло на гребень, ведь до ближайшего притока Таны было больше мили и находился он на сто пятьдесят футов ниже того места, где мы их нашли.

Котятам Пиппы уже исполнилось по восемь месяцев, и они теряли последние молочные зубы. 20 апреля у них выпали клыки, и это очень мешало им есть, так как они не могли ни удерживать мясо, ни отрывать большие куски. У них остались только коренные зубы, но, вероятно, хорошо развившиеся, потому что они прорезались, как мы видели у Уайти, еще два месяца назад. Малыши, пытающиеся прожевать кусочки мяса, которые я готовила им заранее, выглядели очень трогательно. Они причмокивали, как будто всасывали мясо через дырки от выпавших зубов. Пиппа не замедлила воспользоваться их временной неполноценностью; если бы я не отбирала у нее долю малышей, она заморила бы их голодом. И вообще на Пиппу очень часто нападали приступы ревности, и тогда она пользовалась своей материнской властью во вред детям — уходила и звала их за собой. Они повиновались, правда, нерешительно, то и дело останавливаясь и оглядываясь на меня, а я несла за ними мясо. Улучив момент, они поспешно, пока не вмешалась Пиппа, заглатывали целые куски. В моей помощи особенно нуждалась Мбили, и мои постоянные уловки, чтобы дать ей побольше еды, сближали нас с каждым днем. До чего же трудно было не избаловать ее — она была полна неотразимого обаяния, хотя, несмотря на лоснящийся мех, все еще оставалась очень худенькой. 25-го я заметила, что у Мбили и Уайти прорезались нижние резцы, и с тех пор им стало легче есть.