Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

— Ты помнишь любимую поговорку? — вскинулся Каримов. — Очень приятная неожиданность. А почему ты ее запомнила? — Он переступил с ноги на ногу, шинель так и осталась висеть на одном плече. — Если рассуждать логично, «твой глаз упал на Каримова». И правильно. Мудрые учат: «Добро порождает добро». — Каримов провел обеими ладонями по щекам, сверху вниз, будто воздавая хвалу высшим силам. Потом надел шинель, застегнул крючки. — Бери любую еду в шкафу, кушай, пей, потом… бай-бай. В большой комнате увидишь две кровати, ты ложись на малой кровати, там перина пуховая, тоже американская. А меня заждались, служба. Каримов махнул Эльзе перчаткой из черной блестящей кожи, вышел, захлопнув за собой дверь…

Эльза осталась одна в коридоре. Посидела на табурете, со страхом и благоговением разглядывала лепнину на потолке, нежно-голубые обои. Поначалу все в девушке было обострено, но на смену возбуждению пришло отупение. Слишком резким оказался переход от тьмы к свету. «Уж не приснилось ли мне все это?» — подумала Эльза. Нет, мирно тикали часы в коричневом дубовом футляре, призывно белела дверь, ведущая в кухню. Немного освоясь, Эльза почувствовала сильный голод. Осмелела, осторожно вошла в чисто прибранную кухню, дотронулась до полированного стола, потом прошла к холодильному шкафу. На красной медной ручке четко выделялись буквы на английском языке. Долго не решалась потянуть ручку на себя, в конце концов голод пересилил страх. Да и она опасалась подвоха. Здесь, в Сибири, все ей казалось призрачным, обманчивым, казалось бы, очевидные события вдруг оборачивались совсем неожиданной стороной, зло и добро как бы соревновались друг с другом, и — Эльза Эренрайх находилась в центре этого странного круговорота.

«Хозяин ведь разрешил мне поесть, — успокаивала себя, — ничего не произойдет страшного, если я возьму кусочек хлеба, вскипячу чай». Собравшись с духом, она потянула на себя ручку дверцы холодильного ящика и… застыла в изумлении. Одинаковые розовые пакетики стояли на полках ровными рядочками. Эльза с опаской взяла один пакетик, развернула его. Боже мой! Перед ней лежала нарезанная ровными ломтиками красная рыба. Когда-то отец ловил на Волге осетров. Вечером вся семья угощалась необыкновенно вкусной ухой, но красной рыбы видеть ей не доводилось. Все, что она видела, никак не укладывалось в сознание, мало походило на реальность. Шла страшная война, от холода пухли люди, мерли, как осенние мухи, вырывали друг у друга кусок хлеба, дрались за каждую мороженую картофелину, а холодильный шкаф в доме Каримова буквально ломился от пакетов с колбасой, рыбой, копченой телятиной, здесь же зазывно, маняще яркими наклейками, стояли консервные банки. Эльза сглотнула слюну. Чувствовала, как силы покидают ее, подумала: «если сейчас, сию минуту она не съест хоть кусочек хлеба, потеряет сознание. Очень осторожно, авось хозяин не заметит, отщипнула отслоившийся от окорока жирок, давясь, проглотила, и чтобы избавиться от искуса, стала лихорадочно заталкивать продукты в холодильный шкаф, захлопнула податливую дверцу и обессиленно откинулась спиной к стене…

«КРАСНЫЙ ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛОК»

Разговор начальника Новосибирского НКВД полковника Калныша с капитаном Кушаком был не совсем обычным. Проходил не в управлении, а на конспиративной квартире, в крохотной избушке бакенщика, на берегу полноводной Оби. Бакенщик был секретным осведомителем НКВД с давних пор. Из окон было видно, как по мосту едва ли не каждые пять минут проходили железнодорожные составы — «товарняки» с военными грузами, «передачи», так называли здесь пригородные поезда, которые перевозили работяг с левого берега на правый и обратно.

— Разговор у нас будет серьезным, — полковник Калныш в душе не был уверен, что поступает по совести, но иного выхода не видел. Из всех «красных латышских стрелков», во время революции охранявших Ленина, оставался он один, остальные …Калныш отмахнулся от внезапных воспоминаний, как от назойливой мухи. — Там, — он поднял указательный палец вверх, — требуют ужесточить содержание «немецкого десанта», обвиняют нас в мягкотелости.

— Они правы или…

— Безусловно, мы, профессионалы-чекисты, занимаемся несвойственной нам деятельностью, выполняем чисто конвойные функции.

— И я о том думаю, — с готовностью подхватил Кушак, — мы, как журналисты, должны быть не только коллективными пропагандистами идей, но и организаторами, вскрывать нарывы лучше хирургическим путем. — Настороженно взглянул в глаза старого чекиста.

— С вами, Кушак, приятно работать, я только подумал, а вы… — Калнышу и впрямь было трудно сказать то, что удалось легко капитану Кушаку. Да, он, Имар Иванович Калныш, был готов нещадно карать врагов, но не по звонку из центра, а по революционной совести. И чтобы оправдать себя, добавил: «На фронте отмечены случаи саботажа, не всегда взрываются реактивные снаряды с секретной меткой нашего комбината».

— Не может быть! — вскинулся капитан Кушак. — Хотя чем черт не шутит, когда Бог спит.

— Анализ показал, что на днища корпусов снарядов подсыпался песок. — Калныш отвел глаза, трудно было многократно повторять чужую ложь.

— Немки! Точно, немки! — Кушак вскочил на ноги. Я давно догадывался! Казалось, он готов был немедленно броситься исполнять любое приказание. — Что нужно делать?

— У вас есть конкретные предложения? — Калныш подумал: вот кого не будет мучить совесть. — Вы же в самой гуще событий. Кстати, капитан, в случае успешного завершения операции «немецкий десант», вы получите повышение, орден, хотя… давайте только без спешки. Знаете, как работают шабровщики? — неожиданно сказал Калныш. — Они так подгоняют заготовки одна к одной, что даже лезвие бритвы не пролезает в щель.

— Ваш намек понял, товарищ полковник! Я на свой страх и риск подготовил ряд операций предупредительного характера. Мы не оставим саботажникам и щелочки.

— Выкладывайте свои предложения. — Сегодня услужливый капитан был неприятен Калнышу. Раньше, в управлении, среди массы сотрудников он не казался столь рьяным.

— Итак, мною разработан план инсценировки взрыва… А подробнее…

Капитан рассказывал с жаром, помогая себе жестами. Глаза его горели. А полковник Калныш слушал его, а думал о том, что пора ему уйти на отдых, забыть эти страшные годы раз и навсегда, вычеркнуть их из памяти.

…Капитан Кушак сторожко вышел из домика первым, торопливо зашагал в сторону станции. Лишь спустя час бакенщик и полковник с удочками в руках направились к причалу, возле крохотного пирса колыхалась деревянная лодка с мотором…

АГЕНТ МАРГАРИТА

Капитан Кушак встал с койки голый, не надев даже офицерских кальсон с мягкими завязками. Босиком прошел в угол комнатушки, зачерпнул из ведра воды, жадно выпил почти полный ковшик, обтер тыльной стороной ладони губы, шагнул к зеркалу, засиженному мухами. Взглянув на худое, мослатое тело, на морщинистую кожу, разозлился на самого себя. Хрипло крикнул, не оборачиваясь:

— Ну, вставай, вставай, зараза немецкая! Ишь, разлеглась, как гамбургская корова!

Маргарита послушно перекатилась по тонкому соломенному матрацу, соскользнула на холодный пол босыми ногами, стала торопливо натягивать дырявые чулки, заштопанные на пятках. Дрожа от холода и страха, накинула на плечи рваную кофту — подарок матери к дню свадьбы, надела юбку, которая стала свободной и ее все время приходилось ушивать. Села на край койки, ожидая от начальника дальнейших распоряжений.

Капитан тоже быстро оделся, присел к столу, сдвинул к середине опорожненную бутылку водки, нехитрую закуску, разложенную на газете. Маргарита за его спиной тяжко вздыхала. Наконец, ополоснув лицо под умывальником, села рядом с капитаном, глядя на начальника преданными глазами.

— Итак, гражданка Волжская, — погасив злорадную усмешку, проговорил Кушак, — приступим ко второй части нашей деловой встречи. Какие новости среди ссыльных? Ну, что глазами лупаешь? О чем поговаривают задушевные подруги? Поди, хают советскую власть? — Испытующе, снизу вверх поглядел на Маргариту. — Знаю, спят и во сне видят, как бы нам навредить.

— О всяких женских делах толкуют, гражданин капитан, — попыталась уклониться от ответа женщина, — ничего интересного, войны да политики они не касаются, все больше о мужьях вспоминают.

— Врешь! — Капитан досадливо пристукнул кулаком по столу. — Своих фашисток выгораживаешь! Мы тебя на легкую работу поставили, подкармливаем, а ты… крышу для своих строишь, выгораживаешь. Я сразу понял: на вас, немцев, нельзя ни в чем полагаться.

— Можно, можно, гражданин капитан!. — пролепетала Маргарита, хлопая доверчивыми коровьими глазами. — Я вас ни в чем не подведу.

— Слышь, Маргарита, — смягчился капитан, — ты не задумывалась, почему, к примеру, Эльза Эренрайх получает незаконные талоны на гвардейские обеды? Почему она уходит со смены во время работы? Как думаешь, в чем тут загвоздка? — Капитан Кушак, конечно, знал про Эльзу все, но решил проверить, что думаю, по этому поводу ссыльные.